Анекдот про пока
Среди моих друзей есть один тип, который за двадцать лет нашего знакомства умудрился практически не измениться. Он даже не ест свой желудок, а отсутствие грусти в его глазах и морщины на лбу заставляют подозревать, что у него нет нервов, следовательно, нет совести, и вообще, что он редкостная сволочь. Но дело не в этом.
Это может испортить настроение окружающим, но, оказывается, у нашего вечнозеленого кипариса тоже есть проблемы. Подводя итог, он назвал их «песком в шортах».
«Видите ли, — признался он однажды, — я всегда любил море. В детстве я любил заплывать в синеву, выходить на берег, разбиваться о раскаленные камни и поджариваться, жариться как рыба, пока не становилось совсем невыносимо, а потом с горячей ракушкой снова бросаться в прохладные морские волны.
Я слушал и кивал, потому что, как человек, выросший у воды, я прекрасно понимал и «рыбу на гриле», и «горячую ракушку».
«Итак, недавно я обнаружил, — всхлипывал он, — что лежать на камнях ужасно неудобно, а песок, скопившийся в мокрых штанах, не дает спокойно понежиться. Теперь, чтобы расслабиться, я должен принять два душа, вытереться, сменить мокрые купальники на сухие, принять Campari, кроме того, лед в бокале не должен растаять, а апельсин должен быть горьким. Мне еще нет 50, а у меня уже куча проблем!
Его нытье меня беспокоит. Я хорошо помню, как в юности я сам каждое лето ездил к родственникам на море. Я не выходил из воды часами, а вечером няни проверяли, не выросли ли у меня плавники и жабры.
Я мог загорать, лежа на камнях, на автомобильных шинах и железнодорожных путях, и везде чувствовал себя одинаково комфортно. Я не сгорел на сорокаградусной жаре, сказал «бу!» медузам, и они утонули от страха, съел три помидора и спал пятнадцать минут в день.
Этим летом, когда я заметил рыбу, выскочившую из волны в полумиле от меня, я закричал так громко, что итальянский грузовой корабль с визгом пронесся над горизонтом. Теперь я смешиваю два крема с коэффициентом защиты 50% в надежде, что они доведут его до ста и защитят мое бледное, как куски картона, тело.
В прошлом веке мы с одноклассниками наскребали полторы копейки, вешали лапшу на уши родителям, клали зубные щетки в карманы и отправлялись на неделю в горы кататься на лыжах.
Курорт был дрянной, еда дрянная, лыжи кривые, а мы были бедны и непритязательны, как воробьи. Нас было шестеро, мы жили в двух комнатах, завтракали качамаком и хлебом, вечером пили дешевое вино и курили вонючие сигареты, но мы были счастливы до потери пульса.
Прошлой зимой я был разочарован, обнаружив, что в меню, скажем, хорошего курортного ресторана закончился зерновой хлеб, и совсем расстроился, когда понял, что забыл дома свою любимую подушку.
С годами человек меняется. Он накапливает и приобретает не только горизонты и опыт, но и жир на боках, становится подозрительным, упрямым, придирчивым, теряет смелую походку и любопытство в глазах. Теперь все всё знают, меньше спрашивают и чаще учат. Все превращаются в экспертов с круглыми глазами и закоренелых раздражителей, которым невозможно угодить, которые уже все видели и с усталым видом обсуждают, какое масло слаще.
В результате парады и нужды заводят в тупики, и для многих самые простые вещи становятся настоящей катастрофой — необходимость выйти из своего кондиционированного «Бьюика» и сесть в метро, или переместиться с Тверской улицы в Тверской район.
Понятно, что номер в Англетере со всех сторон лучше, чем номер в загородном частном «бардачке», но если вы отказываетесь ехать в другой город только потому, что ваш люкс занят, а рейс эконом-класса оскорбляет ваше высокомерие, значит, ваш бизнес плох.
Честно говоря, вы должны признать, что тонкость и подлый нрав проявляются независимо от успеха и карьерного роста. Питчинг уравнивает государственного служащего и состоятельного человека. Но если первый еще вызывает понимание и сочувствие, когда вырастает на судьбе, бросившей его с прожиточным минимумом и хищным никнеймом в пучине Капотни, то пропитанные платиной капризы личности вызывают что-то хорошее.
Одна такая дама однажды вылезла наружу, чтобы пожаловаться подружкам на ссору, которую она затеяла с мужем из-за размеров своей новой гардеробной. Тот лично обмерил комнату, мелькнувшую под шубами и лифчиками, и заявил, что в Георгиевском зале Кремля этого комода нет. Почему-то он вспомнил, что пятнадцать лет назад у женщины было всего одно пальто и два вечерних платья, но она была не менее элегантной, экономически выгодной, веселой и беззаботной.
Вместе с легкостью восхождения и непритязательностью она позволяла удивлять и восхищать. Понятно, что трудно с той же искренностью, что и в первый раз, восхищаться ста сорока поездками в Париж или продолжать верить в любовь к ковчегу, стоя у алтаря с пятым мужчиной. Мало кто сохраняет оптимизм перед лицом мира, женщины, глобального закулисья и перспективы красиво делать деньги или вымогать их. И напрасно.
С возрастом некоторые, так или иначе преуспевшие в жизни, настолько разочаровываются во всем, что начинают предаваться неуместным забавам, утопают в пороках или заводят молодую и веселую подружку, кипящую предвкушением, счастьем и надеждой. На них самих возлагаются все ожидания и надежды в течение длительного времени. И чтобы заставить их что-то почувствовать, нужно завернуть это в знакомое место, и не факт, что из этого что-то получится.
Никто не говорит, что в сорок лет нужно быть таким же неряшливым болваном, как и в двадцать. Но одно дело — грусть в глазах и рассказ о рассказе, и совсем другое — свинец в ногах и список гонщиков в голове.
Они говорят, что это неизбежно. Я не хочу. Мне кажется, что даже если человек не был награжден неугасающим энтузиазмом, любопытством к жизни, легкостью на подъем и готовностью в одночасье потерять свои драгоценные миллионы или привычки, можно успешно вмешаться в процесс охлаждения души. Следуйте за ней, как за селезенкой. Поддерживайте одни изменения и контролируйте другие. По крайней мере, попытайтесь.
Потому что когда человек еще жив и живет, а у него песок из всех щелей, он грешен и все не так, вокруг него мир крутится и поворачивается задом из Парижа из Парижа, это как-то совсем грустно.
Несправедливо расставаться с огнем в глазах и простыми радостями жизни только потому, что вы повзрослели или добились успеха. Посмотрите, посмотрите на Мика Джаггера. Чуваку восемь десятков, а он подает надежды, как семнадцатилетний. Хорошо, это дано не каждому, но, может быть, стоит попробовать?
Чем больше времени проходит после окончания школы, тем яснее становятся ваши учителя. Хорошие и плохие. Однако хороших было гораздо больше, а плохие, в конце концов, оказались не такими уж плохими. Они терпели наши издевательства, как могли, но они это делали. (Я бы тогда убил себя чем-нибудь, честное слово). Почему над ними издевались, я не понимаю. Сейчас я не понимаю, что я старше большинства моих тогдашних учителей. Кроме того, некоторые из них окончательно постарели, потому что перестали стареть, а у меня, надеюсь, все впереди. Все персонажи случайны, все совпадения выдуманы. Или, как вам больше нравится, наоборот.
— «Этот шестой «Б» когда-нибудь достанет меня зуммером», — вздохнула учительница химии Ангелина Федоровна, как только последний ученик с шестым «Б» вышел из кабинета. Она сунула под язык таблетку валидола, отмечая окончание халтурного теста, взяла классный журнал, свою любимую указку из стекловолокна и пошла в учительскую. Грядут большие перемены.
Около часа назад в углу зала отдыха, ближайшем к мужскому туалету, Илюша Мечников и Пашка Яблочков заглянули к Кольке Зинину.
— Контроль химии теперь… — многозначительно напомнил Пашка, — твоя очередь… — Может, не надо? — в голосе Коли прозвучало сомнение, — Ангелина совсем не вредная тетка вроде? И учительница хорошая. — Нина плохо разбирается в биологии? — Пашка задал совершенно риторический вопрос, — Даже отлично. Но выполнил ли Илюха договор? Выполнено. Твоя очередь. «Ладно, — обреченно согласился Зинин, — сделка есть сделка. Но мне это не нравится. — Вам понравилась биология? — сурово спросил Мечников, — да ладно, все равно без фокусов.
— Здравствуйте! Садитесь, — Ангелина Федоровна вошла в класс, положила на стол журнал и указку и села одна, глядя на учеников своим обычным взглядом, — сегодня у нас контрольная… Почему мы стоим, Зинин?! Вы больше не садитесь за стол без отдельного приглашения или у вас есть вопрос, который не требует отсрочки?
«Я не требую, Ангелина Федоровна, у меня вопрос, — согласился Колька с предложением учительницы и тут же забормотал, — везде написано, что взрывоопасность динитрата этиленгликоля выше, чем у нитроглицерина, а на самом деле все наоборот. … Если вы проведете эксперимент, вы сможете это доказать.
— Прямо сейчас, чтобы доказать? — с притворной беззаботностью спросила Ангелина Федоровна, — или сначала контрольную напишем?
— Зачем что-то откладывать? — Зинин ответил вопросом на вопрос, — теперь можно.
— И вот — Ангелина Федоровна вспомнила, чем закончились полууспешные попытки Зинина и Яблочкова нитровать глицерин. Половина пути. В уцелевшую половину комнаты лаборанта в школьном кабинете химии, ключи от которой она неразумно доверила Зинину, весьма преуспевающему в химии. Она вспомнила, несколько раз вызывающе понюхала воздух и заявила:
— Поэтому мне кажется, что кабинет был недостаточно проветрен после предыдущего урока. Все должны покинуть класс и не шуметь в коридоре. Зининг, останься, помоги открыть окна. Не шуми, я сказал! Встань на цыпочки рядом со мной в коридоре тихо! Отдохните в течение десяти минут.
Когда все ушли, Ангелина подошла к обреченному, надутому Зинину с вопросом: «Где? — Не надо меня тут дурачить, — Ангелина Федоровна внимательно оглядела стол, за которым сидел Зинин, — показывай портфель и иди открывай окна, ты же сам знаешь, что в школе такие эксперименты проводить нельзя. Я предлагаю отдать все добровольно.
