Анекдоты про разведчиков
В школе военной разведки инструктор учил курсантов, что никакой замок не может быть помехой для опытного офицера разведки, и демонстрировал прекрасное умение открывать все виды замков и засовов. Затем он спросил курсантов, есть ли у них вопросы к нему. Вопрос был один: — Господин, что вы сделали с армией?
Идет война. Часть получила задание любой ценой достать вражеское знамя. Они послали лучших разведчиков. Они не вернулись. За ними — второй, третий пятый. Безрезультатно. И тогда приходит Аврам и говорит: пошли меня, но я принесу тебе это знамя, отчего эти парни умирают. Нечего делать. Командир говорит: евреем больше, евреем меньше, ладно, иди, но если через три дня не вернешься, похороны дома. Проходит три дня — еврея нет. Похороны Хамили. Пятый день — еврей со знаменем в руках, весь во внимании. Командир спрашивает — как вам это удалось, ведь лучшие разведчики ушли? Еврей отвечает: бизнес есть бизнес — твои взяли, принесли им еще.
Идет война с немцами. Перед наступлением командир высылает передовых разведчиков. Разведчики не возвращаются. Вторая группа исчезает. Командир вызывает добровольцев. Выходит Рабинович и говорит: — Пустите меня. Ну и хрен с ним, думает командир и посылает Рабиновича. Смотрит — возвращается Рабинович Рабинович и передает командиру флаг немецкого полка, карту оборонительных сооружений и т.д., словом, полный комплект. Командир уже ничего не понимает: — Ну, дай, черт возьми! Что это за путь? Рассказывай!» «Это было самое трудное, — отвечает Рабинович, — это еврей на той стороне». А дальше все просто: я для него — знамя нашего полка.
Стараясь не поднимать шума, рота эстонских разведчиков пробралась в штаб противника. Жители всех окрестных деревень пришли посмотреть на это!
Катары с американцами поймали двух русских разведчиков и пытали на детекторе лжи: — Это вы убили Яндарбиева? — Нет! (Детектор показывает — не лгите!) — Вы приказали убить Яндарбиева? — Нет! (Детектор показывает — не лгите!) — Вам дали взрывчатку, чтобы убить Яндарбиева? — Нет! (Детектор показывает — они не врут!) Разделить было невозможно. Отпусти. Они ушли, идя по улице. И тогда один со всей силы хлопает себя ладонью по лбу: — Черт, приди! Козел, которого мы замочили, был Яндарбиев!
Катары с американцами поймали двух русских разведчиков и пытали на детекторе лжи: — Это вы убили Яндарбиева? — Нет! (Детектор показывает — не лгите!) — Вы приказали убить Яндарбиева? — Нет! (Детектор показывает — не лгите!) — Вам дали взрывчатку, чтобы убить Яндарбиева? — Нет! (Детектор показывает — они не врут!) Разделить было невозможно. Отпусти. Они ушли, идя по улице. И тогда один со всей силы хлопает себя ладонью по лбу: — Черт, приди! Козел, которого мы замочили, был Яндарбиев!
Из армейского юмора, для разведчиков: эризипелас в мыле, в В* отделении, это гад разведки!
Это было энто… ну, скажем, 5 лет назад. Мы с друзьями налегли на поход — ну там рюкзаки-танки, спирт на Бринтале, дышали воздухом островов). Из Москвы мы перешли в две группы — первые три разведчика, потом еще четыре. Вторая группа приезжала на место в конце дня.
И теперь, стремясь к природе, мы, первые трое. Они наняли лодки и поплыли на острова, чтобы посмотреть, определить место для потребления божественного артефакта Бринзаловского. Малежко отправил — и на некий Средний остров, который был назначенным местом встречи двух групп. Вечером ставили палатку, готовили ужин, разливали спиртное по стаканам.
