Лучшие анекдоты про колхоз
На нашем сайте собраны лучшие анекдоты про колхоз. Мы читаем, улыбаемся или, может быть, даже смеемся!
Оказывается, председатель колхоза на собрании и грозно говорит: «В последний раз я спрашивал, кто кормит свиней «Гербалайфом»?».
Хрущев смотрит на выставку картин на арене: «Что это за дурацкий квадрат с красными точками вокруг? — Это советский завод, где рабочие спешат на работу!» «А что это за Дерюга, вымазанная зеленым и желтым? — Это колхоз, где зреет кукуруза!» — А что это за синяя уродина? — Это «Обнаженная» Folk. — Голый Валька? Но кто захочет взбираться на такой вал? А что это за задница с ушами? — Это … Это … Это … Это зеркало, Никита Сергеевич!
Председатель колхоза купил в супермаркете электрическую корову-дочку. Ну, я решил проверить себя. Вставил хрен, включил … — готово. Кнопка нажимается, но не выключается, работает и работает. Уже пять раз финишировал, нет. Что он просто не выключился, но не выключился. Он звонит в магазин, так мол и так, не могу выключить, а ему отвечают: — Это наша гордость, инновация на рынке, пока не сделаете 10 литров, не выключите!
Автюковец отправился в район за справкой. Они спросили его: — На кого ты работаешь? — У вас есть колхоз. Кем вы руководите? — Лошадь …
Председатель колхоза звонит в «МилкМейд»: — Мне позвонили, что завтра приедут из центра на собеседование. — И что это такое? «Я не знаю наверняка, но на всякий случай снимите его».
— И у нас есть колхозные лошади, полностью забитые. Представьте, что они не идут в ночь, невозможно запрячь плуг, они отказываются носить воду. И вот цыгане из табора стали исчезать …
Новость: — В колхозе «Красная заря» сожгли 75 гектаров колхозной конопли — вот это удар председателя.
Председатель колхоза во время собрания: — А сейчас, товарищи колхозники, приглашенный к нам синоптик расскажет вам о погоде на завтра! СИНОПТИК: — В условиях осеннего сезона изменение погоды на завтра связано с общей перестройкой барьерных полей в верхних слоях атмосферы. В результате интенсивного переноса воздушных масс с запада на восток сформируется обширная протяженная, резко градиентная фронтальная зона с образованием холодного и теплого сектора Одерского фронта, под влиянием которого окажется ваша область. Сзади циклонический вихрь … Голос из зала: — Ты, гад, скажи — мороз по ночам стучит? — Давайте, люди!
Председатель колхоза с гордостью показывает свое хозяйство иностранному журналисту: — Наш колхоз оснащен по последнему слову техники!!! — Да, похоже на то. Эта технология уже давно сказала свое последнее слово.
Эстонский колхоз для улучшения генофонда выписал русских быков-производителей. Они привезли его и отпустили. Он бегает — наслаждается солнцем, свежей травой. И тут он видит — стоит эстонская корова. Меланхолия — это такое жевание травы, взгляд в одну точку. Бычок, не раздумывая, летит следом, чтобы не столкнуться с ним. Корова от неожиданности теряет сознание, падает. Гоби стоит над телом и пугает — с отвращением: — бля, бля, бля … Рядом — эстонский бык — медленно, растягивая буквы: — этто не «пля—пля» … … Это убийство … …
Анекдоты про колхоз
Есть замечательный рассказ Максима Клумера о колхозе (https://www.anekdot.ru/id/689017/ — для тех, кто не читал). Мой отец учился в том же институте, только на 25 лет раньше. Вот история, которую он рассказал.
«Когда нужда заставит перец».
Это была середина 60-х годов. Тогда было принято, что институты будут покровительствовать шефствующим хозяйствам. Я не знаю, почему они получили институты в обмен на колхозы, но они получили студентов и учащихся как дешевую рабочую силу. Ну, а моего отца и группу, соответственно, отправили в колхоз на лето, с помощью колхозников обеспечивать. Как правило, ходила большая толпа, человек с 40-50, парней и девушек примерно поровну. Хорошая, дружелюбная компания. Они не работали, они строили коммунизм в колхозе.
