Анекдоты про Деда Мороза
Дорогая редакция! Ответьте мне, пожалуйста. Дед Мороз всё-таки существует или нет? Моя мама говорит, что существует, а жена смеётся.
— Хочу такую же работу как у Деда Мороза! Сутки через 364.
Самое первое государство, куда приходит Дед Мороз, это Китай. Там он загружает мешок с подарками.
Из писем Деду Морозу:
«Дорогой Дед Мороз! В том письме, когда я просил сделать меня большим человеком, я имел ввиду – влиятельным и богатым, а не весить 140 килограммов». Андрей, 35 лет.
«Дедушка мороз, я очень хочу, что бы в этом году ты подарил мне толстую пачку денег и худое тело. Надеюсь, что ты не перепутаешь, как в прошлом году».
«Дорогой Дедушка Мороз! У меня есть фото, где ты в бане с тремя Снегурочками! Список своих желаний вышлю следующим письмом».
«Дедушка Мороз! В прошлый раз ты пришёл к нам с какой-то пьяной бабой, вымыл руки в компоте, съел всю еду из собачьей миски, а потом с криком: «А теперь в снежки!» стал кидаться голубцами. Мне понравилось. Приходи ещё». Петя, 6 лет.
«Привет, старый хрыч! Я в тебя уже два года как не верю!» Сергей Петрович, 65 лет.
Из письма: «Дед Мороз, я весь год вела себя хорошо. хм. ну почти весь. ну ладно не весь. Ой, ладно, сама все куплю».
Отправила Деду Морозу список своих новогодних желаний. Заблокировал, гад!
Двоечник Вовочка 1 января проснулся с грудью 4-го размера. А не надо было списывать письмо Деду Морозу у своей старшей сестры.
За ужином дочь объявила, что написала письмо Деду Морозу. Сказала, что себе попросила компьютер, а маме – норковую шубу… Дед Мороз поперхнулся чаем…
На Новый год Вовочка загадал желание: «Хочу, что бы Новый год был каждый день». Через два месяца он вышел на пенсию.
Дед Мороз не смог объяснить 12-летнему мальчику Мише, что он, хотя и вёл себя хорошо в этом году, но сделать так, чтобы математичка сдохла он не может.
Мой папа боятся Деда Мороза. Когда приходит Дед Мороз, я не могу найти папу.
Еврейский Дед Мороз: — Здгавствуйте, детишки! Покупайте подагочки.
— А Дед Мороз оказывается жадина. — С чего ты взяла? — Да он вместо того, чтобы подарить мне подарок, нашёл в шкафу куклу, которую мама прятала, и под ёлочку положил.
Дед Мороз со Снегурочкой поздравляют с Новым годом двух братьев: — Дедушка Мороз, а вы глобального потепления боитесь? — Конечно, боимся! Ведь мы растаять можем. — Петька! Врубай обогреватель! Будут знать, как детям книжки дарить.
Новый год дороговато обходится. Деда Мороза со Снегурочкой заказать 500 рублей стоит. А если одну Снегурочку, тогда 2000 рублей.
— А на прошлый Новый год к нам через трубу опять залез Дед Мороз. Но тут неожиданно из командировки вернулся папа. В тот год мне достался весь мешок с подарками: коробка конфет, три бутылки шампанского и пачка странных воздушных шариков.
На вопрос ребёнка: «Дедушка Мороз, а ты настоящий?» Дед Мороз начал показывать сертификаты, справку из налоговой, лицензию.
Анекдоты про дедов
Жизнь 30-Серебрянникова. Плачет Сребренников в Канаде, Срёт на дедов и на отцов. Всё в морщинах от алкоголя Перекошенное лицо.
Пример для подражания
1.Авторитеты и чмыри.
— Быстро хватайте ломы, и
отправляйтесь подметать плац!
— Товарищ сержант! Зачем ломами-то?!
Мётлами будет заебись!
— Мне не надо заебись! Мне надо,
чтобы вы заебались!
(Народный фольклор)
После подъема и утренней зарядки, по распорядку дня военнослужащим предоставляется полчаса на утренний туалет.
Подразумевается, что солдаты за это время должны успеть умыться, «оправить естественные надобности», заправить и «отбить» коечки, начистить сапоги, подшить свежие подворотнички, если кто не подшил с вечера, выровнять по натянутой леске койки, матрацы, подушки, тумбочки, табуретки.