— Что отдать? — Колька продолжал прикидываться дурачком, открыв окно. — ‘Динитрат этиленгликоля и нитроглицерин’, — проверка портфолио не дала никаких результатов, к большому огорчению учителя, — ‘или вы имеете в виду, что задали свой вопрос именно так? — ‘Вот так, — с облегчением согласился Колька, — из чисто теоретического интереса. — Хорошо, поговорим после занятий. Закройте окно и позовите всех. — Учительница вернулась на свое место, по пути поглядывая на столы учеников. На всякий случай. — Контроль не отменяется, — обратилась она к сидящим студентам. — Просто у вас будет меньше времени и вопросов к Зинину, если они у кого-то есть. Всем все ясно? Мы начали.
— «Этот шестой «Б» когда-нибудь приведет меня к зуммеру», — вздохнула учительница химии Ангелина Федоровна, как только последний ученик с шестым «Б» покинул кабинет. Она сунула под язык таблетку валидола, отмечая окончание полусырого теста, взяла классный журнал, свою любимую указку из стекловолокна и пошла в учительскую.
— Что случилось, Ангелина Федоровна? — Нина Сергеевна, учительница биологии, сочувственно спросила: «Я слышала, вам пришлось прервать урок… — Ангелина улыбнулась, посасывая валиодол, — Мне задали вопрос. Как на прошлой неделе. Теоретически, да. — Боже мой, — вскинула руки Нина Сергеевна, — и вы тоже? Шестой Б. Вы должны что-то с ними делать.
— Ты снова принес змею в школу? — осторожно спросила учительница литературы Клавдия Ивановна, — вы их полностью отвергли. Будьте с ними строже, намного строже. Отметка в дневнике, двойка по предмету и поведению, и родители тут же идут к директору объясняться.
«Вы все еще можете «объяснить», — поправил учитель химии учителя литературы. Вся школа знала историю о змее. Лучший ученик шестого класса «Б» по биологии Илья Мечников перед самостоятельной работой по порядку беспозвоночных задал Нине Сергеевне вопрос: как отличить гадюку от змеи. — Какая гадюка? — Нина Сергеевна, совсем молодая, темноволосая и красивая, спросила. — Обычный, — уточнил Мечников, — вот у вас змея «сидит» под столом. Кажется, что на голове у него нет желтых пятен. — Вставайте все на парты, — спокойно приказала Нина Сергеевна, уже сидевшая за учительским столом, — сейчас мы посмотрим, кто там ползает. На расстоянии желтые пятна могут быть незаметны.
Учитель заглянул под стол. На голове живой или даже движущейся змеи не было желтых пятен. Змея была поймана со всеми предосторожностями и помещена в аквариум. А в пряди черных волос все еще молодой, красивой учительницы биологии уже на следующий день можно было увидеть первые седые волосы.
Кому пришла в голову идея нарисовать черными чернилами на школьном уголке голову змеи, а затем выпустить ее в класс, осталось неизвестным. Он мог сбежать и испачкаться где-нибудь под шкафом, прямо перед самостоятельной работой над беспозвоночными.
— Нет, они не принесли мне змею. Меня спросили о взрывчатых свойствах динитрата этиленгликоля. Стоит, говорят они, проводить эксперименты или можно доверять источникам. — И что в этом страшного? Я ничего не понимаю в вашей химии, могу обойтись без нее в своей жизни, — Клавдия Ивановна достала из сумки домашние пирожки, чтобы поесть. — Да, вы нормально обходитесь без литературы, Клавдия Ивановна, я вас с книгой в руках никогда не видел, разве что на уроках, — включился в разговор самый молодой из учителей физкультуры Сашка, — а динамит делают из динитрата этиленгликоля, я правильно помню, Ангелина Федоровна, да?
— Правильно, Саша, — добродушно согласилась Ангелина Федоровна и по привычке добавила, — садись, пять. До поступления в Институт физкультуры Саша учился в этой же школе и ничуть не обижался на «сядь, пять». Но Клавдию Ивановну это обидело.
— Дерзкий!», — сказала она, — «Я, кстати, тоже не видела тебя со шведской стенкой в учительской. А вы, Ангелина Федоровна, не позволяйте своим ученикам задавать вопросы. Именно они должны отвечать на наши вопросы, а не наоборот. Меня никто не спрашивает, только я спрашиваю в классе.
— Да ты спроси, — не успокаивался Сашка, — ты нас в девятом классе спрашивал, чем Владимир Ильич Ленин отличался от командира партизанского отряда Разгрома Фадеева. Я никого не знал, но вы сказали, что Владимир Ильич был гораздо «здоровее» Иосифа Абрамыча. Конечно, это правильно.
— Успокойся, Саша, — вступил в разговор учитель физики Петр Васильевич, — нельзя так разговаривать с женщинами. А с шестым «Б» вам определенно нужно что-то делать. Кажется, они поговорили. Мечников спрашивал вас, Нина Сергеевна, о змее? Лучший в классе по биологии. А вы, Ангелина Федоровна, Зинин? Какое отношение он имеет к вашей теме? «Может, не в классе, он лучший по химии в школе, хотя еще в шестом классе, — задумчиво сказала Ангелина Федоровна, — думаешь, они согласились?»
«Других вариантов быть не может, — фыркнул физик, — согласно теории вероятности, таких совпадений не бывает. Анна Федоровна, как учитель математики, подтвердит нам это.
— ‘Не буду утверждать, — Анна Федоровна отвлеклась, глядя на памятник Ленину за окном, — теория вероятности говорит нам, что произойти может все, что угодно, но с разной степенью вероятности. Однако, скорее всего, вы правы. Кто является следующим контролем в шестом «Б». У вас есть, Петр Васильевич? Вот, проверьте свою догадку. Будьте готовы к вопросам. Кто знает физику лучше, чем кто-либо другой?
— Яблочков!» — на секунду задумался учитель физики, — «или Попов». Трудно сказать. Они оба хорошо разбираются в этом вопросе. Но ничего — кто предупрежден, тот предупрежден. Мы не позволим им нарушить контроль.
Через три дня в кабинете физики Яблочков, сидевший за второй партой, поднял руку. «Я слушаю, Павел, — сказал Петр Васильевич, заискивающе улыбаясь, — задавай свой вопрос. — Могу я выйти? — Выйти? — удивленно спросил физик, — ну, выходите, только быстро, а то не успеете решить задачи. Уступок не будет.
Яблочков ушел, учительница вздохнула с облегчением и заметила еще одну поднятую руку. — Что случилось, Александр? Выйди тоже, ладно? Много ли вы с Павлом выпили компота «Столов» перед экзаменом? — Нет, Петр Васильевич, — Саша Попов встал со своей третьей парты, — у меня есть несколько вопросов по расчету критической массы урана 238. Смотрите… — Он протянул учителю лист бумаги, на котором неровным школьным почерком было написано несколько строк.
«Нет, они точно не могут получить уран, и даже изотопы вообще не образуют критической массы», — подумал бдительный и вооруженный учитель физики, пытаясь разглядеть каракули и найти ошибку, означающую, что вопрос был чисто теоретическим. И интересно. Ну, давайте не будем доходить до этого по повестке дня. Будущее принадлежит ядерной физике, но им не все равно. Это хорошо. Мы должны объяснить.
— Ну, — учитель, продолжая читать страницы, подошел к доске, взял мел, почесал испачканной рукой нос, снова взялся за мел и вывел на доске какую-то надпись, — контроль может быть небольшим и Отложенным… необходимым условием для применения цепной реакции является наличие достаточно большого количества разделяющего вещества, например, урана 235… они написали контроль на следующем уроке физики.
Классика жанра для подмосковных дачников — улица в церебральных шагах, мусор на заборах, металлопрокатные ограждения для крыш, которых еще больше. Выбирайтесь и наслаждайтесь территорией в собственном доме — с местными жителями такого не происходит. Им все равно — сельская это местность или городская, поэтому можно гадить и мусорить под собственным забором. Главное, чтобы в вашем домике — как правило, это что-то вроде сарая, переделанного под жилье, — была выжжена ванная комната с львиными лапами. Шобб — крутой. И какой там забор — дерьмо. За последние десятилетия ничего не изменилось. Например, знаменитая картина Шагала «Над городом» в нижнем углу написана выходцем из этой классической профессии. Когда это было как вчера… Нет.
И все же люди пришли, пусть и в меньшинстве, что важно не только потому, что они делают свой собственный туалет, но и для того, чтобы внешний вид их дома не вызывал у прохожих ассоциаций с туалетом. Вот о чем эта история.
Бюджет для тех, кто хочет обустроить местность, у всех разный. Кто-то сажает дорогие туи, кто-то просто делает газон, а наш герой, российский пенсионер с доходом в одну буханку хлеба, тоже решил внести свой вклад в ландшафтный дизайн. А из чего его делать, вклад, т.е. Единственное, что было поблизости, это так называемый Кучинский полигон, кто не знает о районной мусорной куче, которая сейчас закрыта. Украшать так украшать. Так на заборе появились репродукции известных сказок, вырезанные местными мастерами из досок и украшающие некогда заводскую столовую в Подмосковье. Вероятно, вид сказочных персонажей не сразу отбил аппетит у заводских рабочих. Теперь эта «красота» висела на уличном заборе, «радуя» прохожих по вечерам. Все это не стоило бы упоминания, если бы наш «художник» не вытащил из мусорной кучи некий плоский блок размером примерно полметра на метр с бледно-голубыми светящимися фигурами. Что они показали, неизвестно. Изредка там горел свет. Где находился источник энергии — неизвестно. Почему его не раздражал выбор Кучинским цвета из мета, тоже неясно. У этого устройства была своя жизнь. Наш «дизайнер» решил, что такая красивая панель очень украсит его забор, тем более что фосфоресцирующие цифры могли бы также освещать путь опаздывающим пешеходам. Поэтому я повесил модуль на забор. Должен сказать, что в деревне, где жил наш дизайнер, очень понравились фотографы Google. Вы бы направили машину по карте google на грязную улицу заброшенной деревни с выбоинами, лужами и кучей мусора в самом ее начале. Вы — нет, а Google — да. Что если это скрытая взлетно-посадочная полоса для крылатых ракет? Так они и снимали, пока не наткнулись на наш арт-проект. Это было прямо перед моими глазами. Автомобиль Google с панорамной камерой на крыше внезапно остановился перед панелью, на которой уже начали светиться какие-то цифры. Он встал и отступил назад. Через несколько часов появились солдаты, что-то измерили и тоже поспешили назад. Прошло некоторое время, подъехали два грузовика, из них вышли люди в спецовках, снесли забор со светящейся фигурой, погрузили ее, заодно подобрали дедушку-пенсионера и его собаку и уехали. Возможно, это совпадение, но очень скоро полигон в Кучине был закрыт, и его начали дезактивировать. Дедушка получил новый забор из гофрированного картона, а наш авангард в ответ на все вопросы молча развернулся и ушел. Но какая это была «красота» — Марк Шагал, кусающий локти в могиле. Какое неудачное творческое начинание, вы, сатрапы!