Девочек поселили в сельском клубе в более-менее приличных условиях, мальчиков — в колхозном сарае. Сарай — Собственно, разобранный из досок временного помощника, одна дверь, одно большое, плотно застекленное, окно с форточкой примерно на уровне глаз, доски. На улице туалет типа кладовка и колонка. Это все условия.
У ребят кое-где были расстелены матрасы, кончились соломинки, у многих были спальные мешки. В календаре на стене, агитационных плакатах (куда же без них) жилище было готово. Было лето, поэтому они спали с открытой дверью и открытым окном. Да, и никогда не запирали дверь, все свое — красть нечего. Естественно, появились неформальные должности, кто хорошо играет и поет на гитаре — тот массовик-затейник, кто из деревни и обычная деревенская работа — лидер команды, кто больше молится — тот генеральный карьерист и так далее.
Вечером брали местное домашнее пиво и самогон, соленья, картошку, квас, колбасу, хлеб. Затем гитары были взяты в руки и отправились к девушкам из их группы. Они развели большой костер, жарили картошку, пели хорошие песни. Приятность. «Будет местный праздник и никаких других забот». Подтянулись и жители деревни, мальчики и девочки, и все, кстати, очень хорошо поладили. Некоторые из студентов даже с местными дульсинами завязывали романы. Но правило было установлено четко: делай что хочешь, где хочешь и с кем хочешь, но утром ты должен быть в форме и работать, как все остальные. Нет-нет, да и никто не пытался его поколебать.
И вот однажды утром они просыпаются от ужасного шума и мата. Толик, здоровенный парень (он уже отслужил в армии), ломится в закрытую дверь и матерится. Какого черта? Почему дверь заперта? Толчок, нет — крепко заперто. Они навалились на его плечо, не закрывая его. Ну, там 4-5 парней у подъезда — челка, что-то треснуло, и они все вывалились. Мы посмотрели, что за чертовщина? Оказалось, что кто-то просунул хорошую, крепкую палку в отверстия, где обычно висел замок. Он огляделся, ах, черт, кто-то проник ночью в их сарай, собрал сапоги, штаны, рубашки, носки и развесил их на ближайших деревьях.
Мне не пришлось долго думать, они решили, что это девушки из их группы. Среди них было несколько дардаров. Они признались, что после этого решили посмеяться над мальчиками. Конечно, ни одна из вещей не исчезла, они просто намокли.
Возвращаясь назад, все вышли на шум. Спать перестали, стали выходить на зов природы, но уже для того, чтобы собрать мусор с деревьев. И вот страшный крик. Они убежали, Славик стоит и держит тело своего ребенка, а он в засохшей крови. Мама дорогая, конечно, шутит, но жутковато. Поцарапанный и довольно шумный. Промыть, помазать йодом, перевязать. У всех возникает вопрос: «Как ты так, несчастный?».
Все оказалось просто. У Славика были отношения с местным Карменом. Мы где-то гуляли, а потом он пил местное пиво. Потом еще немного дерьма. То в погоне, то на дороге. Короче говоря, все получилось очень, очень хорошо. Он вернулся в сарай позже всех и сразу же уснул. Я проснулся через час от желания тела облегчиться. Я попытался выйти, но дверь была заперта. Попытался открыть его, не смог. Не посмел шуметь и разбудить мальчиков.
В его голове возникла идея. Он подошел к окну, оно было плотно застеклено, он не мог его открыть. Но окно было открыто. А над окном есть небольшая полочка, на которую можно просто положить пальцы. Каким-то образом пальцы подтянулись до уровня пояса и окна. И тут возникла проблема. Физиологические свойства, так сказать. Для тех, кто не знает, уретра у мужчин сделана так, что ее можно вводить куда угодно, даже через окно, нужна только верная рука. А здесь его просто нет, лишняя рука, которая есть. Их просто забрали.