В училище мы все это делали быстро, но спокойно. Без суеты. И еще оставалось время на неторопливый перекур.
В Тикси же, в в/ч № 30223, куда я был направлен после отчисления с третьего курса ГВВСКУ, процесс заправки коечек и выравнивания растягивался и затягивался на все тридцать минут. Сержанты, «черпаки» и «деды», голосом, пинками и затрещинами, подгоняли «гусей» и «молодых», чтобы те постоянно бегали из прохода в проход, не расслаблялись и не «тащились».
Если вдруг все было выполнено, а время до завтрака еще оставалось, кто-нибудь из «авторитетов» сдвигал с места одну койку, и приказывал все выравнивать по ней.
Офицеры это время находились в канцелярии, и в процесс не вмешивались.
И вот, посмотрел-посмотрел я на это действо, выровнял и отбил свою коечку, поправил койку соседа, который был в этот день в карауле, и решил, что я, по своему статусу, не должен принимать участия в этой беготне.
Я же не гусь и не молодой.
Пусть эти, — которые гоняют, — столько послужат, сколько я прослужил.
Вышел из узкого прохода на «взлетку» и сел на табурет.
Не совсем рядом с авторитетами, но и неподалеку от них.
Они покосились на меня, кто-то сказал:
— А ты, кадет, чего уселся?! Заправлять коечки не надо?
Я ответил:
— Я. Заправил. Свою. Койку.
Они промолчали. И вроде бы потеряли ко мне интерес.
Через несколько минут ко мне подошел какой-то салага. Детское лицо, форма не ушита по фигуре – явно молодой, или гусь.
— Ты чего расселся здесь! – возмутился он.
Я спокойно поинтересовался:
— А ты кто? Народный контроль?
Он покраснел от злости и схватил меня за рукав:
— Пошли выйдем, кадет!
Я рывком освободился от его захвата:
— Пошли.
Кто-то из авторитетов, с интересом наблюдавших за нами, сказал ему:
— Медведь, потом! Ротный вышел из канцелярии.
Дежурный по роте крикнул:
— Рота! Строиться на завтрак!
Медведев прошипел мне сквозь зубы:
— После завтрака поговорим!
Я согласился:
— Поговорим.
2. Бой без правил.
«И мы, сплетясь, как пара змей,
обнявшись крепче двух друзей
Упали разом, и во мгле
бой продолжался на земле».
(М. Ю. Лермонтов).
После завтрака пошли мы с Медведевым в батальонный туалет – большой такой сарай, — и начали там кулаками махать.
Я только разок ему попал слегка по скуле, а он бил, как гвозди заколачивал.
Он неплохой боксер-то был. Потом даже первенство полка выиграл в своем весе.
Ну, я по нему не попадаю, а его удары то и дело пропускаю. Решил перевести схватку в партер. И тоже неудачно. Лежу на спине, пытаюсь отмахиваться, а он лупит мне по роже. Перевернулся на живот. Из угла рта струйка крови дугой бьет в снег. Медведев молотит меня по затылку, но это уже не больно. Думаю: «Пусть кулаки отбивает».
Тут вбегает якут-дневальный с нашей роты, наклоняется, чтобы заглянуть мне в лицо, спрашивает:
— Кадет, ты Гладков?
Медведев опустил руки, не понимает, в чем дело. Я тоже не понимаю:
— Да, — отвечаю, — Гладков.
Якут говорит:
— Тебя в канцелярию вызывают.
Медведев вскочил:
— Ты что, сука, заложил уже?
Я, с трудом шевеля разбитыми губами, отвечаю:
— Ты охуел?! Когда бы я успел-то?
Якут убежал, а мы с Медведевым медленно идем за ним. Серега (его Серегой зовут, Медведева-то) причитает:
— Ой! что теперь будет, что будет. Ты снегом утрись.
А какое там утрись, — угол рта справа рассечен так, что кровь не по подбородку течет, а струёй вперед летит.
Я удивляюсь:
— А чего ты так переживаешь-то? Ну, подрались, и подрались. Что такого-то?
Он возмутился:
— Ты сдать меня хочешь? Я две недели назад Сивому морду разбил, так мне ротный сказал, что если еще раз подобное случится, то под трибунал отправит.