В жизни каждого американца рано или поздно наступает момент, когда его вызывают в суд для выполнения почетной обязанности быть присяжным заседателем. Впервые это случилось со мной примерно в 2000 году.
Процедура отбора присяжных в каждом штате (и, возможно, в каждом суде) отличается, в нашем случае было вызвано 50 человек, их разместили в зале суда, 12 человек были вызваны, размещены на местах для присяжных, а затем началась процедура отбора. Прокурору и адвокату было разрешено взять по 12 человек. Замена назначенному лицу была немедленно вызвана из зала суда.
Вопрос был довольно прост: мужчина (мистер Смит) купил своим сыновьям два новых автомобиля в салоне, оплатил за них чек, и они уехали. У него не было денег на счету. Его арестовали и отдали под суд за кражу машин (Grand Theft Auto). Дело несколько осложнялось тем, что мистер Смит принадлежит к одной из групп, которые вооружились до зубов, идя по лесам и полям (в нашем случае — вдоль Скалистых гор) и готовясь защитить себя и других от Правительства, которое наши свободы хочет отнять. Сам мужчина был довольно маленьким и умным, а два его сына, с которыми он покупал машины, были пузатыми букашками, чьи головы плавно переходили в плечи, без намека на шею. Если надеть на такого парня галстук, он начнет ползти вверх, пока не зацепится за нос или уши. Вторым осложняющим фактором было то, что мужчина решил защищать себя сам, что говорит о его умственных способностях, поэтому суд назначил ему бесплатного помощника адвоката.
Были вызваны первые 12 человек, включая меня. Прокурор кратко объяснил, в чем суть вопроса и что он собирается доказывать, посмотрел на потенциальных присяжных и сказал, что у него нет отказа от обвинения, он спит, сидя на своем месте. Мистер Смит занимался этим бизнесом. Он коротко попытался объяснить, что да, он выписал чек без денег, но он просто не знал, как это все работает, он думал, что должен выписать чек, а потом получить кредит в банке. Затем он сразу же перешел к защите свобод и злонамеренности правительства, что он — наша последняя и единственная надежда (в то время как его сыновья всем своим видом оглядывали зал присяжных, давая понять, что если кто-то их обидит, то они запомнят всех). Мистер Смит особенно не любил налоги. Он не вдавался в подробности, но было ясно, что когда он и ему подобные придут к власти, сотрудники IRS будут жить ровно столько, чтобы довести их до ближайшего столба и завязать правую петлю. Время от времени он задавал потенциально трудные вопросы и ставил перед ними сложные задачи.
В итоге он забрал 11 человек, у него оставался еще один выброс, и, подумав немного, он забрал меня, сказав, что поскольку я родился в СССР, был воспитан тоталитарным режимом, то всегда буду принимать решения, угодные власти (у прокурора). Но он хотел бы поговорить со мной о защите свобод после вынесения приговора.
Я начал пробираться к выходу, а судья вызвал следующего кандидата. На моем месте сидела молодая женщина, лицо которой было таким счастливым и радостным, что я подумал: «Леля, есть же люди, она должна просидеть в этом дурацком суде три дня, и по крайней мере этих счастливых людей будет больше». Судья спросил ее, что она делает, она ответила, и тогда весь фургон, то есть весь зал суда, включая судью и разбуженного прокурора, согнулся от смеха. Он работал аудитором в налоговой инспекции. На мистера Смита было жалко смотреть. Он начал что-то ласково говорить, на тему того, что его неправильно поняли, что он не хочет избавиться от «этого русского», но было уже поздно. Я, идя к выходу, потрепал его по плечу и, пожелав удачи, ушел. Чем все закончилось, я не знаю.
Ps. Все, что я написал выше — правда и ничего кроме правды. Даже имя обвиняемого не было изменено.
Короткая история о совпадении, которое произошло со мной.
Я был в командировке в Греции. Обычно меня отправляли туда на несколько недель подряд, в Афины. Лучший способ провести там выходные — отправиться на острова. По словам самих греков. Я всегда спрашиваю у местных жителей совета по поводу местных развлечений и всегда остаюсь доволен. Пирей — это портовая зона Афин, откуда отправляются паромы на эти же острова. На этот раз я выбрал остров Гидра, это не так далеко. Я был один, и мой коллега Патрик, ирландско-американский, классный парень, с которым мы обычно путешествовали, был не со мной, но на этот раз его отправили в какую-то дыру вроде Саудовской Аравии. Я добрался до Пирея на метро, купил билет и пошел на свой паром. Паром — это очень большое морское судно. Там было несколько залов, каждый на 400 мест. Я привык к системе свободной посадки — как в американских кинотеатрах — когда те, кто пришел раньше, занимают одно из свободных мест. По крайней мере, таков был мой предыдущий опыт общения с паромами. Я вошел в одну из аудиторий, опустился на один из стульев в центре и начал курить, час был ранний. Меня разбудили греки и усадили. Я открыл глаза и увидел, что греки смотрят на билеты и ищут свои места, а зал был почти полон. Ну, я думаю, нам стоит переехать, пока их не выгнали. Я сразу же положил билет в задний карман, даже не взглянув на свое место. Я встаю, собираюсь, достаю билет — и оказывается, что мне не нужно менять место, я уже на своем месте.
«В России жить хорошо!» 13 вещей, которым завидуют иностранцы: 1. «В России в обычных уличных киосках продают вкусное мороженое. Возможно, лучшее из того, что я когда-либо пробовал. » 2. «Даже имея доступ к передовым цифровым технологиям, россияне остаются зубрами механического века. Там, где другие были бы совершенно беспомощны, русский не пропадет. » 3. «Мне нравится Россия, она дала миру водку и «Тетрис». Но никто, кроме русских, не в состоянии контролировать их одновременно. » 4. «У вас красивые женщины, богатейшая культура и отличная еда». 5. «Они способны смеяться над ужасным холодом, отсутствием денег, над всеми негативными явлениями вокруг». 6. «Русские знают, как возродить ретро, превратив его в супермодный тренд. Скажем, «Альдас — Спортс Адидас», казалось бы, отжили свой век, но стоит увидеть очередное фото из России, как тут же хочется купить такие же ради шутки. » 7. «Россия — самая читающая страна, и это не стереотип. По данным аналитиков GFK, по количеству онлайн-пользователей, которые читают электронные книги каждый день или хотя бы раз в неделю, он уступает только Китаю. Между тем, в Китае проживает 1,3 миллиарда человек, а в России — 143 миллиона. » 8. «Клиентов в России не заставляют брать на себя долгосрочные обязательства, если они этого не хотят. Они платят за телефон и интернет ровно столько, сколько используют. Никто не обяжет их снимать квартиру на год вперед, без права переехать и вернуть деньги, если она не устроит их через месяц. » 9. «Огромной привилегией россиян является бесплатное образование. Они не тратят треть взрослой жизни на погашение кредитов на обучение. » 10. «Возможно, русские не самые вежливые и организованные люди, но они очень творческие и изобретательные. Иногда они впадают в крайности, но с ними никогда не бывает скучно. » 11. «Огромный плюс жизни в России — что никто не вторгнется к вам, как в Югославию или Ирак, без риска полного уничтожения». 12. «Русские все делают искренне. Россия — единственное место, где вы можете поделиться его сокровенными мыслями. Это называется «от сердца к сердцу». 13. «Возможно, Россия сейчас является последней страной в Европе, где еще есть личная свобода. Государство не сует свой нос в вашу жизнь под предлогом того, что оно заботится о безопасности. Человек не стеснен со всех сторон контролем и обязательствами. Никому до вас нет дела (пока, конечно, вы не планируете наклепать большую Владу). «
Он вышел из метро и почти сразу заметил невероятную женскую фигуру. Она стояла ко мне спиной, высокая, с длинными красивыми ногами, в красных кроссовках, коротких шортах и футболке с плечами. Длинный хвост черных волос подчеркивал ее длинную шею и невероятно округлые плечи. Она буквально висела на руке худого старика в соломенной шляпе. Желая лучше сохранить в памяти этот прекрасный образ, я обошел по кругу вокруг разваливающейся книги, перед которой они стояли, чтобы рассмотреть бюст и все остальное. Я видел лицо моей бабушки в 70 лет, в круглых очках, с печатью усталости. У нее был невероятный бюст. По какой-то причине мое внимание переключилось на ее спутника, благородного старика. Я не женат и пока не думаю об этом. Но если бы я достигла его возраста, то он захотел бы быть точно таким же с такой же бабушкой.