Товарищи, ему опять стыдно проснуться, разобраться. Он обвязал свое тело веревкой, зацепил один конец веревки зубами, затем снова подтянулся на носках и, раскачивая тазом и перебирая зубами веревку, каким-то «чудесным» образом выпал из окна. Как он выдержал весь этот процесс, подвешенный на пальцах, до сих пор остается загадкой.
Он хорошо выполнил процесс, но отпустил веревку. И когда он вытаскивал орган, который выполнил свою работу, он хватался за него. Каркас был сделан из грубых досок, краска давно потрескалась. И так, мало-помалу, он стал калекой. Удивительно, но «отряд не заметил потери бойца». Он, видимо, был очень пьян и радовался, что «операция» закончилась успешно, никого не разбудил. Утром, когда я увидел результат, я был в ужасе.
В отряде было много спортсменов, а Славик был мальчиком совсем не спортивным. Удивительное дело, но ни штангисты, ни боксеры, ни теннисисты, ни байдарочники — никто не смог повторить упражнение Славки. Фехтовальщик был лучшим, но так и не смог повторить достижение Славки в легкой атлетике.
И Славику пришлось отложить быстро развивающийся роман под благовидным предлогом.
Ну, а как мальчики «отомстят» девочкам из своей команды, для этого будет совсем другая история.
Это было в деревне. В подшефный колхоз, куда нас, шестерых молодых специалистов (четыре парня, две девушки), направило руководство родного завода дождливой осенью 1987 года. Этот колхоз находился на таком пустыре, что если представить себе задницу мира, а затем найти самую скрытую и недоступную точку этой задницы, то это и будет та деревня в двадцать дворов, в которой мы оказались. Ночь в поезде, четыре часа в колхозном автобусе по дороге, на которой местами были следы асфальта, и еще полтора часа просто по полям на тракторе «Беларусь», с тремя мешками картошки и двумя мертвыми животными. — Что это?» — презрительно спросила Таня, указывая пальцем на трупы теленка и поросенка. — Я не поеду с трупами!» — пробормотал в ответ мрачный тракторист. — Да! Но что? — Ваша еда.
Нас поселили в пустой хате на окраине деревни. Дождь лил без остановки целый день. Каждое утро нашей новой жизни начиналось с того, что бригадир приходил в восемь утра. Отдельно следует сказать несколько слов о бригадире. Он был обычным мужчиной и примерно в такой же степени опьянения. Он не был пьяницей, не был алкоголиком, это был просто такой образ жизни. Мы никогда не видели его трезвым или пьяным, он всегда оставался в одном и том же состоянии. И каждый день, строго в восемь часов утра, он приходил и объявлял, что в связи с погодными условиями битва за урожай откладывается на неопределенный срок. А потом мы были предоставлены сами себе. Пока мы не веселились. Карты, шутки, книги, игры — все это быстро заканчивается и надоедает. И однажды после ужина, когда мы, как обычно, сидели и возились о чем попало, разговор зашел о пионерских лагерях. Кто где и как отдыхал в детстве. А Лёшка говорит: — А ты знаешь, мне в лагере понравилось. Каждый день в нашем лагере был какой-то перерыв. Например, сегодня, 23 февраля. И мы весь день ходили, изображали военный отряд, пели военные песни. И завтра — 8 марта. Мы приветствовали девушек, подготовили для них праздничный концерт, сделали подарки и изобразили галантных кавалеров. И так далее. Словом, за смену мы успели отметить все праздники, которые есть в году. В том числе и в новом году.
— Ролл!» — внезапно сказал один из нас. — И давайте встретим новый год тоже!
Все засмеялись, конечно, никто не воспринял эти слова всерьез. Но как-то незаметно и непроизвольно эта мысль вдруг стала обрастать вполне реальными и ясными перспективами. Вскоре все планы и роли были расписаны в деталях. А утром работа кипела.