«Ага, — говорю, — значит нельзя сказать, что подрались. А что тогда говорить?»
Остановились, думаем.
«Значит так, — говорю, — нашу роту в полку не любят. Это я уже знаю. Ты выводной, тебя вообще ненавидят. Ты пошел в туалет, а тут двое незнакомых солдат спросили — ты выводной? И начали тебя бить. И тут я зашел. Мне врезали, и я сразу упал. А тебя они тоже повалили, и убежали.
Пройдет такое?»
Он ответил, что должно пройти.
3. И тут началось…
Дорога к истине заказана
не понимающим того,
что суть не просто глубже разума,
но вне возможностей его.
(И. Губерман).
Медведев остался возле дневального, а я зашел в канцелярию и доложил!
— Рядовой Гладков по Вашему приказанию прибыл!
Командир роты капитан Бородин, не поднимая головы от документов на письменном столе, спросил:
— Слушай, Гладков, а где твоя комсомольская учетная карточка?
Я говорю:
— Так, наверное, она была в том запечатанном пакете документов, с которым мы сюда приехали, и который начальнику штаба отдали.
Тут он посмотрел на меня, и изменился в лице.
— Гладков! Что случилось?
— Товарищ капитан, я пошел в туалет, а там двое солдат Медведева били. Ну и мне досталось.
Он не дослушал меня:
— Это Медведев снова?! Дневальный! Медведева сюда!
Вошел Медведев.
Я быстро заговорил:
— Это не он, товарищ капитан! Его тоже били…
Ну и вместе с Серёгой мы толково изложили мою выдумку. Я упирал на то, что вообще не при делах, — я вошёл, они дерутся, меня сразу ударили, и я упал.
Ротный сразу:
— Вы их знаете?
— Нет!
— С какой они роты?
— Не знаем!
Бородин с сомнением нас слушал.
Дневальный в коридоре крикнул:
— Рота! Смирно!
В канцелярию зашел начштаба полка Грановский.
Вот тут, как я теперь понимаю, Бородин был в сложном положении.
При Грановском он не мог производить дознание. Потому что он либо контролирует положение дел в роте, либо нет. Если мы с Серегой врем, то это ЧП в роте. «Неуставные взаимоотношения», с возможным направлением кого-то в трибунал, и пятном на репутации командира роты.
А если поверить нам, то ЧП не в роте, а в полку. И пусть Грановский разбирается. А Бородин исполнит его приказы.
Вот поэтому Бородин и сказал:
— Товарищ подполковник! Разрешите доложить? Моих солдат избили неустановленные военнослужащие!
А Грановский счел, что Бородин уже во всем разобрался, и докладывает то, что ему достоверно известно.
Грановский нам:
— С какой они были роты?
— Не знаем, товарищ подполковник!
— Почему вы их не задержали? Сколько их было?
— Двое. Не задержали, потому что не справились.
Грановский возмущенно:
— Что за безобразие! Два солдата караульной роты не могут справиться с двумя?!
Бородин, отныне ваши солдаты должны не меньше двух раз в неделю заниматься самбо и боксом в спортзале. А сейчас мы пойдем по казармам искать этих…
4. И продолжилось…
Пошли мы по казармам.
Грановский, Бородин, еще кто-то из офицеров роты, может и дежурного по полку Грановский вызвал. Помню, что много было офицеров.
Какие тогда у нас были роты самые борзые? Пятая, или шестая? – Не помню. Да и не важно.
Одна рота дедов, другая – черпаков.
Медведев рассказывал про какую-то, что там офицеры вроде даже не рискуют поодиночке в спальное помещение заходить. Якобы случалось, что в офицеров заточенные миски бросали. Куда там ниндзевские шурикены.
Ну, ходим мы по казармам, а все роты были на работах. Строились перед нами дневальные, каптеры, еще кто-то. Грановский покрикивал на меня и Медведева: «Внимательней смотрите!», а те, на кого мы смотрели, с любопытством и компетентно разглядывали мою рану, оценивая красоту и силу доставшегося мне удара.
Посмеивались надо мной. Медведев улыбался им в ответ той стороной лица, которую не видел Грановский. А я улыбаться не мог.
Обошли мы все казармы полка, и меня отправили в санчасть.