Борода: однажды зимой под Костромой наш артиллерийский батальон выехал на полигон. Все как всегда — вовремя и по зачету. быстро замаскировали технику, дальние разведчики вышли в дозор. дозор был условный — они стояли в 400 метрах от нас, замаскировались и они. Прозвучала команда «В бой», оружие было приведено в боевую готовность, прошло время для установления связи и докладов о готовности. SOB (старший офицер батареи) на линии: "Ангара-Ангара!!!, я Ангара-1, как слышите?»-прием?»; треск, шипение в наушнике. Нет ответа. "Ангара-Ангара! Я Ангара-1, слышишь? Добро пожаловать!», поверх шума, словно из задницы на краю света, ответ: …ngara1, слышу плохо. В общем, подобная драка повторялась еще 2-3 раза. А время уходит. Тут ГСС не выдержал — дал команду заткнуться и курить: не отходить от машин, писать, курить, не сидеть на бампере в мороз! Они начали понимать причину плохой связи. Мне крикнули с соседнего бампера — Борода, смотри, связь!» и показали на радиотелефонистов-интеллигентов. Я заглянул в панораму обзора, а там Сигнальщик в зимней шапке-ушанке, плотно завязанной поверх нее, а к его затылку была привязана телефонная трубка. Я вас плохо слышу!)))
Летом 73-го, где-то под Иерусалимом, подполковнику запаса передали несколько рот танков, пехоты, десантников, артиллерии, спецназа, разведчиков и т.д. (в общем, такая кислая полубригада), чтобы подготовить их к параду. Военные подразделения со стандартным военным оружием и боеприпасами легко доступны для Иерусалима. Видимо, в это время Генеральный штаб принимал делегацию из какой-то банановой республики в Южной Америке, и они решили привезти их, чтобы показать подразделения, которые будут участвовать в параде. Кажется, что банановый генерал ходит и видит, что солдаты и техника перед ним военные, патроны и снаряды тоже, даже сейчас в бою, и он зол как черт. Ну, показывают ему тощего подполковника из резерва, в какой-то рваной палатке, и говорят, мол, вот учитель математики в гражданской жизни, а теперь мы его выставляем на парад. «
Генерал спрашивает подполковника: «И что вы собираетесь со всем этим делать? — Например, что я пойду на парад в гражданском. Генерал грустно и с непониманием в глазах: — Если бы у меня за спиной было все ЭТО и столица, но ничем не прикрытая, в часе езды на танке, я бы уже был президентом.
История с танковым ликером напомнила мне слова моего дедушки: Царство ему небесное! Это было во время Великой Отечественной войны, на Белорусском фронте. Так получилось, что бригаду, в которой воевал мой дед, перебросили на другой участок фронта. Задача командования была предельно жесткой — в кратчайшие сроки добраться до этого участка и выкопать блиндаж. Обработка — Смерть была похожа. Кто слышал — знает, что белорусский фронт был настоящим «мясом». И вот, после нескольких часов утомительных переходов, они видят, что вдали на холме находится железнодорожная насыпь, а прямо на насыпи стоит одинокая брошенная машина, вернее не машина, а танк. Командир посылает разведчиков, выяснить, что и как. Они возвращаются возбужденные — алкоголь! Целый бак выпивки, для глаз! Ну, они все бросаются к нему, к танку. Видимо, к тому времени, когда наши разведчики доложили о своем спирте, немецкая бригада вышла из окружения, но только по другую сторону насыпи, а еще, видать, заметили одинокий танк на холме и тоже послали разведчиков. А когда немецкие разведчики доложили о своем результате, наши уже перебежали на их сторону — завязался нешуточный бой!»Отступать никто не хотел. «Но кто может победить русского солдата, когда его ждет такая «награда»? Правильно — никто. Но если учесть, что «призом» является целый танк, то наши солдаты в мужестве пошли дальше — они не только отбили танк, они захватили всех немцев… :))
Затем, уже в сводках военных новостей с фронта, на всю страну прозвучал голос Левитана, который, как славный мотострелок, в трудных боях за Дзелинку (или я точно не знаю), захватил оставшуюся группу вражеских войск, выходящих из окружения. Все бы знали — если бы не танк.