До ближайшей ели было сто ярдов, и через час красавица стояла посреди хижины, прислонив крону к потолку и источая невероятный, ни с чем не сравнимый запах праздника. Затем, даже среди самых отъявленных скептиков, настроение резко изменилось. Мы готовились, делали украшения из подручных средств, вырезали снежинки и мишуру, рисовали узоры на окнах, придумывали, из чего сделать костюмы Деда Мороза и Снегурочки. В качестве праздничных угощений у тети Вали Трош были куплены две банки три на три деревенского луба и несколько консервов. В качестве бонуса она смогла немного покрутить рождественскую гирлянду. Проанализировав часть самогона с вареньем и колодцем, мы получили несколько сортов с отличным носом.
К восьми часам вечера все было почти готово. Стол ломился от изобилия закусок и напитков. Рождественская елка сверкала огнями и переливалась яркими игрушками. Негромко играла музыка. Девушки за плитой принесли последнего марата. И вскоре начался пир.
Что сказать? Пожалуй, самый яркий, веселый и необычный Новый год за всю мою жизнь, который я могу вспомнить. Было все, и новогодние подарки, и Дед Мороз, и «Елочка, зажгись!», и стихи на табуретке, и хоровод вокруг елки, и даже дискотека на Новый год. Когда часы пробили три, мы уселись. Важную роль в этом играет действительно изнеженная деревенская луна.
В восемь утра дверь, как обычно, открылась, и на пороге появилась фигура бригадира. Бригадир сделал шаг вперед, открыл рот для ежегодного традиционного приветствия, да так с открытым ртом и застыл. В центре хижины возвышалась рождественская елка. Под елкой, подложив под голову мешок с подарками и зарывшись носом в потертую бороду Пакли, Дедушка Мороз сладко спал. В углу скамейки снегурочка извивалась вместе с Калачиком. Справа, у окна, стоял стол с остатками пышного новогоднего ужина, весь в серпантине и снежинках.
Разбойница постояла минуту, потом закрыла рот, подошла к столу, налила стакан лунного света и не стала кусаться. Затем, стараясь не шуметь, он прошелся по комнате, выглянул в окно, полюбовался елкой, сел рядом с Сантой, вернулся к столу и снова налил. Выпив второй стакан, он сидел, курил и смотрел на елку, потом расчистил край стола, сложил руки крест-накрест, положил на них голову и захрапел.
Очнулся он через полтора часа, за чисто убранным столом. Мы сидели за одним столом и играли в карты, стараясь больше не шуметь, чтобы не нарушать покой колхозного начальства. Девочки приготовили завтрак. Первоначальный прораб обошел пустой стол, потом, потом, потом все остальное пространство кабины и хрипло спросил: «Где елка?»- Какая елка? — спросил Валера, передавая карты. — Рождественская елка. Новые годы. Затем она встала. — Сказал бригадир по частям. Мы удивленно посмотрели друг на друга. — Стояла ли здесь рождественская елка? — спросил Валера. — И трус был под ним серым? — Не прыгай. — сказал бригадир. — Под ним спал Санта. «А мне, — сказал Лешка, — такая ерунда может присниться, особенно если спать неудобно. «Хорошо дурачиться!» — сказал бригадир. — ‘Что ты считаешь сумасшествием? — Конечно, нет!» — спросил Валера. — Виктор Иванович, какое сегодня число? Бригадир вскинул руку с часами, потом сказал «ура тебе!», встал из-за стола и пошел на середину избы. По какой-то причине он сначала посмотрел на потолок, затем, более внимательно, под ноги, вероятно, пытаясь найти какое-то подтверждение своим словам, но, конечно, ничего не нашел. Еще раз внимательно, но безуспешно оглядев хижину, он вернулся к столу и спросил: «Есть ли что-нибудь выпить? — Может быть, шампанское? — предложила Лиоска. — Холодно, да? — Вы прощаетесь со мной!» — сказал бригадир. Валера достал из-под магазина банку с остатками самогона. Тихо выпив, бригадир, не прощаясь, вышел за дверь и растворился в тонком туманном инее. Больше утром, без особой нужды, он старался не приходить к нам.