Хирург моментально двумя стежками зашил рану.
Пару дней пришлось поголодать, потому что рот почти не открывался, а рассиживаться в столовой не позволяли. Две-три ложки успевал проглотить, и уже «Рота! Встать!»
Еще одно испытание пришлось пережить.
В тот же день, перед обедом, Бородин вывел меня перед строем роты, и произнес прочувственную речь о том, какой я молодец, как я смело вступился за товарища, постоял за честь роты, и героически пострадал при этом. Я не знал куда деваться от стыда.
Солдаты-то все знали, только помалкивали…
Прошло два месяца, пришли в роту гуси из Владимирской области.
Бородин и их сразу построил, и снова меня вывел перед ними. Вот, дескать, герой, по морде получил, за то, что в караульной роте служит. Даже рот ему зашивали…
Гуси загрустили, и поплямкали губами, представляя, каково это, — с зашитым ртом…
Медведев быстро поднялся, в авторитет вошел. Не из-за этой истории, а по личным качествам своим.
Физически сильный, с прямым и твердым характером, он не мог не подняться.
Ко мне относился спокойно. Без дружеских симпатий, но и без вражды.
Он какое-то время еще был выводным. Потом решил, что быть вертухаем западло, и начал забивать на службу.
Долго добивался перевода в другую роту, и добился-таки. Дослуживал, если не ошибаюсь, в мехроте дизелистом.
Весной 84, после того, как ротный меня снова очередным гусям в пример ставил, я где-то в полку встретил Медведева. Сказал ему, что опять, как дурак стоял перед строем, и слушал речь о своем «геройстве». Он поржал. А я продолжил:
— Может, когда уезжать буду, сказать ротному, как на самом деле было?
Серега построжел:
— Ты охуел?! Уедешь, а мне еще полгода служить! Даже и не думай!
Из писем знаю, что и осенью 84, и весной 85 гусям приводили в пример рядового Гладкова, который, хоть и получил пиздюлей, но молодец!
«Что опьяняет сильнее вина? —
Лошади, женщины, власть и война!»
Р. Киплинг
Заметьте, Киплинг в своем стихотворении лошадей поставил впереди женщин. Ха-ха.
На ан.ру не так давно было несколько отличных историй про лошадей, свое вспомнилось, тоже решил отметиться.
Истории у меня традиционно длинные, кого это напрягает — листайте.
Из воспоминаний детства.
Летние каникулы я обычно проводил в сибирской деревне у бабушки. Дед работал скотником в совхозе. Стадо дойных коров голов 300-350, летний полевой выпас, сутки через двое. Утром и вечером привозили доярок для дойки, во главе с механиком, запускавшим дизель-генератор, а так остальное время вдвоем с напарником, пересменка во время вечерней дойки. Какая-то хитрая мотивация, зарплата напрямую зависящая от удоев, поэтому работали без дураков, стараясь использовать полностью световой день, выбирая и меняя для выпаса лучшие пастбища. В июне, например, удавалось поспать только порядка 3-х часов за полные сутки. Естественно, пасли на лошадях, по-другому не получилось бы, слишком большие расстояния и побегать бы пришлось, что в возрасте деда уже не так просто.
Мне 12 лет. С дедовой лошадью, достаточно старым мерином, отношения весьма сложные, меня, как хозяина, вообще не воспринимал. То не давал садиться на себя, то пытался укусить, да и в седле не особо слушался. Короче, я его откровенно опасался и считал коней: тупыми, злобными, неповоротливыми, непослушными и серьезно опасными животными. Да и в седле чувствовал себя весьма неуютно, и по-правде сказать, что ездить верхом и управляться с лошадью толком не умел. Ну, нет конечно, не совсем болван, и рысью, в такт бега приподнимаясь на стременах и галопом вполне, но чувствовал себя и наверняка со стороны смотрелся, скорее, мешком с отрубями, чем ловким наездником.
Но не было бы счастья. Дедов напарник серьезно покалечился, упав с крыши сеновала и дед остался один. Лето в совхозе, людей свободных нет, от слова совсем.