Генерал Смит напомнил, что в конце сороковых годов американская и британская разведки в массовом порядке засылали диверсионные группы на советскую территорию. Закрытые рентгеновские снимки в размещении советских войск, порядок работы аэродромов и т.д. Пришли активно от них.
Смущало то, что Красная Армия не сбила ни одного самолета с диверсантами, несмотря на то, что среди самолетов-разведчиков без диверсантов потери были велики.
Затем выяснилось, что абсолютно все разведгруппы встречались силами НКВД (МГБ) еще до того, как они высаживались на советской территории. Естественно, диверсанты были уничтожены, а их имущество реквизировано. Рейдеры были направлены в центр с дезинформацией советских специалистов.
Было принято решение прекратить кастинг диверсантов в СССР.
Кусочек детства. Мама принесла с работы книгу всегда интересную. Сосед был скучным. Кричит — зовет, но не может оторваться. В руках «был под Ровно», Медведев. Я выхожу к нему с книгой. Я сижу у ступенек. Самое интересное, — говорю я, — партизаны засылали в город разведчиков. Валерик отбросил волосы в книгу: — У нас дома лучше. Я начал читать его вслух. Он страдал, страдал и сказал: «Придите ко Мне, Я покажу вам лучшее». Мы идем. Книг немного, но все они в красивых переплетах. Валера выбирает один с полки — Эрмитаж быстро огляделся. Открылся шире. На всю страницу — Данае. — Смотри, это книга!
Во время Первой мировой войны британская разведка (MI6) обнаружила, что сперма прекрасно работает в качестве невидимых чернил. В июне 1915 г. Уолтер Кирк, заместитель начальника военной разведки во Франции, записал в своем дневнике, что «сперма очень эффективна: исследования показали, что обычные методы обнаружения невидимых чернил, включая пары йода, не работают против нее». Более того, материал для писем всегда был при них от бесстрашных разведчиков.
Девушки профессиональных разведчиков совсем не подозревают, что они их девушки.
Это серое, неприметное здание на старой площади Москвы редко привлекало внимание прохожих. После поворота направо и трехминутной поездки их ждало настоящее зрелище — Собор Василия Блаженного, Красная площадь и, конечно же, величественный и легендарный Кремль. Все знали — отсюда управлялась одна шестая часть суши под названием СССР. Все они были немного неправы. Нет, конечно, высокие кабинеты были в Кремле, но по-настоящему испарили советскую империю те, что располагались в очень сером здании на старой площади — два поворота и три минуты езды. И именно здесь размещался самый главный кабинет страны, кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС, и в этот исторический момент, а именно ранней весной 1966 года, в нем правил Леонид Ильич Брежнев. Сегодня в коридорах этого серого здания царит необычная суета. Можно даже сказать, суматоха. Секретарь генерального секретаря и официальная армия партии, которая была нетерпелива, пыталась выполнить единственную, но срочную задачу. Найти гражданина СССР Армада Мишеля. Все началось утром. Накануне визита президента Французской Республики генерала Шарля де Голля Генеральный секретарь иностранных дел позвонил Генеральному секретарю и сообщил следующее. Все службы готовы к встрече. Все события определены. Последний документ получен час назад — из протокольного бюро президента Франции, и это тоже часть ритуала, совершенно рутинный момент. Но в одном, третьем по счету, протокольном пункте возникла проблема. Дело в том, что высокий гость высказал свои пожелания среди тех, кто встречал его в Москве и непосредственно на трапе, это его друг и соратник (таким образом) Армад Мишель (см. прилагаемое фото), проживающий в СССР. — И что? — спокойно спросил Генеральный секретарь. -В чем проблема? «- В СССР такого гражданина нет», — ответил министр упавшим голосом. ‘Не