Очень долгое время, еще при советской власти, я работал по патенту в Академическом институте. Тогда институт был совсем молодым, но одна из работ его сотрудников уже была удостоена государственной премии. Лауреатами этой первой премии стали директор (академик), его заместитель (член-корреспондент) и обычный старший научный сотрудник. Первые две были бабушками, по самозабвению, по имени и отчеству, а третья только что назвала себя лауреатом.
Лауреат почти не выделялся среди людей. Как и все нормальные люди, он любил выпить, держался подальше от парткома и профкома и не был замечен в излишней симпатии к властям. Конечно, у него были положенные по статусу привилегии, он наверняка ими пользовался, но это не бросалось в глаза, и я никогда не слышал даже разговоров об этом. Более заметной была его неформальная привилегия: он не мог позаботиться о последствиях своих действий. Чтобы понять, о чем идет речь, я задам простой вопрос: «Можно ли наказать Юрия Гагарина»? Я отвечаю: «Нет, такое наказание покрыло бы несмываемым позором всю власть сверху донизу и вызвало бы крайнее раздражение народа». И вот лауреатом стал Институт Гагарина. Злоупотреблял ли он этой привилегией? Думаю, нет. Скорее всего, он настолько привык к этому, что даже не заметил.
Каждый год, с мая по октябрь, работников возили на неделю или две в колхоз. Руководство старалось не трогать старшего научного сотрудника и выше, но летом, когда все были в отпусках, под общую гребенку попали даже они. Следовательно, в следующем конкурсе, который мало чем отличался от всех предыдущих и последующих, я оказался победителем. Мы жили в довольно чистой хижине по пять человек в комнате. Утром помидоры перешли под руководство ганской связной, неграмотной напористой тетки, которая беззастенчиво демонстрировала свою власть над «городом». Во время обеденного перерыва в колхозной столовой и полчаса лежали в тени. Затем они снова покинули поле. Наконец, вечером они купили много бутылок дешевого вина, достойно отпраздновав окончание рабочего дня.
На третий или четвертый день нашей колхозной жизни, ближе к полудню, лауреат стоял в поле, прислонившись к склону холма, и мрачно смотрел на свой ряд, конец которого терялся в жарком тумане. Кто знает, о чем он грустил! Он мог скучать по жене, мог сожалеть о том, что под рукой нет карандаша и бумаги, чтобы записать неясную, но интересную мысль, которая внезапно появилась и через полчаса исчезнет в неизвестности, если он ее не зафиксирует. А может, это было банальное похмелье. Но так или иначе лауреат стоял на поле, прислонившись к склону, и мрачно смотрел на свою линию, конец которой терялся в жарком тумане. Внезапно Баба Ган материализовался из горячего воздуха. «Хлопок», — сдалась она и повернулась к лауреату, — «Хибба муха?». В тебе стоит усатый бур’ян! * Лауреат был еще темнее, чем его лицо. «Баба Гана, — сказал он, — не сиди на своем головике, як в мен бур’яни!»** И, казалось, он попал на больную землю. Баба Гана начал ловить ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, и вскоре испарился.
Менее чем через двадцать минут она вновь материализовалась в компании молчаливого мужчины в сапогах и наполовину француза, как выяснилось позже, организатора коллективного сельскохозяйственного праздника. — Какая у вас тюрьма, хлопцы? *** — — — — — спросила она с вполне различимой угрозой в голосе. «Баба Гана, — совершенно спокойно ответил лауреат, — у тебя есть блокнот?» — у нее! **** — обрадовалась Баба Гана, — а карандаш? — То же самое! ***** — Затем откройте блокнот, возьмите карандаш, напишите: «Я пошел на член!». Бабушка Гана написала.