— Даже под кустик спокойно присесть-посрать некогда. — жаловался он бабушке, проработав одну смену в одиночку. Естественно, следующий раз я поехал вместе с ним. За сутки, сперва набегался, да так, что ноги еле двигал, а потом когда дед меня пожалел и поменявшись посадил на лошадь, то набил такие синяки на заднице и натер между ног, что вообще передвигался с трудом и в раскоряку. Бабушка ворчала, но дед был непреклонен:
— Я в этом возрасте за плугом по 16 часов пахал.
Оформил в совхозе, как подпаска (с серьезной зарплатой между прочим, не в сравнение конечно, с деревенскими пацанами, работающими летом помощниками комбайнеров), и выписал мне мерина 3-х летку со звучным именем «Прогресс».
— Давай знакомься, твой теперь. — заведя на поводу во двор. Я волновался, наверное сильнее, чем перед первым свиданием в последующем. Поэтому подготовился, заранее отрезал несколько толстых кусков хлеба и посыпал их крупной солью.
Ах, это прикосновение нежных лошадиных губ, сердце замерло, когда Прогресс, аккуратно взял подвижными губами с ладони хлеб — благодарно на меня посмотрел. Так прямо у нас любовь с первого взгляда случилась.
— Деда, я его Пронькой звать буду.
— Почему Пронькой, а не Прошкой, например?
— Да ты посмотри на него, какой он Прошка? Вылитый Проня! Гляди какой взгляд хитрый и пронырливый.
— Ладно, занимайся, в стойло определи, воды принеси и травы задай. Завтра поедешь сам, чтобы перековали, я договорился.
— Деда. Может вместе?
— Сам управишься, большой уже, тебя до свадьбы за ручку водить что-ли? И потом тоже подсказывать. как вставлять. — дед довольно заржал.
— И еще завтра к Хохлу поедешь, Иван Михалыч тебя немного поучит. Говорит, что казак потомственный, брешет поди, но с лошадьми знатно управляется. А я не смогу, терпения не хватит. Я же не обматерить не смогу, а ты даже на «ерганный рот» обижаешься не по-детски.
Всё оказалось не так страшно, и перековали, и к Михалычу поехал, прихватив пузырь самогона и кусок копченной свинины, сунутый бабушкой.
— Пошли за околицу. — Михалыч, в моем тогдашнем понимании, глубокий старик, положил в безразмерный карман граненый стакан, луковицу, краюху хлеба, сунул за голенище сапога небольшой нож.
— Конем надо управлять только ногами.
— Это как?!
— Вот лыцари (так и говорил «лыцари»!) раньше. В одной руке щит, в другой копье или меч. Оне чо, хуем за узду дергали?
— Мы казаки, или где?
Пронька оказался очень понятливым, веселым и игривым, немного хитрым, но у нас с ним все получалось. И на свист уже прибегал и некоторые команды только голосом, выполнял, даже ложился набок, а я таскал по совету Михалыча постоянно с собой небольшой холщовый рюкзачок с мытой некрупной морковью и хлебом, фактически дрессируя его, как собаку. И сам уже в седло влетал ласточкой, вот только с управлением ногами оказалось сложнее, но после одного случая тоже поперло.
Мы на сутках, спали ночью в вагончике.
— Вставай быстрее, коровы ушли. Потрава, бля. — на улице еще темно, около 3-х ночи, только небо на востоке начало слегка светлеть. Коровы выломали символическую загородку из тонких жердей и всем стадом ушли в расположенное сзади поле с уже колосившимся овсом. Далеко ушли, дальние уже почти с километр и еще разбрелись широко. Седлать некогда, так поскакали.
Пронька воспринял такой уход стада как личную обиду, я им совсем не управлял. Он сам носился, петляя, как заяц, на поворотах наклоняясь так, что я почти касался ногами земли, кусал коров, выгоняя их с поля. При этом злорадно ржал с восторгом от собственной ловкости и свободы движения. Я вцепившись в гриву, пытался лишь просто не свалиться. Корова только в стаде ведет себя как глупое животное, почувствовав свободу, начинает проявлять недюжий интеллект. Бык-производитель, здоровый, как танк, по кличке «Гад», наклонив голову с широченным лбом и нехилыми рогами, глухо мыча, почти рыча, приготовился встретить несущегося на него Проню. А тот, как-то очень ловко вильнул перед мордой, и привстав на дыбы, неслабо двинул того копытом передней ноги в район правого уха. Всё, сопротивление сломлено, бык трусливо потрусил в сторону стойбища. Проня на мгновение остановился, я тут же спрыгнул, чтобы немного опомниться от такого ошеломительного ковбойского родео. А-а, хозяин, тебе не надо — мне значит тоже. — Пронька тут же остановился и наклонив голову, начал смачно хрумкать молодым овсом, больше не обращая внимания на коров.