нашли его, Леонида Ильича’. ‘Значит, плохо искали’, — сказал Брежнев. Затем он повесил трубку, нажал на маленькую кнопку и приказал ему выглядеть хорошо. В первые полчаса «Армады» Мишель искал нескольких, во вторые полчаса — десятки. Спустя еще три часа его уже искали тысячи людей. В очень похожих зданиях. В республиках, округах и областях. И вскоре стало ясно: Армад Мишель — это фантом. Ну, в СССР не было человека с таким именем и фамилией. Ну, если весь КГБ стоит на ушах и не находит человека, значит, он просто не занимается этим. Те, кто успел пожить в СССР, понимают, о чем я говорю. Мы решились на беспрецедентное — они позвонили в Париж и попросили повторить 3-й пункт протокола. Бесстрашная группа дипломатической связи любезно повторила — Армад Мишель. Забегая вперед, отмечу, что, конечно, французский лидер не мог не знать, как зовут имя и фамилию его друга и соратника по жизни в СССР. Он вполне сознательно создал эти трудности. Это была своеобразная месть генералу. Не для себя, конечно. И для своего друга и союзника. Тем временем на старой площади назревал скандал. И по многим другим адресам бескрайнего СССР — тоже. И тут забрезжила надежда. Один из инженеров серого здания, не стесняясь, рассказал, что три года назад вроде бы когда-то напечатали эти два слова и что документ предназначался лично Никите Хрущеву — он правил СССР в упомянутом 1963 году. Сегодня мы нажимаем несколько компьютерных кнопок и получаем результат. В 66-м году десятки рук начали махать архивами, но не получили никакого результата. Вместе с водителем работали два узкоспециализированных специалиста.
И она вспомнила очень существенное — кто из помощников Хрущева поручил ей напечатать этот документ. (Это была очень высокая должность, поэтому помощники генерального секретаря писались прописными буквами). По счастливой случайности именно эта помощница сегодня отработала свой последний день на этой должности. Брежнев, пришедший к власти полтора года назад, постепенно выводил из игры хрущевских сотрудников, и очередь этого помощника подошла сегодня. Мы бросились к ассистенту, который обходил офис, и собрали его вещи. Помощник нахмурился: он не работал над этим документом, он лишь выполнял поручение Хрущева, и только он мог внести некоторую ясность в этот вопрос. Помощнику предложили срочно ехать к Хрущеву, который безвылазно жил на отведенной ему даче. Помощник категорически отказался, но Генеральный секретарь сам позвонил ему и намекнул, что его официальная карьера может получить еще один очень интересный поворот. Через два часа помощник сидел в очень неудобной позе на корточках перед бывшим лидером Коммунистической партии, который что-то сажал на садовой грядке. Вокруг были молодые люди на виски, которых не столько охранял Хрущев, сколько они охраняли его. 72-летний Хрущев сразу вспомнил. Ну, были такие эксцентричные. Из Азербайджана. Во время войны французы служили в партизанах. Вот взяли эти французские ветераны и пошли к нему сто тысяч долларов» (стресс Хрущева — Авт.). А этот эксцентрик возьми и откажись. Ну, я приказал ему принести его прямо ко мне. И точно, по версии партии, он сказал ему: мне это нравится, мне сказали, что вы не принимаете заграничный материал. Но, с другой стороны, жалко как-то возвращать деньги этим капиталистам. Но хочешь ли ты, брат, ввести эту сумму в наше основание мира? Все будет по-нашему, по-нашему!» — и он представился? — спросил ассистент. Он даже не закончил, — торжествующе сказал Хрущев. — Я умел убеждать. Не то чтобы присутствовал. Короче говоря, мы сделали ему заявление, я угостил его знатным обедом, за это время ему принесли необходимые документы из всемирного фонда, он их подписал и все в короткие сроки. Я поцеловала его. Потому что, хоть и эксцентричный, но