Эта тетрадь вместе с карандашом впоследствии бесчисленное количество раз выставлялась в качестве вещественного доказательства во всех высоких кабинетах, до которых второй секретарь сельского райкома мог дотянуться за пределы губернии. Он правильно выбрал формулировку: «попытка вбить клин между городом и деревней в особо циничной манере», и она не разочаровала. Небольшая потасовка между кандидатом наук и руководителем группы, которая набрала приличный темп, стала полноценным пунктом повестки дня где-то там, наверху. Обычно в таких случаях директор устраивал показательную порку, не только чтобы наказать нарушителя, но и чтобы навсегда отбить охоту у остальных делать что-либо подобное. По моим воспоминаниям, у одного несчастного отобрали кафедру, у другого — уникальный прибор, который он выбивал не менее четырех лет, а третий просто исчез. Но наказать лауреата, как я уже писал выше, было нереально.
Волей-неволей директору пришлось заняться челночной дипломатией. В результате произошла кадровая перестановка: второй секретарь оказался в горкоме, бабушка Ганна получила медаль «За трудовое отличие», лауреат остался со своим народом, а еще один чекист на пенсии появился в институте в качестве помощника по международным связям. Он был бесцветным, высоким, худым и странно согнутым. Буквально на следующий день весь институт за спиной называл его «Гельминтом». Работа Гельминта заключалась в получении зарплаты два раза в месяц, поскольку международные отношения в институте были дефицитом.
Незаметно прошло несколько лет, и в один прекрасный день Лауреат получил персональное приглашение на международную конференцию в японском городе Осака, причем именно по своей узкой специальности. Лауреат никогда не был за границей и справедливо рассудил, что такого шанса у него больше не будет. К этому времени директор умер, заместитель директора переехал в столицу и руководил своим институтом. Поэтому Лауреату не оставалось ничего другого, как обратиться со своим приглашением непосредственно к Гельминту и попросить его о помощи. — Нет проблем, — успокоил он его, — у вас солидное приглашение. Послать человека в Японию с таким приглашением — это как два пальца обоссать. Но на вас поступали сведения, что вы пили и что в колхозе вы проклинали командира. Ну, стучите — туда-сюда, а ссылка, между прочим, является лауреатом медали «За трудовое отличие». Здесь потеря классового инстинкта легко доступна. Чтобы убедиться в этом, давайте сделаем так: вы даете слово, что по приезде из Японии напишете отчет о том, кто что сказал за чашкой чая. И вы даете слово, что вас отпустят. И Родине поможешь, и себе поможешь. — «Ну, если вы должны помочь Родине, почему бы вам не написать», — согласился Лауреат после недолгого колебания. — «Тогда, — обрадовался Гельминт, — мы оформим подписку о сотрудничестве, и вы можете паковать чемоданы». — И как мы это организуем? — Это проще, чем когда-либо! Вот лист бумаги, напишите на нем в произвольной форме: «Я, такой-то и такой-то, выражаю добровольное желание помочь КГБ в его работе. Меня предупредили об ответственности за раскрытие факта сотрудничества. Я буду подписывать предоставляемые мною материалы псевдонимом, ну, например, «Лауреат». Подпишите и поставьте дату. Вот и все! Лауреат взял лист, написал подметное: «Пошел ты!», расписался и поставил дату.
В конце концов, лауреат все равно бьет лауреата. После распада Советского Союза жена увезла его в Израиль, где он вскоре умер. Откройте фотографию по адресу http://abrp722.livejournal.com/ в моем Живом Журнале. Лауреат на ней слева. А если под рукой есть алкоголь, вспомните человека, который жил в Советском Союзе и не боялся.
* Молодой человек! Вы собираетесь лгать! У тебя все сорняки! ** Пусть твой муж стоит, как мои сорняки! *** Как ваша фамилия, молодой человек? **** Да, там! ***** Вот оно!
Очень долгое время, еще при советской власти, я работал по патенту в Академическом институте. Тогда институт был совсем молодым, но одна из работ его сотрудников уже была удостоена государственной премии. Лауреатами этой первой премии стали директор (академик), его заместитель (член-корреспондент) и обычный старший научный сотрудник. Первые две были бабушками, по самозабвению, по имени и отчеству, а третья только что назвала себя лауреатом.