— Ладно, засранец. — я полез обратно — Погнали.
— Ку-у-уда! — (громкий пастушеский крик, вполне понимаемый скотом), это я уже корове, повернувшей опять от загона.
Деда за потраву оштрафовали на нехилую сумму. Он долго возмущался:
— Чо теперь, не отдыхать совсем? — а я понял, какое конь быстрое и ловкое животное, и при том очень умное и смелое. И у нас после этого возникло полное взаимопонимание, я бы даже сказал — полное единение. Я, наконец то, без проблем научился ездить «охлюпкой» (без седла), переводя Проньку с места сразу в галоп, избегая тряской рыси. В телегу он запрягался неохотно, обижено на меня кося, но под седлом носился с удовольствием, иногда по-ребячески взбрыкивая от полноты сил и упоения от стремительного движения. Я пару раз улетал, но в детстве даже такие падения, кончаются обычно только синяками.
Дед со своим мерином управлялся трехэтажным и частенько кулаком и кнутом, а у меня Проня только лаской, в критических моментах лишь повышением голоса с осуждающей интонацией. Никогда никакого хлыста или кнута, не-е. вру, один раз пришлось все-таки одним ударом на место поставить, а вот дед свой почти из рук не выпускал. Надо отдать ему должное, управлялся он им очень ловко. Мерину в основном грозил, а коровам иногда прилетало. Хотя чаще он им просто «щелкал» (оглушительный хлопок при правильном поступательно-возвратном движении рукой). Я потом прочитал, что такой громкий звук получается, потому, что кончик кнута преодолевает звуковой барьер (скорость звука в воздухе 340 м/сек).
Про дедов кнут надо сказать отдельно. С точенной ручкой, из сыромятной кожи, длиной почти 6 метров, у деда иногда казался продолжением руки. Для меня же тогда слишком тяжелый. Несколько разных насадок для кончика, на рыболовной плетенке с карабинчиком для быстрой смены. Для щелканья кусочек распушенной на конце тонкой бечевки, для охоты — просверленный насквозь стальной шарик, чуть больше сантиметра в диаметре. Этой насадкой он рисуясь и играючи, к восторгу зрителей, колол куски доски двадцатки, прислоненные к вагончику.
— А эта тебе зачем? — спросил я, показывая насадку с тонкой стальной проволокой, примерно пяти-семи сантиметров длиной.
— Что-то курицы захотелось, поедем сегодня на смену через птицефабрику — увидишь.
Та птицефабрика разительно отличалась от современной, с птицей в тесных клетках. Та курица гуляла свободно по территории, огороженной не очень высоким забором из сетки-рабицы. Некоторые, особо активные забор перелетали, роясь в редком березовом лесочке, возвращаясь обратно только на кормление.
Едем мимо, дед воровато оглянулся, спрыгнул с телеги, крадучись подошел поближе. Короткий взмах рукой с кнутом, негромкий всвист и обезглавленная курица, пробежав несколько метров, забилась на взрытой земле, орошая ее яркой кровью. Выждав с полминуты, дед еще раз огляделся, быстро подобрал голову и тушку, сунул их в телегу под траву.
— Вечером приготовим по-полевому.
Стемнело, небо вызвездило, такого безмерного количества звезд в городе никогда не увидишь. Горит костер, в нем два кирпича положенных рядышком. Не убирая перо, дед курицу выпотрошил, сунул и растер внутри пригоршню соли, еще засунул вовнутрь очищенную луковицу и принялся тщательно, прямо по перу, обмазывать снаружи глиной, замоченной заранее в ведре. Обмазал толстым слоем, положил на кирпичи, нагреб сверху углей с горкой.
Застывшая, потрескавшаяся глина, с приготовленной курицы, снимается вместе с пропитанным ею пером. и вкуснее я птицы больше никогда не пробовал.