сознательный. Ассистент посмотрел на часы и приступил к выполнению основной задачи. «Значит, это была его партизанская кличка», — укоризненно пояснил Хрущев. — И имя у него было настоящее, и фамилия — без полунамеков, не то что запомнить — даже произнести не можешь. Ассистент выразил сожаление. А Хрущев покраснел и хрюкнул от досады. — Почему я говорю о мире мирового талиха? Финансовые документы не на псевдоним, в конце концов, сами придумали!» — Он посмотрел на своего бывшего помощника и не смог удержаться. — А ты, я наблюдал, как мудак был мудаком, застрял. Четверть часа спустя во Всемирном фонде были подняты финансовые отчеты. Затем пошли звонки в столицу Советского Азербайджана — Баку. В Баку срочно организовали кортеж из нескольких черных автомобилей «Волга» и повезли его на север республики — в город Шеки. Там к нему присоединилась машина местных властей. Вскоре машины съехали с шоссе и направились по ухабистой узкой дороге к месту назначения — небольшой деревне под названием Охуд. Жители деревни по-разному отнеслись к этой автомобильной экспансии. Те, кто постарше, бесчисленно испугались, а те, кто помладше, бежали рядом, сверкая босыми пятками. Время было уже вечернее, поэтому кортеж подъехал к небольшому скромному дому на окраине деревни — в конце концов, все прибывшие теперь точно знали, кого искать. Он вышел на крыльцо. Агроном (рядовая должность в сельскохозяйственных структурах — авт.) сорока семи лет,
Небольшого роста и довольно необычные для этих мест, яркие и синие. Он вышел и абсолютно ничем и никем не был удивлен. Когда мы узнаем его ближе, то поймем, что он вообще никогда не удивляется — такова особенность природы. Его окружили чиновники широкого диапазона и торжественно объявили, что агроном должен срочно ехать в Баку, а оттуда лететь в Москву, к самому товарищу Брежневу. На лице агронома не дрогнул ни один мускул, и он ответил, что не видит никакой связи между собой и товарищем Брежневым, что на работе много дел, и он не может их игнорировать. Все замерли, вокруг стали собираться осмелевшие крестьяне, а агроном намеревался вернуться в дом. Он уже стоял на пороге, когда один из посетителей, будучи более умным или более сообразительным, чем остальные, вставил в свое замечание имя де Голля и связно изложил суть дела. Агроном повернулся и попросил его поклясться. Он обещал своим детям. В тот же вечер агроном Ахмедия Жобраилов (так его звали в миру), он был одним из самых заметных героев французского сопротивления Армаде Мишеля в Москве. Его отвезли с трапа в гостиницу «Москва», поселили в двухместный номер, дали пару часов, а утром отвезли в венец, в двухсотый участок, который обслуживал только высшее руководство страны, и там забрали несколько костюмов, рубашек, галстуков, туфель, носков, пуговиц, нижнего белья, плащ, демисезонное пальто и даже зонтик от дождя. И тогда они все-таки взяли Брежнева. Генсек встретил его как своего, ввел в дом, долго жал ему руку, сказал несколько общих фраз, а затем, бросив его двум «товарищам», посоветовал Ахмедие выслушать их. «Товарищи» внесли его в комнату со стульями и кушетками, и усадили напротив следующего фермера. Де Голль прибывает завтра утром. В программу его пребывания входит поездка по стране. Маршрут уже составлен, но, возможно, генерал захочет посетить малую родину своего друга и союзника — деревню Окуд. В настоящее время там прокладывается асфальтированная дорога, и это предлагается в качестве дополнительной услуги (на столе перед Ахмедией лежала безукоризненно нарисованная карта той части деревни, где находится его дом). Эти соседние дома (5 или 6) будут снесены в течение двух дней. Жизнь в них будет перенесена и заселена в более комфортабельные дома. Дом агронома, наоборот, поднимут на два этажа, оборудуют