Вонь путешествия. Потом я торговал. Вернее, мы, вместе с Толяном. Конец девяностых. В то время мы, уже изрядно уставшие от этого бизнеса, имели два-три магазина, лавку, привозили в наш город из Владика и Хабары духи и прочее барахло. Мы всегда путешествовали ночью, чтобы к утру быть на месте и, загрузившись, вернуться к вечеру следующего дня. И снова я жду Толика дома до полуночи, он опаздывает на полтора часа, я бросаю трубку (мобильных телефонов нет), и он наконец появляется у нашего микрофона, за рулем и пьяный. Я вешаю трубку еще больше и сажусь за руль, чтобы обнаружить в темноте салона двух человек. Я вежливо спрашиваю Толю: — Что за хрень они несут, Толя? Толя начинает бормотать про своих друзей, которым с нами почти по пути, про Владика. Ну, а чтобы нам было совсем по пути, мы должны заехать в какую-нибудь деревню, которая нам совсем не по пути, и взять с собой … свинью, … дерьмо: — Какого ХРЕНА, мотыга? Свинья, говорит, ночью во Владивосток по дороге духи, … обещала. Я, ошарашенный от неожиданности, даже не вскрикнул, нажал на рычаг и, медленно осознавая происходящее, молча покатился к выходу из города. Тем временем тусклые тени позади него ожили, и одна из них сказала: — Здравствуй, Леха! Это я, Паха! — Ваш сосед сверху, черт возьми. Твои родители жили с твоей мамой наверху, на Пушкинской, мы даже, блин, родственники! Паху я, конечно, помнил, я встречал его несколько раз в подъезде, в окружении молодых уркаганов, лет 20 назад, когда учился в школе. Они не задержались на мне, видимо, из-за Пахи, который вспомнил о какой-то связи между нами и сдержанно поприветствовал меня. В это время Паху увлекся молодым человеком и надолго. Так получилось, что я с детства дружил с Толиком, моим нынешним спутником. Паха оказался разговорчивым парнем. Веселым, прокуренным голосом он окликнул своего тихого собеседника, представившись: — Абдулла! И, держа руку на развилке, он направил наш маршрут немного в сторону. — Ща, Леха, шесть секунд, берем свинью. Я повернулся, ухожу. — Где? — Я спрашиваю. — Непосредственно. Еда, еда, дома заканчиваются. — Где? — Я заинтересован. — В Донском. ….? (8 км по грунтовой дороге и обратно…) — Ну, ты, Толя, блин! ночь. Начался дождь. Мы приехали. Полузабытая деревня, вдали от проезжих дорог. Поздняя осень. Темнота. Две улицы жалких лачуг, одно горящее окно на всю деревню. Наш. Они открыли боковую дверь, свистнули, почувствовали запах навоза и сырости. Фермеры не спали. Свинина, полученная накануне, поддерживала их в хорошей форме и бодром настроении. В темноте послышались голоса, хлопнула дверь. Я, пытаясь осознать происходящее, бросился бежать. Паха и Абдулла нырнули в темноту. Через пятнадцать минут задняя дверь нашего грузового открылась, автобус дернулся, раздались голоса, суета, пронзительный визг свиньи, непристойности и тишина. Толик, отчисленный мной за погрузку, вернулся в кабину. — Что там происходило? — Она убежала. — Да пошел он! Ты что, блядь, сидишь? Иди в загон, а то она тебе на голову нагадит! Толик вынырнул, откопал где-то кусок фанеры и как-то негромко отгородил задний ряд сидений от грузового отсека. Где и как урки и колхозники гнали свинью, было скрыто от темноты, и я философски успокаивал себя, настраиваясь на бесконечную ночь. Слабая надежда на изобретательность свиньи и вероятность ее удачного побега рассеялась, и вскоре беспокойная деревенская жизнь, крики и непристойности остались позади меня. Я вел машину осторожно, прислушиваясь к поведению автобуса. Небезопасная центнерная свинья визжала и топала на корме, пытаясь перевернуть нас. Желоб из-за отсутствия палки и черствого хлеба,
Перекинув руку через спинку сиденья, Херриот со всей природной изобретательностью, проявленной на охраняемом конце полутора «ласточек» и у фена, захлопнул свинью, заставив ее замолчать. Из сельского тупика они медленно отступили обратно в город и повернули в нужном направлении. На часах было около двух часов. Свинья успокоилась, пахан перевел дух, и вот уже на самом повороте трогает меня за плечо: — Леха, еще осталось, шесть секунд — Бля? — Да, справку для ментов на свинью надо брать у председателя, они думали, что ее дадут со свиньей, но кресты сказали, что в деревне он не появлялся и «потушили» в городе со своей проституткой. Они свернули в частный сектор и ехали некоторое время, остановившись у просторного, слегка освещенного двора с домом в глубине. Привод. Долгое время никто не появлялся, они еще не включили свет, а через десять минут с крыльца, опираясь на палку, спустилась довольно высокая пожилая женщина. — Вот она, — сказал Паша. — Возможно, это его мать? безразлично предложил я. Нет, — подумал Паша, — «remedum» для чего-то нужен. Шлюхи с проституткой зашли в дом, как у Ксивы все получилось и вскоре мы ушли. Через сорок минут у ближайшего поста ГАИ развернули крошки и с плохо скрываемым энтузиазмом ответили на мой вежливый вопрос о том, чем же все-таки вызвана необходимость столь сложной миграции теплицы. В Paquin все оказалось просто, как и все гениальное. Снедаемые жаждой наживы, Паша и Абдулла растолкали кого могли и завалились со своим фаст-фудом, направляясь в аэропорт Артемовский. Судя по ассортименту и ценам на свинину, представленную на мясных рынках, столь необходимую для стола скучающих трансконтинентальных путешественников, у них были обоснованные претензии. Во-первых, цена на свинину была явно и неоправданно завышена, а во-вторых, отсутствие на рынке некоторых жизненно важных свиных органов наводило на мысли о сговоре розничных торговцев. Короче говоря, все внимание их предприятия было сосредоточено на чрезвычайно глубокой обработке нашего пятого пассажира. Упавший на пальцы легко сбросил пятикратный подъем от цены живого веса и по ходу повествования вытекал из широкого ассортимента, ожидаемого от свиного деликатеса. Не обращая внимания на манеры подопечного и периодически раздающийся гром, разгоняя темноту кабины пластиковой бутылкой, Паша балагурил на протяжении первых семидесяти километров. Вспышка перспективы Радуги Пашинс была довольно пугающей. От него воняло дерьмом. Он не стал вежливо упоминать элегантное решение по снижению стоимости мяса из-за накрученных транспортных расходов. Кто-то достал ложку, несколько раз опустил ее по кругу, и вскоре чертова голова Толика начала болтаться. Толстый полицейский с палкой наготове заговорил в свете прожектора, прервав монотонный гул дизельного двигателя. Я останавливаюсь. Стандартная разборка тамбура и рука тянется к моему окну за бумагами. Судя по тому, как полицейский схватил мои права, он явно не собирался сейчас изучать бумаги, поэтому я попытался объяснить: «Это мои права, вот эти. Паспорт является собственностью автомобиля. Кивок в сторону Толика: — А вот его паспорт. — ‘Мы узнаем’, — пробормотал Фатти. — На чем мы едем?» и посмотрел на тонированные стаканы автобуса. Я не ожидал такого поворота. Скорее нет; за дюжину лет еженедельных деловых поездок с товаром и без я устал отвечать на этот вопрос, но, во-первых, не в каждой поездке нас останавливали, а во-вторых, не всегда задавали вопросы, а в последней я ответил на заданный вопрос…- Свинья. — Я говорю, как бы между делом. Полицейский избавился от себя, поднял голову и сделал шаг к такси, подняв палец. — Открыто.
Я не хотел охотиться на чью-то свинью в ночном лесу и не открыть заднюю дверь. Это было похоже на театральный занавес, который отодвинулся и показал полицейскому два уркана. Намек на струнную линию по этому случаю — максимум два. Служба, немного прищуренная от удивления, как будто слоны хотели, чтобы она была большой. Не детские лица антагонистов ввергали его в ступор. Я напомнил свинье, махнув рукой в темноту за спинкой сиденья: «Там!» «Документы», — прошептал полицейский. Приняв увеличенные паспорта, для вида он быстро согнул их и вернул владельцам, теперь он называл это боле е-решительно. — Поехали. — Все? — Я спросил, он ответил эхом. У него возникло искушение уточнить насчет свиньи. Ему было тесно в хижине, фургоны в основном остановились на стоянке грузовиков. Железнодорожные полицейские в это время года торговали как могли. Пока зимние дороги Тайги не замерзли, лес был главным богатством этих мест, почти ничего из мертвых летних дорог Тайги не вывозилось. С наступлением холодов они, как клещи к венам, цепляются за лесные трассы, ведущие от отрогов Сихотэ-Алиня к уйме денег, обкладывая данью каждую лесную машину, и сравниться с ними могут разве что таможенники, которые уже давно отошли от вытряхивания денег. За огромным столом неуклонно двигался главный бухгалтер. Пухляк бросил свои бумаги на край стола и отбросил. Кассир в униформе планомерно оглядывал надземку, пассажиров и других людей и прикидывал, на чем можно заработать. В голодные месяцы они ничем не пренебрегали. Понятно, что выгоднее было бы оставить себе партию «паленой» выпивки, чем позднюю свинью, но раз уж она была когда-то «для Безриера», с меня «нечего взять» даже из запасной автомобильной камеры. Оценив собственные риски, я ждал совершенно спокойно. Кроме пассажиров и свиньи на свинье, автобус был пуст. Вероятность того, что «переходящий» пакетик с марихуаной Манджу (вбуханный в мозг) подложили нечаянные пассажиры, стремится к нулю, сезон давно закончился. Они просто попытаются оторвать свинью? От нечего делать я увидел своих попутчиков. Абдулла Окрома своим именем ничем особенным не выделялся и был полной противоположностью знаменитому герою и заклятому врагу товарища Сухова. Невысокий, хрупкий мужчина лет тридцати с приятной улыбкой и тихим мягким голосом. Паша, в отличие от своего лаконичного друга, был героем в своем собственном праве. Среднего роста, худощавый, с черепом, обтянутым кожей традиционных шифирианских тонов, заметно усталой в складках вокруг рта, и увенчанный пудовой челюстью, набитой полуистлевшими металлами, он гипнотическим взглядом оглядывал многокилометровые пейзажи. Если мужчины подчеркивали его зэковскую внешность только для того, чтобы внушить потенциальную опасность, то женская психика, свидетелем которой я стал позже, была сокрушительной. Да и кощунство, наверное, думали они, такие — трахнут друг друга как-нибудь, пусть и не просто так. Очередь замерла, я немного сломался при виде его приближающегося спутника: «Это Абдулла вел машину? Он улыбнулся и протянул свой паспорт. Я понял, почему он улыбался, когда открыл его. Да, там было имя Абдуллы. Но кроме этого, его имя было таким же обычным, как, скажем, Виталий, и даже для русского. У него были фамилия и отчество. По понятным причинам, даже если бы я их записал или непонятным образом, вспомните сейчас, в письменном изложении мне пришлось бы долго и безуспешно придумывать немыслимые аналогии,