В магазине покупали только хлеб, с совхозной пекарни, раньше ездил на велосипеде (порядка 2 км. в одну сторону), теперь только на Проньке, красуясь по деревне. Крупной рысью, с прямой спиной, гордо поднятой головой, в такт еле заметно приподнимаясь на стременах, отчего посадка кажется влитой, небрежно левой рукой придерживаю провисшую уздечку. В правой «детский» кнут (примерно 3 метра), перехваченный метровой полупетлей указательным пальцем, чтобы не попал под задние копыта. Под восхищенными взглядами баб и девчонок, ждущих привоза хлеба, резко останавливаю, подняв на дыбы с разворотом, ловко спрыгиваю, небрежно перекидываю и привязываю уздечку к решетке.
— Ай, да прямо казак. Какого внука Василий воспитал. — делаю вид, что не слышу, и даже не смотрю в ту сторону, хотя внутри все поет от удовольствия.
— Эй, а чего у тебя конь не взнуздан?
— Он и так меня слушается. — теперь соизволил посмотреть и небрежно, как о пустяке ответить, взглядом зацепив красивую девчонку-ровесницу, во все лучащиеся, синие глаза на меня с восторгом смотревшую. Ну надо же, как это оказывается приятно.
За такую гордыню и самолюбование, наказание свыше не заставило себя долго ждать. В очередной раз поехал на Проне за хлебом. Высокое синее небо, с небольшими белоснежными облачками, легкий, теплый ветерок с полей, вкусно пахнущий цветением разнотравья, жаворонок поет. Настроение прекрасное. Вот бы та девчонка опять была.
Чувство полета, скорости, ощущение под собой послушного, откликающегося на малейшее твое желание сильного животного, собственной ловкости и умелости. Издалека разглядел у магазина знакомый цветастый сарафан и от удивительного состояния незамутненного счастья даже запел во все горло. Как сейчас помню — «Машину времени»:
«Мы в такие шагали дали, что не очень то и дойдешь. «
Пока сумел выплюнуть, оса успела несколько раз укусить в язык и в губу изнутри.
Спрыгнул я сам или просто свалился — даже не понял. Упал на пыльную дорогу и от острой боли не сознавая, смог ли я эту жгучую гадость выплюнуть или все еще кусает, глаза застили слезы, язык по ощущениям горел и мгновенно распухал. Пронька подошел, несколько раз шумно меня понюхал, потом прихватил мягкими губами за ухо и тихонько потянул вверх, мол, ты чего хозяин?, вставай-давай.
От магазина на велосипедах подъехало несколько человек, видимо заметили мои кувыркания в пыли. А Пронька не подпускает, храпит, наступает на них боком, зубы скалит. Подтянулось еще несколько человек, в деревне развлечений то немного.
Сквозь слезы заметил знакомый сарафан, что сразу меня мобилизовало. Встал, вытер низом футболки грязное лицо, говорить уже не мог, поэтому жестами и мычанием показал про осу влетевшую в рот, и что эпизод исчерпан.
Я запрыгнул на Проню и поехал шагом домой, молча страдая, и морально, и физически. Язык опух, да так, что нелепо торчал наружу, нижняя губа напоминала багровую толстую сардельку, три дня с большим трудом пил только молоко, на четвертый смог съесть немного жидкой каши. Вот так, мгновенно из князя в грязи, переделывая известную поговорку. Но сейчас понимаю, что отделался больше испугом, мог и отек гортани с последующим удушьем получить.
На самом деле последний эпизод произошел уже следующим от начала повествования летом. Прошло несколько лет, я стараюсь приезжать как можно чаще и на подольше, в т.ч. зимой и осенью. Проня раздобрел, заматерел, но также с удовольствием носился со мною под седлом. Помню: давно не был, а сейчас его седлаю, и нас обоих прямо трясет от сладкого предвкушения безумных скачек по скошенным полям. Переобуваюсь на крыльце, а он в нетерпении прыгает с брыканием по скотному двору, загнав в угол испуганных овец.
Можно было бы рассказать еще несколько интересных случаев, например, про волчью нору, но чувствую — перебираю по объему, поэтому еще только один.