Лауреат почти не выделялся среди людей. Как и все нормальные люди, он любил выпить, держался подальше от парткома и профкома и не был замечен в излишней симпатии к властям. Конечно, у него были положенные по статусу привилегии, он наверняка ими пользовался, но это не бросалось в глаза, и я никогда не слышал даже разговоров об этом. Более заметной была его неформальная привилегия: он не мог позаботиться о последствиях своих действий. Чтобы понять, о чем идет речь, я задам простой вопрос: «Можно ли наказать Юрия Гагарина»? Я отвечаю: «Нет, такое наказание покрыло бы несмываемым позором всю власть сверху донизу и вызвало бы крайнее раздражение народа». И вот лауреатом стал Институт Гагарина. Злоупотреблял ли он этой привилегией? Думаю, нет. Скорее всего, он настолько привык к этому, что даже не заметил.
Каждый год, с мая по октябрь, работников возили на неделю или две в колхоз. Руководство старалось не трогать старшего научного сотрудника и выше, но летом, когда все были в отпусках, под общую гребенку попали даже они. Следовательно, в следующем конкурсе, который мало чем отличался от всех предыдущих и последующих, я оказался победителем. Мы жили в довольно чистой хижине по пять человек в комнате. Утром помидоры перешли под руководство ганской связной, неграмотной напористой тетки, которая беззастенчиво демонстрировала свою власть над «городом». Во время обеденного перерыва в колхозной столовой и полчаса лежали в тени. Затем они снова покинули поле. Наконец, вечером они купили много бутылок дешевого вина, достойно отпраздновав окончание рабочего дня.
На третий или четвертый день нашей колхозной жизни, ближе к полудню, лауреат стоял в поле, прислонившись к склону холма, и мрачно смотрел на свой ряд, конец которого терялся в жарком тумане. Кто знает, о чем он грустил! Он мог скучать по жене, мог сожалеть о том, что под рукой нет карандаша и бумаги, чтобы записать неясную, но интересную мысль, которая внезапно появилась и через полчаса исчезнет в неизвестности, если он ее не зафиксирует. А может, это было банальное похмелье. Но так или иначе лауреат стоял на поле, прислонившись к склону, и мрачно смотрел на свою линию, конец которой терялся в жарком тумане. Внезапно Баба Ган материализовался из горячего воздуха. «Хлопок», — сдалась она и повернулась к лауреату, — «Хибба муха?». В тебе стоит усатый бур’ян! * Лауреат был еще темнее, чем его лицо. «Баба Гана, — сказал он, — не сиди на своем головике, як в мен бур’яни!»** И, казалось, он попал на больную землю. Баба Гана начал ловить ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, и вскоре испарился.
Менее чем через двадцать минут она вновь материализовалась в компании молчаливого мужчины в сапогах и наполовину француза, как выяснилось позже, организатора коллективного сельскохозяйственного праздника. — Какая у вас тюрьма, хлопцы? *** — — — — — спросила она с вполне различимой угрозой в голосе. «Баба Гана, — совершенно спокойно ответил лауреат, — у тебя есть блокнот?» — у нее! **** — обрадовалась Баба Гана, — а карандаш? — То же самое! ***** — Затем откройте блокнот, возьмите карандаш, напишите: «Я пошел на член!». Бабушка Гана написала.
Эта тетрадь вместе с карандашом впоследствии бесчисленное количество раз выставлялась в качестве вещественного доказательства во всех высоких кабинетах, до которых второй секретарь сельского райкома мог дотянуться за пределы губернии. Он правильно выбрал формулировку: «попытка вбить клин между городом и деревней в особо циничной манере», и она не разочаровала. Небольшая потасовка между кандидатом наук и руководителем группы, которая набрала приличный темп, стала полноценным пунктом повестки дня где-то там, наверху. Обычно в таких случаях директор устраивал показательную порку, не только чтобы наказать нарушителя, но и чтобы навсегда отбить охоту у остальных делать что-либо подобное. По моим воспоминаниям, у одного несчастного отобрали кафедру, у другого — уникальный прибор, который он выбивал не менее четырех лет, а третий просто исчез. Но наказать лауреата, как я уже писал выше, было нереально.