Попытаться каким-то образом передать бурю эмоций от тех нескольких слов, которые поднялись надо мной. Ну, как слова, хорошо известные и филигранные непристойности. В общем, Рак Стоян с Эбланом Эбланом даже рядом не стоят. Стараясь сдержать рык, я опустил паспорт в руку Абдуллы: — Блядь! Абдулла знал это уже давно и уже улыбался властно и основательно. Вернулся Толстой и, почему-то решив быстро разобраться с исключительным случаем, а может быть, чтобы не мешать, подтолкнул наши бумаги к старцу: — Смотри. Он, повернув мои права, прочитал имя: — Кто? «Я», — я схватился за стол. Он изучил технический паспорт: — доверенность? «Я с хозяином, у него есть паспорт», — указал я на стол. — Где находится владелец? Толик просунул через свой поворот к его лицу «лом»: — Я. Минт поднял глаза, сверил Толину голову с паспортом, скорчил гримасу — перевозить пьяных еще не запрещалось. Он вопросительно посмотрел на Толстого, типа — а богохульство? — Там свинья, — неразборчиво прошептал Толстой. — Это? — Пожилой мужчина снова помрачнел. — Свинья в автобусе, — сухо повторил Толстой. Черт, как серьезно я думал. Старший на мгновение «завис». Ну, на минуточку, если бы речь шла о приказе запросить документы на перевозимый груз, а не о способах разделки свиной туши, то доля этого момента была бы достаточно мала. Он собрался: «Есть ли документы на свинью? Я повернулся к пахидерме, и на мгновение мне показалось, что его дом пуст. Он быстро выхватил свиной сертификат у скучающего Абдуллы и проскочил через систему с нарочито серным рылом, прислоненным к забору. — Вот!» — протянул он ей пах. Люди, которые до этого скучали, слегка оживились. Наше ночное путешествие не показалось им тривиальным. Ченло, высыпав на промежность над очками, зарылся в писанину. — Вы учитель? — Он задал вопрос о чтении. — Да, — кивнул пах, извиваясь. — Паспорт, — полицейский поднял ладонь. Пах, шарящий в нагрудном кармане, предал его. Мент перед регистрацией аккуратно постучал по паспорту, потом обратно, зачем-то снова перевернул удостоверение:- а кто это был. — Медленно, по слогам, мент стал читать загадочное арабско-русское заклинание из удостоверения, включая Абдуллу и по тексту далее… и в конце вершины власти, стараясь не рассмеяться, Каллен в исполнении, наконец, выдохнул:- Где? Он добавил, забыв, с чего начиналось предложение. Я отвернулся — люди вовсю улыбались. Они, может быть, представляли дремучего крестьянина-пришельца в Чалме и Берке, скалистый аул, изгнанный солнцем, свинью свиней… или все-таки барана… — Я, — неожиданно, словно в сказке старика Хоттабыча и едва слышно пропел сзади. Толпа покачнулась и начала громко хихикать, обернувшись на его голос. Абдулла махнул рукой. Полицейский вытянул шею, затем, сдерживая себя и пытаясь сосредоточиться, повернул голову к паху, «а вы…?» — медленно вырвался у него вопрос. «Не хочу, товарищ!» — заразительно хихикнул пахан. Тонкая нить в сознании главного, связывающая меня со всем происходящим, оборвалась. — Вы водитель? — Он повернулся к паче. — Пача ворвался: «Они не угадали! Люди веселились, я кричал. Ченло, с надеждой ухватившись за потерянную нить, посмотрел на Толика. Вряд ли все значение происходящего было таким же, скорее он заплатил вернувшемуся улыбающемуся полицейскому и то, как парень был доволен им. Поймав взгляд майора, я бросился ему в грудь, огрызнулся: «Я водитель. Мое лицо ему не показалось, скорее лицо Дэй Ву, из которого я вывел его пальцем по своим бумагам.
Он что-то вспомнил и, задумчиво собрав бумаги в стопку, протянул мне. Из открытой двери автобуса пахло большими деньгами, а совок весело щелкал по кругу. Мы поехали дальше и добрались до места утром. Где-то в лабиринтах кооперативных гаражей, покрытых утренним туманом, я высаживал пассажиров и засекал время, не останавливаясь, шаркая дальше. А распухший Толик, похлопывая головой по боку в движении, размазывал мокрой тряпкой остатки чужого богатства по автобусу.
Баллада о водных процедурах или рожденный ползать ползать не может.
Я принадлежу к людям, которым легко даются новые виды развлечений и спортивных упражнений. Приветствуется все, что угодно — от гонок на спортивных мотоциклах до новой позы йоги в виде парализованной креветки. Но есть одно но. . . Только если это веселье не на воде.
Итак, первая история: скейтбординг. Гавайи, остров Вааху (Оаху), северный берег. В тот день мы провели на поле для гольфа шесть часов. Муж, будучи заядлым и опытным игроком в гольф, искренне улыбался, держа в руках клюшки. Я вел себя как стонущий, задающий вопросы и нервный. Излишне говорить, что ближе к восемнадцатой лунке наш брак начал давать трещину. Поэтому, когда мы вернулись домой, муженек категорически отказался идти куда-либо еще и делать что-либо еще (со мной и сегодня) и демонстративно открыл «Пивной банк». Чтобы не нарушать его нирвану, я пошел учиться на борт.
Что такое доска? Представьте себе плоскую лодку. Он передается в OAR. Сначала нужно забраться в эту плоскую лодку, встать на колени, затем подняться на ноги, сохранить равновесие, а потом грести равномерно от весла вправо и вправо. Весло надевается на ногу с помощью шнуркового браслета, который крепится к доске. Если вас выбросит посреди океана, доска всегда будет здесь, «под ногами». Коренные гавайцы на таких досках стоят как вкопанные и творят чудеса эквистики. Но они — местные жители.
Наша группа состояла из семи человек и инструктора. Он показывал нам, как и что делать, мы доверились берегу, где в пределах досягаемости инструктора находились только что разместившиеся гавайцы. Конечно, все мы непременно падали с доски, некоторые не один раз. После тренировки инструктор отвел нас подальше от берега, чтобы следующая группа могла начать тренировку.
Теперь небольшое отступление к гавайским берегам. Поскольку Гавайи имеют вулканическое происхождение, берега там в основном очень крутые, то есть для нас нет Азовского моря, где можно пройти милю и все будет по колено. А в некоторых местах прибрежные рифы образуют естественный бассейн, как на знаменитом пляже Вайкики. Нас учили недалеко от лодочного причала, поэтому рифа там не было.
Инструктор отвел нас на триста ярдов от берега, там уже волна была выше, а дно глубже, намного глубже. Я похоронил последнего из нашей группы. Я сохранил равновесие, но все равно не чувствовал себя комфортно.
Вдруг темно-зеленая вода подо мной начала светиться. Сначала я думал, что плыву к рифу. Это была моя наивная первая мысль. Вторая мысль была гораздо более трезвой: из глубины выплыла нечистых размеров акула. Она сделала плавный круг под моей доской и ушла куда-то в сторону, показав мне всю красоту своей полосатой спины и острого хвоста. Это была тигровая акула.
Естественно, я потерял дар речи от страха. Мое сердце упало куда-то в желудок. Он упал прямо там. Живот опустился очень низко. Дыхание остановилось. Горло сдавлено. «Я трахнул котенка — больше никакого дерьма», — это была третья абсолютно трезвая мысль, которая наконец-то посетила меня, только в тот момент я был котенком. Я перестал грести из-за страха. Я замерла на полусогнутых ногах, глазами выискивая полосатую спину. Она еще не вернулась.
К этому времени моя группа повернула и поплыла к берегу. Инструктор подошел ко мне, чтобы спросить, все ли со мной в порядке. Я покачала головой. «Я только что видел тигровую акулу», — ответил я. В ответ он молча указал на берег и начал отталкивать группу. Позже выяснилось, что никто из моей группы не видел акулу. Но никто не мог обвинить меня во лжи — бледное лицо и дрожащие руки были лучшим доказательством моей невиновности. А потом меня долго, очень долго тошнило.
Когда вечером я рассказала эту историю мужу, красочно, разминая руки и закатывая глаза, он спокойно ответил: «Дорогая, зря ты так испугалась, акулы не едят адвокатов, профессиональная этика этого не позволяет. К счастью для него, я не заметила и намека на сожаление в его голосе.
Вторая история: каякинг. Йеллоустонский национальный парк. Здесь протекает одноименная горная река (с парком). Эта река принимает разные формы и развивает разную скорость в зависимости от ландшафта; она может быть широкой и спокойной, а может вздымать валуны.
Моя семья была полна решимости преодолеть пороги реки на байдарках. Но сразу оговорюсь, что эти пороги — не уральские реки для нас, они в разы меньше и проще, так, дойка копеек с наивных горожан, но шею свернуть все равно можно. Под давлением семьи и почти под пытками я подписал документ о том, что в случае моего перелома шеи компания не несет ответственности. Нам выдали шлемы, спасательные жилеты и… . . вы угадали, весла.
Наш рыжеволосый инструктор был похож на столб не только ростом, но и наличием мышечной массы. А еще у него была такая длинная шея, что мы с дочерью, не говоря ни слова, назвали его Цыпленок.
Теперь немного о размещении нашего каяка. В этом заросшем красном презервативе было три ряда «скамеек». Инструктор посадил молодую пару (он и она) в первый ряд. На втором ряду, для равновесия, он поставил наших людей. Оба были ниже шести футов ростом, муж играл в американский футбол, сын был хоккеистом. Наконец, мы с дочерью сели в последнем ряду. Нет, я не скажу, что мы обе — Дюймовочка и она — у нас высокая и спортивная семья, но мы все равно намного, намного меньше наших мужчин. Мы смеялись над тем, что нам приходилось работать с велосипедами и толкать футбольный и хоккейный балласт, расположенный в середине каяка. На что балласт посоветовал нам заправиться газом и заткнуться.
Краткое руководство по технике безопасности для начинающих рабов камбуза. Весло в руке. Это святое! Ноги должны скользить под передним резиновым барьером («скамейкой»), задница должна быть сжата в кулаки, и эти кулаки должны использоваться для удержания каяка. По команде инструктора мы должны были грести вправо или влево, а по другой команде — поднимать весла из воды.
Инструктор клятвенно заверил нас, что он работает на этом участке реки уже три года и что никто еще не выпадал из каяка и не убивался. НО! Если вы упадете в воду (хотя такого никогда-никогда-никогда не случается), (1) ни в коем случае не гребите к берегу и (2) ни в коем случае не теряйте весло, так как инвентаризации нет, а аудит еще не отменен.