крыльцо, добавят две пристройки, а также хлев, конюшню, просторный курятник и несколько гаражей — для личного трактора, а также личного автомобиля. Вся территория будет окружена сплошным забором и отмечена как собственность семьи Джабраилоу. И Ахмедия должен забыть, что он был агрономом и скромно сообщил другу, что стал одним из первых советских фермеров. Все это можно было превратить за три дня, если соблюдать грибную мелочь (на этом настаивал Леонид Ильич), а именно, если Ахмедия даст на это свое согласие. Агроном выслушал их, не перебивая, а потом, без паузы, сказал на чистом русском языке: — Я ничего не слышал. Знаете, почему? — Почему? «Товарищи спрашивали почти хором». «Потому что ты ничего не сказал», — сказал Ахмедия. До «товарищей» стало доходить, что он сказал, и он встал и вышел из комнаты. Высокий гость, допущенный на поле «ВНУКОВО-2», был разделен на две группы. Один был высоким, как те, кому гость должен пожать руку, а другой «короче», он должен был расположиться подальше от рампы и махать гостю руками. Именно здесь они подтолкнули Ахмадию,
и он встал — с самого дальнего края. Одетый безукоризненно, он не испытывал физического дискомфорта, поскольку с таким же успехом мог надеть что угодно — от военной формы до пары смокингов и фрака, хотя последние пятнадцать лет он носил совсем другое. Когда высокая, несравненная фигура де Голля появилась на верхней площадке лестницы, лицо Ахмедии стало покрываться багровыми пятнами, что случалось с ним только в моменты сильного эмоционального возбуждения — с этой особенностью его физиологии мы будем встречаться еще несколько раз. Генерал легко, не по возрасту, сбежал по лестнице. Теплое рукопожатие с Брежневым, за спиной у обоих выросли переводчики, несколько общих фраз, взаимные улыбки, обращение Генерального секретаря к свите, теперь он должен провести гостя по живой линии встречающих, представить их, но что это? Де Голль наклоняется к Брежневу, на лице генерала выражение извинения, переводчик понимает, что нарушается протокол, но переводит правильно, но Брежнев спасает ситуацию. Он снова поворачивается к гостю и указывает рукой на Ахмедию, через мгновение абсолютно все смотрят туда, а де Голль начинает быстрое движение в сторону своего друга, и тот тоже бросается к нему. Они обнимаются и замирают, сравнимые по размерам с Дон Кихотом и Санчо Пансой. А все остальные — или почти все — смотрят на них с изумлением. Ахмедиа доставят прямо из аэропорта в резиденцию, предназначенную для де Голля — как пожелает сам генерал. Де Голль проведет все протокольные мероприятия и попросит отменить или перенести вечернюю программу, потому что ему не терпится поговорить со своим другом. Де Голль приезжал в резиденцию до наступления темноты, и они проводили вместе долгий весенний вечер. Именно эта встреча станет «базой» для драматургии будущего сценария. Именно отсюда мы отправимся в воспоминания, но мы обязательно вернемся. Два друга будут прогуливаться по зимнему саду, сидеть в уютной гостиной, ужинать при свечах, постепенно расстегивать верхние пуговицы рубашек, ослаблять узлы галстуков, избавляться от пиджаков, прогуливаться по аллеям резиденции, накидывать на плечи два одинаковых одеяла и одновременно разговаривать и предаваться воспоминаниям. Воспоминания будут разными, как субъективными, так и авторскими, но они составят основную последовательность событий в сценарии. Возможно, мы будем строго придерживаться хронологии, возможно, нет. Возможно, они будут выдержаны в стилистическом ключе, возможно, нет. Будущая работа покажет все. А пока я просто и кратко перечислю основные этапы человеческой судьбы. Если это вызовет ваш интерес и, возможно, даже удивит вас, то я буду считать задачу этого приложения выполненной. Так что судите сами.