Мне 16 лет. Я приехал на выходные. Начало зимы, мы поехали с дедом на охоту. Я на Проньке, дед взял в совхозной конюшне молодого жеребца. Едем шагом по опушке «заячьего» леса, дед со своим раритетным кнутом, я с «детским». Он поближе к лесу, я от него метрах в десяти к полю, «на добивке». Заяц сидит до последнего, потом выскакивает буквально в паре метров и почему-то всегда в поле. Снегу еще немного, лошади идут легко, но жеребец выскакивающих зайцев пугается, дергается, дед промахивается раз-другой, а я даже близко так кнутом не владею, тоже мажу. Загонять зайца на лошади бесполезно, он петляет, да так, что его ловкая и гибкая рысь не всегда взять может, но зайцев много, третья попытка, четвертая. Дед уже строит семиэтажные, Проня тоже чувствую заметно злится, даже жеребца куснул. Наконец дед попал, заяц заверещал, как маленький раненый ребенок, так, что у меня всякое желание дальше охотиться пропало. Хорошо, что дед вторым ударом сразу его добил. Я хотел уже приотстать, но вдруг заметил далеко в поле рыжую искру.
— ЛИСА!! Но далеко. уйдет. — с сожалением дед.
— А это мы посмотрим. — Проня рванул, как мне показалось даже раньше команды. Ах, как же он пластался. я его вообще не подгонял, он словно заразился моим, всё возрастающим азартом.
— А-а-а! — Достаем!! До леса не уйдет, но в голове пусто, только первобытные инстинкты охотника, зашкаливающий азарт и хлещущий через край адреналин. Когда осталось меньше пяти метров, Проня плавно сдвинулся в сторону, словно открывая пространство для удара. Я с первого же взмаха попал шариком матерой лисе в лоб, чуть выше переносицы. Наповал.
Я обратно ехал шагом, медленно отходя от бешенной скачки и сумасшедшего сердцебиения. Вот это охота! Вот это я понимаю.
Для сравнения. Пригласили меня пару лет назад на охоту. Возложив свои пузаны на мощные снегоходы, трое охотников загнали по глубокому снегу небольшую косулю и остановившись, практически в упор расстреляли ее, изнеможенную и замершую, из крутых нарезных винтарей. Ее била крупная дрожь, обреченно смотрела, провалившись по грудь в снег, на подымавшиеся стволы, влажным черно-лиловым взглядом, пробиравшим до глубины души. А я думал: Вы, чего мужики. серьезно? Так и не снял с плеча, одолженную мне винтовку. В чем кайф то? Точно не из-за мяса, лицензия дорогая и бензина больше сожгли. Фу бля. охотнички.
В дальнейшем я ушел в армию, а когда пришел, многое изменилось. Бабушка серьезно заболела, почти уже не вставала. Младшая дочь забрала их с дедом в город, продав дом в деревне.
— Как там Проня? — практически второй мой вопрос.
— А Проньку в совхоз обратно забрали, когда я в больницу с сердцем попал.
— Выдали его потом одному долбоёбу, тот не уследил, правое переднее копыто расковалось, охромел, на ногу наступить не мог, безуспешно лечить пытались. А потом сдали на мясокомбинат.
— Мамочка. — шепотом, у меня в душе все перевернулось, я стиснул зубы, а дед уже перешел на другую тему. Да не поняли бы меня родственнички, с их рационально-жестоким, деревенским прагматизмом, с их равнодушно-потребительским отношением к скотине. Я ушел в ванну, включил воду и разрыдался. Я — уже взрослый, двадцатилетний мужик, прошедший армию, видевший горы трупов в Ленинакане, заживо сожженных детей в Маргилане. — плакал взахлеб как маленький мальчик.
Умом понимал, что ничего изменить все равно не получилось бы. Ну, не в деревню же переезжать, бросив институт, но в душе так было гадко, словно предал или сам убил лучшего друга. Тех слез и сейчас ни капли не стесняюсь.
Много лет спустя и теперь уже давно, повез я своих детей в конно-спортивную школу. Дочке семь лет, сыну десять. Но не зашло. Вообще никакого желания, а насильно мил не будешь. Все понимаю: другое поколение — другие интересы, но мне их немного жаль. Не будет в их жизни никогда того сладкого упоения от быстрой скачки и не будет никогда такого Прони.
Как сказал Черчилль: «Ни один час жизни, проведенный в седле, не прожит зря.» Прав был сэр Уинстон, прав на все сто.