Отбитый. Мы плавали. Практиковали греблю/не греблю. Приближение к первому порогу. Скорость увеличивается. Быстрее. Еще быстрее. Чем ближе мы к порогам, тем сильнее сжимается попа в кулаки, только они не очень вжимаются в сиденье байдарки, наверное, по привычке. Удар. Следующий происходит на счет «раз-два-три».
Один раз! А мои ноги выше головы, я космонавт Леонов в космосе. Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе. . . два! Я — президент Путин, погружающийся на дно моря в батискафе. Я вижу амфору. . . Три! Черт, вода холодная! Я на середине реки, в шлеме, спасательном жилете и с веслом в руках, сплавляюсь на собственной заднице. И чем больше я плаваю, тем больше понимаю, что надел шлем не на ту часть тела. Я также убедился, что инструктор был абсолютно прав в том, что первое желание человека, выпавшего из каяка, — доплыть до берега. И второе желание — выбросить это бесполезное весло в ад.
Я описал внешность инструктора выше не потому, что хотел посмеяться над его внешностью, а потому, что этому парню нужно было затащить меня обратно в каяк. Он был похож на курицу, вытаскивающую лошадь на берег. Мертвая лошадь. А как насчет ваших знаменитых хоккеистов? — Вы спрашиваете. И я отвечу вам честно: когда мой муж узнал, что я еще не сломала шею, а он все еще женат, он сорвался. Он визжал и дразнил меня, пока не получил удар веслом по голове.
Третья история: дайвинг. Мексика. Канкун. Мы с дочерью устраиваем девичник — я и она. Билет был куплен моей дочерью в подарок своей матери. Поэтому, когда она предложила поплавать в масках и поглазеть на обитателей океана, я, внутренне содрогаясь, согласился, чтобы не обидеть любимое чадо. Мои предчувствия не обманули меня!
Желающих поплавать в масках было около двадцати человек разного возраста, размера, пола и цвета кожи. Мы сели на большой парусник-катамаран и помчались по ярко-зеленым волнам Мексиканского залива. Нам выдали маски и трубки, рассказали, как надеть маску так, чтобы она зажала нос, и мы могли дышать только ртом через трубку. Я уверен, что многие из вас умеют это делать с детства или практикуют уже во взрослой жизни, но для меня все это было впервые. Весь инструктаж занял не более 15 минут.
Как я описал в первом рассказе, чем дальше от берега, тем темнее вода в океане. Там, где рифы расположены ближе к поверхности, вода имеет светло-изумрудный цвет. Туда мы и направились. Катамаран бросил якорь возле рифов. Мы надели ласты и темно-синие спасательные жилеты и начали спускаться в воду. Нас разделили на две группы, в каждой группе был один инструктор. Была дана команда надеть маски и плыть за инструктором. Мы с дочерью оказались в одной группе, но все равно заблудились в воде.
Обещанные и разрекламированные обитатели океана жили своей жизнью прямо под нами, нам оставалось только смотреть на них сверху, грубо нарушая их право на частную жизнь. А потом случилось то, что я никак не мог объяснить: то ли меня накрыло волной, то ли я слишком низко опустил голову и конец моей трубки оказался под водой, у меня вся грудь была в соленой воде.
Следует отметить, что вода Мексиканского залива не просто соленая — она похожа на жидкую соль. Горло и нос горели, я кашлял, сорвал эту чертову маску и трубку, было трудно дышать, еще труднее было держаться на плаву. Да, я видел этих рыб в ковчеге!» — я принял единственно верное решение. Я начал искать глазами свою дочь. Но современное поколение уже все знает и умеет, она была достаточно далеко от меня, и я знаками показал ей, что возвращаюсь на Катамаран, и ей не нужно беспокоиться обо мне. Инструктор также показал знаками команде катамарана, чтобы они встретили меня.
Ну что ж, сделаем мексиканского молодца, поставим дорожку у подиума, приготовим цветы и шампанское — вернемся к моим родным наказаниям. Его там не было! Как оказалось, мы отплыли от катамарана, хотя мне казалось, что мы не плывем, особенно куда-то, и он не должен быть прямо сзади.
Спасательный жилет сковывал движения, маска с трубкой в правой руке (не забудьте про опись и ревизию, что никто не отстегивает), на ногах, ласты с непривычки больше вредили, чем помогали. Пока я плавал среди людей, океан не казался таким огромным, но как только я остался наедине с океаном, он тут же показал мне свою силу и мощь и напомнил, что это не моя среда обитания и «ты будешь сидеть, ты будешь сидеть, Милый, на суше». ‘ Но пить боржоми было уже поздно — печень уже выпадала!
Сколько бы я ни махал своими руками, натренированными волейболом, йогой и гантелями, расстояние между моим незадачливым трупом и катамараном стремительно увеличивалось. В то же время катамаран сместился еще дальше к правому борту, и океан весело ухмылялся передо мной в сторону горизонта.
На горизонте виднелся военный корабль неизвестной страны. Это была моя последняя надежда на спасение, но я боялся, что воины примут меня за осиротевшего сперматозоида (помните темно-синий жилет?) Что ж, поживем — увидим.
К этому моменту я был полностью измотан и находился во власти океана. Интересно, что у воина сегодня на обед? Но мои гастрономические мысли были грубо прерваны неизвестно откуда взявшимся спасательным кругом. И в конце концов меня догнал именно катамаран.
Я взобрался на Катамаран на дрожащих лапах. Меня очаровали пресной водой и вырубили пивом. Пиво оказалось очень полезным, потому что с точки зрения содержания соли в организме я был почти свободен. Там меня ждали две новости: во время этого я получил удар, который пронес меня мимо катамарана, кроме того, я обнаружил восемь пассажиров, спокойно сидящих на палубе и пьющих пиво или маргариту. Оказалось, что эти люди купили тур, чтобы провести день в море, а не наблюдать за рыбой. И что это могло быть?
В октябре этого года мы отправляемся в Кабо Сан Лукас, Мексика. Моя семья рассматривает этот вариант: мама не может достать купальник, не говоря уже о том, чтобы выйти из гостиничного номера. Я боюсь, что они решат эту проблему положительно.
В старом анекдоте Бог, повесив кокос высоко на пальме, приказал обезьяне подумать, и она сбила кокос камнем. Советский студент ответил: «Мне некогда думать, мне надо трясти», — и продолжил безуспешно трясти ладонь. Так что это не анекдот: в мире полно людей, которым некогда думать, и они уже прогибаются под бессмысленную трату своих и чужих людей, нервов и денег.
Вот коллега, она полдня не работала в середине проекта, потому что выскакивал непонятный шифер, который не закрывался нажатием кнопки ввода. Попробуйте убежать, красный крестик в правом верхнем углу или просто спросите кого-нибудь — это не так. Сидеть с умным видом, изображая занятость, нажимать Enter раз в минуту, ожидая, что сейчас все заработает, и браться за срочную работу — это «да».
Вот человек под окнами офиса, кто-то поит его машину, и он методично прижимает кулак к крыше злоумышленника, как только сигнализация замолкает. Пять минут, десять минут воя… Я забираюсь наверх, тычу пальцем в табличку на 10 дюймов ниже того места, где он бьет. На планшете — стандартное: «Если моя машина вам мешает, позвоните по этому номеру», а затем три цифровых номера маркером. Нессон звонил, я спрашиваю? Нет, и я даже не думал…
Вот родственник. Я купил электрический чайник и через месяц он перегорел. Я поменял его по той же гарантии. Через месяц он снова сгорел, снова сменился на тот же. Месяц спустя… ну, вы понимаете. Я спрашиваю, почему я не перешел на другую модель с доплатой? Это кажется непонятным: зачем в доме нужен дорогой чайник, все они нагреваются одинаково? Они не могут сжечь все, следующее будет хорошим. Возвращайтесь назад, пока не закончится бракованная партия.
Вот один знакомый, он снова и снова изображает перебитый провод в радиоприемнике пишущей машинки своего сына. Переносить провода так, чтобы они не сгибались на стыке? Какая икроножная нежность с технологией, ФУ!
И так все время… и везде…
Рот Голлума и сырная баржа Енисея с зеленой луной
У Ромы Бурлака, который в Красноярске больше известен по звучному имени — Рот, порой возникали совершенно хаотичные идеи. Например, он может подойти к вам ночью, приложив палец к окну, и предложить немедленно отправиться в путешествие без какой-либо конкретной цели. Что-то вроде поклонения ногам:
«Мы поехали, он сказал, сейчас едем в Железногорск».
А также босиком. Ну, или в Дивногорск. А это что-то около 30 километров по шоссе. Он делал эти обходы ног не только со мной, но и с некоторыми моими друзьями. И я, к счастью, не мог к ним ходить. По дороге его сильно развезло от алкоголя и, по слухам, по дороге в Дивногорск он устроил глупую драку с гопниками на мосту, а в другой раз зачем-то пытался украсть арбуз у Хачика, и это тоже вылилось в очень глупую и никакую. Правильная борьба.
Но о том, как мы несколько раз ходили пешком в Железногорск, закрытый город Сити, куда вход до сих пор по пропускам, я расскажу в другой раз.
На этот раз я расскажу вам лучше, как рот плавает голым на барже за зеленым сыром. В очередной раз в город прибыл томский фрикс Инь-Анни. Это замечательный фрик ныне вымирающего вида эльфов — тракторов с флейтой, одетых в этнические и довольно экзотические одежды.
Инь-Ян был весь оранжевый с ног до головы, потому что этот цвет наиболее заметен на трассе, ассоциируясь с жилетами дорожных рабочих. Остановленный человек в таком наряде с гораздо большей вероятностью уйдет. А Инь-Ян, с ее довольно вредным характером, была очень нужна. Три раза она приходила к нам с кем-то в паре, и каждый раз этот кто-то бросал ее одну из-за ее вредного характера в Красноярске. Дважды, как джентльмен, я оставлял все свои дела в своем городе и возвращался в ее родной Томск, но на третий раз я уже сказал ей: «Хватит, хватит! С вами я больше никуда не пойду»!