Волей-неволей директору пришлось заняться челночной дипломатией. В результате произошла кадровая перестановка: второй секретарь оказался в горкоме, бабушка Ганна получила медаль «За трудовое отличие», лауреат остался со своим народом, а еще один чекист на пенсии появился в институте в качестве помощника по международным связям. Он был бесцветным, высоким, худым и странно согнутым. Буквально на следующий день весь институт за спиной называл его «Гельминтом». Работа Гельминта заключалась в получении зарплаты два раза в месяц, поскольку международные отношения в институте были дефицитом.
Незаметно прошло несколько лет, и в один прекрасный день Лауреат получил персональное приглашение на международную конференцию в японском городе Осака, причем именно по своей узкой специальности. Лауреат никогда не был за границей и справедливо рассудил, что такого шанса у него больше не будет. К этому времени директор умер, заместитель директора переехал в столицу и руководил своим институтом. Поэтому Лауреату не оставалось ничего другого, как обратиться со своим приглашением непосредственно к Гельминту и попросить его о помощи. — Нет проблем, — успокоил он его, — у вас солидное приглашение. Послать человека в Японию с таким приглашением — это как два пальца обоссать. Но на вас поступали сведения, что вы пили и что в колхозе вы проклинали командира. Ну, стучите — туда-сюда, а ссылка, между прочим, является лауреатом медали «За трудовое отличие». Здесь потеря классового инстинкта легко доступна. Чтобы убедиться в этом, давайте сделаем так: вы даете слово, что по приезде из Японии напишете отчет о том, кто что сказал за чашкой чая. И вы даете слово, что вас отпустят. И Родине поможешь, и себе поможешь. — «Ну, если вы должны помочь Родине, почему бы вам не написать», — согласился Лауреат после недолгого колебания. — «Тогда, — обрадовался Гельминт, — мы оформим подписку о сотрудничестве, и вы можете паковать чемоданы». — И как мы это организуем? — Это проще, чем когда-либо! Вот лист бумаги, напишите на нем в произвольной форме: «Я, такой-то и такой-то, выражаю добровольное желание помочь КГБ в его работе. Меня предупредили об ответственности за раскрытие факта сотрудничества. Я буду подписывать предоставляемые мною материалы псевдонимом, ну, например, «Лауреат». Подпишите и поставьте дату. Вот и все! Лауреат взял лист, написал подметное: «Пошел ты!», расписался и поставил дату.
В конце концов, лауреат все равно бьет лауреата. После распада Советского Союза жена увезла его в Израиль, где он вскоре умер. Откройте фотографию по адресу http://abrp722.livejournal.com/ в моем Живом Журнале. Лауреат на ней слева. А если под рукой есть алкоголь, вспомните человека, который жил в Советском Союзе и не боялся.
* Молодой человек! Вы собираетесь лгать! У тебя все сорняки! ** Пусть твой муж стоит, как мои сорняки! *** Как ваша фамилия, молодой человек? **** Да, там! ***** Вот оно!
Рабинович окончил сельскохозяйственный институт. Комитет по распределению долго думал, что с ним делать, и отправил его руководить самым грязным колхозом, потому что хуже в колхозе все равно не будет. И колхоз неожиданно быстро стал лидером по производству молока. Районный комитет решил посмотреть на героя. Они кричат: — Я, Рабинович, смотрю на тебя и удивляюсь — ты хоть знаешь, сколько зерен у коровы? — Насчет коров — не знаю, но у лани их ровно две.
Мораль: экономический советник президента не должен знать овец. Он должен понять пастухов.
Накануне колхозного собрания председатель попросил бабу Дусю выступить, сказать несколько добрых слов о колхозе. Ну, вот дали слово бабушке Душке, и она начала: — Да, только в колхозе я почувствовала себя человеком! Да, я только что ел в колхозе! Да, я только что обулся и оделся в колхозе! Да я с крыши колхоза прыгну! Голос из зала: — Ты убьешь себя, дурак! — Да, черт возьми! Вам лучше перевести дух.