Повторяю, перед вами основной событийный охват сценария. Вы уже точно знаете, где родился и вырос наш герой. В детстве и юности он не выделялся ничем, кроме своей внешности. Он получил диплом инженера сельского хозяйства, но не смог работать, так как началась война. Я записалась в волонтеры и, когда пришла на фронт, сразу попросилась в разведку. — Почему? — Он спросил. «Потому что я ничего не боюсь», — ответил он, излучая абсолютную искренность своими голубыми глазами. Его высмеяли прямо на глазах у всей системы. Он вернулся из первого боя позже всех, кроме пьяного на «языке» — солдата на голову выше и в полтора раза тяжелее себя. За это он был примерно наказан — тем более что рядовые немецкой армии не владеют военными секретами. Он отказал в ста граммах законным солдатам перед боем. — Вы что — совсем не пьете? — Она спросила его. — Я пью, — ответил он. — Если есть причина. Любовь других не прибавляла ему сил. Однажды он был уличен в тщательном изучении русско-немецкого словаря. Реакция была своеобразной: — захваченный или что-то собранное? «Разведчик должен знать язык врага», — объяснил он. «Но ты не разведчик». «Пока», — сказал он. Пересекшись с полковым переводчиком и попросив его объяснить некоторые тонкости немецкого слова, он тоже обратился с просьбой на языке противника. Переводчик был поражен его произношением, удовлетворил просьбу, но затем пошел в штаб и поделился своими сомнениями с нужными товарищами. Биография нашего героя была тщательно разгребена, но никаких немецких «улик» найдено не было. Но на всякий случай они записали его фамилию из списка, представленного на медали. В мае 1942 года в результате неграмотно спланированной военной операции батальон, в котором служил наш герой, почти полностью погиб на поле боя. Но он не был убит. В бессознательном состоянии он был схвачен и вскоре оказался во Франции, в концентрационном лагере Монгобана. Он скрывал свое знание немецкого языка, справедливо полагая, что среди немцев он может быть «шестеркой».
Почти сразу же ему приглянулась уборщица концлагеря француженка Джет. Ей удалось убедить руководство лагеря выделить этому неприметному заключенному помощников. Он начал носить за ней мусор и одновременно попросил ее научить его французскому языку. — Зачем вам это нужно? Она спросила. «Разведчик должен знать язык союзников», — объяснил он. — «Хорошо», — сказала она. — Я буду учить тебя пяти новым словам каждый день. Двадцать пять, — сказал он. — Я не помню. Она засмеялась. Он устремил на нее ясный взгляд своих голубых глаз. — Если я что-то забуду, вы будете учить по-своему. Он никогда не забывал, ни одного слова. Затем они перешли к грамматике, временам, артиклям, которых во французском языке очень много, и через несколько месяцев студент уже яростно говорил по-французски с полностью восприимчивыми к назиданию знатоков марсельцами (именно оттуда была родом его наставница Жаннетт). Однажды он исправил одну из ее стилистических ошибок, и она даже прослезилась от возмущения, хотя могла бы испытать чувство гордости за ученика — так иногда случается с женщинами во всем мире, когда она сталкивается с нами, мужчинами. И тогда он придумал план — простой, но настолько смелый, что смог воплотить его в жизнь. Джанет вывела его из лагеря — вместе с мусором. И с помощью своего племянника она отправила в лес к «Маки» (французским партизанам — Авт.), он солгал своим будущим французским друзьям — единственный выход. На вопрос, кем он служил в Советской армии, он, не моргнув голубым глазом, ответил: — Командиром разведывательного отряда. Он верил в разведчиков — в обычных, правда, — и принял решение. Через четыре ходки на задание был назначен командиром разведывательной группы. Месяц спустя, когда он сбросил груз немецких пушек, ему был присужден первый французский приз. Чуть позже ему была вручена нота от собственного независимого лидера всех свободных французов Шарля де Голля. Оно было предельно кратким: «Дорогой Армад Мишель! Во имя сражающейся Франции, спасибо вам за вашу службу. Ваш Шарль де Голль. «И подпись, конечно же. Кстати, насчет псевдонимов. Он сам выбрал имя Армад, а Мишель — французский вариант имени своего отца (Микаэль). Эти два имени стали его основным псевдонимом, но законы разведки и конспирации обязывали менять даже вымышленные имена. История сохранила почти все его другие псевдонимы — Фразы, Кураж, Харго и даже Руз Ахмед.