Но все равно это был первый раз. Встретив ее где-то в центре города, всю ярко-оранжевую, как июльское солнце, мы с Пастой провели ее по нашему городу, показывая местные достопримечательности. Кстати, самым смешным во всем ее оранжевом наряде был плащ, сделанный из детских оранжевых колготок. Те же детские колготки с грубыми швами по всей задней части. В советское время так одевались в школу даже мальчики. Они были подвязаны оранжевым кружевным горлом, а сами чулки служили своего рода бретельками к одежде.
По дороге они что-то пили, и всю дорогу Паст пытался уговорить ее выпить, обещая, что «завтра» все вернется, а завтра она уже будет дома, в Томске, и я вроде бы подписался отправить ее туда. Несмотря на то, что сама она, с ее этническими манерами, практически не пила с нами. И поэтому я взывал к его совести, не поддаваясь на провокации.
Вечер и алкоголь приблизили нас к июльскому вечеру, к очень крутому берегу Енисея в Академгородке. Там мы сидели с несколькими отдыхающими девушками, любовались Енисеем сверху и продолжали что-то там пить. И вот с того самого высокого и крутого берега, где издавна стоял храм, нашему пустому взору открылась стоящая посреди Енисея баржа, груженная чем-то желтым, как плесневелый сыр. И у нас возник жаркий спор о том, что может быть на этой барже. Более того, Рот упорно склонялся к версии о существовании груза окаменевшего зеленого сыра, из которого, по версии некоторых убитых мракобесов, была сделана Луна.
И чтобы проверить эту версию, Уста решил доплыть до баржи, несмотря на то, что она находилась в ста метрах от него. Она предусмотрительно бросила якорь почти на середине Енисея, чтобы этот бесценный лунный сыр не украли.
Рот спустился к воде, крикнув нам, чтобы мы следили за его одеждой, и показал себя девушкам, раздевшись догола. Кстати, те случайные девушки, с которыми мы сидели, совсем не оценили этот жест и тут же смущенно ушли. И уже совсем пьяный, Рот нырнул в воду и поплыл вниз по течению к барже.
Если вы не сибиряк и никогда не пробовали купаться в Енисее даже летом, то лучше и не пытайтесь. Почти везде очень сильное течение, и вода очень холодная даже летом. Многие убитые горем самоубийцы, решившие спрыгнуть с муниципального моста, попав в стремительное течение, вдруг неожиданно вспоминают о том, что они утонули, но уже слишком поздно. Почти никому из них не удается выплыть из порогов. Я хорошо знал все это, бегая по склону, так как сам довольно часто плавал в нем. Плавание в Енисее выглядит так: примерно в пяти метрах от берега, где течение не такое сильное, можно погрузиться по грудь. Но стоит вам нырнуть чуть дальше, как мощное течение тут же закручивает и несет вас дальше. Теперь вам придется изо всех сил грести к берегу, чтобы не оказаться слишком далеко от своих вещей на берегу. Очень бодрит утром и мгновенно снимает практически любое похмелье. Если, конечно, с вашим сердцем не все в порядке.
Я думаю, что рот, после прыжка в Енисей, тоже быстро протрезвел, но было уже поздно включать обратный ход. Он смог добраться до баржи довольно легко только благодаря тому, что течение само несло его туда. Там он встал, залез на нее и стал бегать там голый, дрожа от речного ветра. По дороге он подобрал и показал нам издалека кусочек того самого зеленого сыра. Наконец до него начало доходить, что при таком сильном течении он больше не сможет плыть обратно. В отчаянии он начал махать руками с баржи проплывающим мимо рыбакам. Но когда они видели его голым, как Голлум, они просто смеялись и уходили.
На Енисее становилось все темнее, все холоднее, и Паст, наконец, решил плыть обратно. Он оттолкнулся от баржи, и его сразу же понесло дальше в сторону муниципального моста. Мы с Инь-Ян бежали по берегу, неся его одежду. Инь-Ян поспевал очень быстро, и я вел переговоры отсек за отсеком, ожидая на каждом повороте не увидеть его голову над поверхностью и сам нырял за ним, чтобы вытащить его ослабевшее тело из воды.
Но через двести ярдов ослабевший ротан все еще плыл к берегу, в побелевшей руке он судорожно сжимал какой-то зеленоватый камень ядовито-зеленого цвета. Это был кусок промышленной серы. Так мы выяснили, что было на той проклятой барже, из-за которой Мау чуть не утонул. Не самогонный зеленый сыр, а зеленая сера, которой черти нагревают свои котлы в аду.
Когда я ходил в детский сад, иногда наступала зима. И — регулярно, каждую зиму. А раньше, помимо Деда Мороза со Снегурочкой, были и другие атрибуты. Снег, сосульки и кражи саней. Всех детей без исключения возили в детские сады на санках. Не у всех были автомобили, и сани были доступным средством передвижения. В них можно было сложить маленького ребенка, как бревно, и везти его на санках в детский сад с максимально возможной скоростью. Правда, потом, после детского сада, нужно было куда-то девать эти санки. Даже в небольшом детском саду на 4 группы по 30 детей получилось более сотни санок всех цветов и расцветок. Под ними уже требовался средний ангар для самолетов. Мама и папа тоже не могли ездить на работу на санках. Особенно если мама была почтальоном, а папа — электриком. Возить санки с собой весь день? Так санки застряли в сугробах вокруг сада. Издалека он был похож на японский сад камней.
Все детские сады были усеяны санками. Чтобы сразу отличить свои сани от чужих, они были раскрашены и подписаны. Это была противоугонная система. Насколько я помню, не было ни одного случая, чтобы сани были перекрашены.
Похитителями обычно были студенты. В силу преклонного возраста их не укладывали на санки, но они очень хотели кататься на горках или прикрепляться к грузовикам. Поэтому они приходили после школы в детские сады и сами занимали транспорт. Как правило, работать полный рабочий день на цветах боялись только сложные сани. Возле нашего детского сада стояли санки, которые до сих пор революционные, с деревянными полозьями. Эти сани выделялись настолько, что остались неизменными.
Я никогда не крал сани, мой отец, образно говоря, содрал с них краску. Несколько вечеров он сидел с ножом. Это оказался резной палисад. Вторые неизменные сани были сотканы, нынешним магнатом горшков. Отец не любил заниматься деревообработкой, он был художником по металлу. С практикой он покрыл сани таким сильным травлением, что они стали похожи на гигантские буры. А вот Солопаев Серега, у него были санки в боди-ките. От новых санок, купленных в магазине, они отличались только веревкой. По какой-то причине Солопаевы даже не стали радикально маркировать сани. Они даже написали фамилию «Солопаев» на приклеенном кусочке нашивки. Конечно, заплатка отвалилась, санки подписали гвоздем на другую фамилию — и все!
Это был большой плюс. Украденные сани были выданы в сильный мороз, что является плюсом для здоровья. Я не понимал этого раньше, но теперь я многое понимаю. Представьте себе холод на улице. Сильный мороз, минус 27. Родители, спешащие на работу, вынуждены поднимать груз в виде маленького человека пяти лет из детского сада. С его ногами и даже через зимнюю одежду такой груз попадет в детский сад к апрелю. Поэтому ребенка следует укутать в свитер, сверху надеть свитер, затем вниз шарф, затем пальто. Два трико и брюки со шлангом на ногах. Сверху все это покрыто кроличьей шапкой и валенками. При иммобилизации ребенка необходимо отказаться от нее, для чего используется шарф, фиксирующий нижнюю челюсть. Затем груз переносится и складывается в сани. Поскольку обернутое тело не сгибается, оно как раз подходит, через глаза к звездам.
Поэтому дети, которых везли в санях в сильный мороз, болели. В сильный холод нужно двигаться. В обездвиженном состоянии холод проникает повсюду. И за три года, что я ходил в детский сад с Солопаевым, он ни разу не болел. В детский сад ему приходилось ходить пешком, санки постоянно воровали. Пусть родителям приходилось вставать в 5 утра, пусть Солопаеву приходилось разворачиваться на полпути с Кубарем и ехать с пинками — он не болел, он постоянно был в движении. А я, с неизменными санками, четыре раза за зиму болел всевозможными ОРЗ. А однажды мне посчастливилось заболеть левосторонней пневмонией (это воспаление легких, если без курса). Из-за этого мне даже не давали длинные стихи для новогодних школьниц. Мое присутствие было очень маловероятным. А Солопаев давал стихи на два листа, вешал родителям.
Несмотря ни на что, в детстве я обожал кататься на санках. А в таком состоянии как дрова через глаза к звездам. Особенно когда выпадет снег. Такие большие куски, как останки голубя, после кошачьего корма. Идет так на санках, впереди коренной папа, а мама в обмороке. Посмотрите вертикально вверх, оттуда падают снежинки. Медленно, милый, прямо в студента. И таять там. И по очереди: то в один зрачок, то в другой. И ты лежишь, дышишь воздухом через шарф, а пошевелиться невозможно, столько на тебе одежды разной. А потом снег тает у учеников, и у вас глаза полны воды. И вы с невероятным усилием наклоняете голову, вопреки шарфу и кроличьей шапке (с полицейской кокардой). Ну, надо же как-то выливать воду из глаз.
И вода течет, и вы видите, что рядом с вами, ноздря в ноздрю, впитывает ее кто-то другой, и он тоже смотрит в небо, и в его зрачках тают снежинки. А особо одаренные родители снимают спинки с санок, и детей прикрепляют к этим санкам с помощью каких-то приспособлений. И некоторые ненормальные дети лгут не как все, а наоборот. Кто-то ногами назад, а кто-то обычно лицом вниз. Даже пробовал несколько раз. Головой вперед — куда бы я ни пошел, а лицом вниз — никакого удовольствия. После того, как родители потеряли меня, я каким-то образом упал с санок на повороте. Он попытался подать сигнал, но был обездвижен, и ему это не понравилось. Родители прошли почти 100 метров. Меня спасла какая-то проходящая мимо бабушка. Она ссорилась со своими родителями, потому что они потеряли меня. Это были первые непристойные слова, которые я услышал в своей жизни. Но я не помнил.
Я тоже помню сапоги. Они начали готовиться к школе, но ходить в школу в валенках было не престижно. Поэтому они начали приучать меня к зимним ботинкам. Там были детские меховые сапожки от Чебурашки. У них была металлическая молния, которая постоянно ломалась. А еще у них была подошва без намека на протектор. И так, слегка шероховатая, как наждачная бумага. Я очень хочу заглянуть в глаза дизайнера этой детской обуви. Его сало, для него в Сусалах. Так что он всю жизнь ухмыляется. Но мой отец не зря получил высшее образование. Он протер мои ботинки Розином, и я перестал падать. Все упали от неожиданности, а я стоял, как пригвожденный. В Средние века меня бы сожгли на костре. Затем эта идея была украдена у Н.С. Михалков, за фильм «Сибирский цирюльник».
А потом они все поднялись на холм, чтобы покататься, стоя на ногах. Кто продолжит. Была такая конкуренция. Пока меня не вымазали Розином, я был почти чемпионом. Я выступал за океаном вне раскатанного льда, очень хорошо держал равновесие. Даже когда он летел в баррикаде из саней и снеговиков. Но потом выяснился несчастный случай. Я спасся, придав себе как можно больше кинетической энергии, и выпрыгнул на лед. Затем мое тело бросилось вниз по склону. А сапоги остались на месте, прибитые гвоздями. Я падал, как листья осенью. Только очень резко и с глупым звуком. Я не получил никаких телесных повреждений, но сама сила этого отвращения к льду. Он никогда в жизни не стоял на коньках и вообще, до появления чизкейка, даже на холме катался с осторожностью.
По роду занятий и по натуре он всегда был гуманитарием, любителем книг и т.д. Никогда даже не пытался заниматься спортом. Пока они молчат, я могу иногда умеренно намордничать, но потом они этого не помнят. Его пригласили на день рождения одноклассницы, где были ребята со двора и ее класса. В разгар празднования появился незнакомец внушительных размеров, которого, очевидно, никто не приглашал. Им оказался бывший муж одной из подруг, с которой она недавно рассталась. Похоже, у него была серьезная репутация, поскольку никто не пытался найти его в списке приглашенных. Он вел себя нормально, даже подарил что-то хозяйке на вечеринке. Бывшая девушка упорно игнорировала его. Я выиграл довольно быстро, и меня отправили в комнату, где лежала вся верхняя одежда гостей. Через некоторое время появился гость. Которая была не столько пьяна, сколько расстроена. Было ясно, что он серьезный парень, с правильными понятиями. Мы начали говорить о женской глупости горечи, о том, что многие из них не понимают своего счастья, которое буквально стоит рядом. Наши взгляды на это полностью совпали. Толя, так его звали, показался мне довольно тонким и чувствительным человеком, что было несколько неожиданно. В это время зазвонил телефон, Толя ответил. Взглянув на его лицо, я поняла, что оно было резко закрыто. Он сам стал реагировать подобным образом и поставил условие: если ты не опытный педик, иди в такое-то и такое-то место. Теперь буду. Он начал одеваться, тем более все было близко. Даже не задумываясь об этом, я оделась и поехала с ним, как ни странно, не забыв прихватить с кухни пустую бутылку, как глупый предмет. По дороге Толя сказал, что она понятия не имеет, кто звонил, но этот жук наконец-то одолел. Мы долго бродили по окрестностям, но никто не пришел и никого не нашел. Вечер был закончен на вокзале, где они мило посидели в круглосуточном кафе. С тех пор прошло пятнадцать лет. С тех пор мы с Толей не перестаем общаться. Он солидный бизнесмен, владеет рестораном и несколькими магазинами. Кстати, он женат на той, которая тогда по глупости бросила его, но потом поняла свою ошибку. Странное стечение обстоятельств и один неверный звонок подарили мне друга, с которым у меня гораздо больше общего, чем со многими преподавателями гуманитарных наук в моем окружении.
В преддверии соответствующих спаррингов.
Недавно порадовал мой отпрыск от прошлого брака. Он занял первое место в регионе по ММА среди юниоров. В возрасте 15 лет. Тревожный, беспокойный. Дает мне на лето обуздать порок и привить добродетель, и я могу манипулировать этой манипуляцией, имея только подростковый ум. Теперь вам придется трижды подумать, прежде чем нанести удар по голове. Но он сам создал себе проблемы. Почему, спрашивается, в 7 лет я не могу заниматься в спортзале? Я не думала, что смогу контролировать его импульсы — ну, от наркотической зависимости, это точно. Питчинг факелу не товарищ. Теперь есть все шансы столкнуться с тем, за что они боролись.
За год до этого Эвонои Маманя поблагодарила меня за заботу о потомстве. В течение примерно 15 минут это было легко и свободно, и так на протяжении многих лет, на расстоянии. Создание состояния эйфории у слушателя путем н е-большого распространения похвалы. По мере того, как интенсивность повествования подпевала мастеру звуков, я поняла, что мой нежный ребенок чуть не лишил меня взгляда старшеклассника. Родни был вызван для анализа игры и чествования победителя. Где основное внимание уделялось спортивным успехам Чада Маво. Типа, он профессионал, как он посмел применить разработку кольца в коридоре? Против лба на 15 фунтов тяжелее и на три года старше? Согласно правилам маркиза Куинсбери (в понимании спортивных комментаторов-учителей), мой ребенок должен был предупредить соперника о своих успехах (три раза) 2. Если она была проигнорирована, заменить щеку. 3. Затем второй, нос, яйца и все, что выскакивает из рук. 4. Лежа на полу, если руки противника устали, удобнее пнуть бойца ногой.
Для такого поведения в будущем были призваны семья и школа. Далее, как семья раненых циклопов.
-Позовите его к телефону. -ALL. -Ты его тащил? -Бецефист. -Ты хочешь, чтобы он снял твою руку? -Да.
-И послали прямо в глаз? -Да. -Красиво. Продолжайте в том же духе. В следующий раз остановитесь на окончании ноги. -Мне некому было закончить. Он продолжал работать челюстью. -Ах, молодец!
Нет, но что я ему скажу? Повторять бессмыслицу от 1 до 5 баллов? Четыре, принесенные свыше, и 5-й (последний) — мой папа — мудак?
Я собираюсь начать изучать науку — типа «там ты более осторожен»? Объясниться по пункту 5М?
Это очень сложный удар для проигрывателя. И рискованно. Я использовал его однажды и получил такую жизнеутверждающую киску, что у меня до сих пор болят зубы от воспоминаний.
И он был доставлен со всеми допами и там, где они были нужны.
Кроме того, чья бы корова хрюкала, но моя не трахалась.
Затем в разговор вмешался ангельский голос подруги моих суровых дней. Мамин сын. И позвольте мне проповедовать идеалы непротивления злу насилием. И воткнуть мне грязного кролика в несоответствие меня этим идеалам. С элементами дьявола на моей монаде. Запах жареного еретика.
-Вы возьмете корнет? -Что?! -Что и кто. Велосипедист. 150 кг, рост 220 см. Друг петербургского истеблишмента. С которым я попала на дачу на двадцать лет. -Иии. -Это хорошо. Завершите разговор. Если бы я тогда действовал по вашим указаниям, на моей могиле поблек бы портрет.
Корнет был настолько прочным, что я сразу почувствовал свою хрупкость и уязвимость рядом с ним. Он действительно был лошадью. Очевидно, что он был неплох, но он мне сразу не понравился. Хотя почему «но»? Здесь уместнее использовать связку «и». Поскольку в течение полутора лет мы виделись с ним нечасто, эта неприязнь прошла заочно. Что для Корнета было редкостью, поддержка не входила в число его достоинств. Спасло то, что он из Петербурга в Москву заезжал редко.
До сих пор как-то в стране будущей матери нынешнего бесстыжего бойца не встречались нос к носу. Корнет висел там с каким-то неприметным другом — из тех, что вешают на спину куртки знак мотоциклиста, гласящий: «Если ты читаешь эти слова, значит, эта сука потерялась в дороге». Из тех, что строят любовь вместе с ними.
Это мешает, потому что до этого он был сильно разложен на дороге. С серьезными повреждениями колена.
Они сели пить. Почему-то сегодня я был необычайно поражен. Взял киску под газ. Алкоголь делает меня дружелюбным мудрецом. Это Асхо. Толстый для штыка.
Поэтому я пропустил момент начала конфликта. По мере того, как я сбрасывал голову с первого плуга, масса, мое глупое лицо продолжало тепло улыбаться.
Вторая киска привела мозг в более или менее рабочее состояние. -То, что я не могу выбросить. Мы должны бежать. Но вы не можете! Репутация В. Они будут смеяться. Чистый? Он меня покалечит. Что делать? О, Корнетт, я пошел на улицу. А потом хозяйка здесь же расскажет всю ситуацию. Хозяйка квартиры в этот момент в злополучном духе «возьмемся за руки, друзья», подруга врага, зная степень репрессий своего любовника, выскочила в дверь. Вставай. Мне придется отнести его в угол дома. Там я заметил последовательность дредов в метре. Только для корнета. Ложь, он ждет его там. Пока он будет разворачиваться, я подойду к нему в конце заветного заезда и отправлю его.
Что значит нечестный? Итак, давайте договоримся, честный бой, когда я раздаю пизды, и нечестный, когда я их получаю. Период.
Теория отстой, друг мой, но древо жизни великолепно зеленеет — уже третий плюс стоит. Я едва держусь. Не похоже, что она хочет наполнить меня сразу, она разогревается. Что ж, тогда план Б. Главное, он уже стоял. Я сверлю ралли ногой в больное колено. Вот! А затем, одним движением, на противоходе, не дав мне упасть, я отправляю бутылку шампанского в череп, который так удачно стоял на столе. -Исси! Корнет рухнул, как башни-близнецы. С ревом, грохотом и столбом пыли. И тишина.
Я отворачиваюсь — с порога он бросает взгляд на мотоцикл.
В мужестве, строгости и я:
Я хотел пошутить. Похоже, он недооценивает собственную убежденность в этом. Мадам беспрекословно начинает закрывать пояс дрожащими руками. Ссылки. Я в ступоре.
Я, наконец, критически смотрю на ее статистику и поэтому, командным голосом, взламываю:
Потом я смутно вспомнил. То, что я выпил. Я где-то лежал. Я проснулась с дикой головной болью. Корнета не было. Не было и его жен. Достойный Человек-Мог разрубил бы мой бесчувственный труп на куски, как Сальери — музыку. Но он этого не сделал.
Какая шутка — сплошные провалы в памяти. Там был кто-то еще. И мой дорогой, кажется, что-то говорил. Я ничего не помню. Как в бреду. Тем не менее, я прожил в этом штате 20 лет.