Анекдоты про сердце
Эпитафия на могиле дракона Горинича: «Он был рожден летать, имел огненное сердце, говорил на трех языках и дорожил женской красотой».
То ли сердце болит, то ли грудь растет
Девочка, помни, если тебе предлагают руку и сердце, то крепко хватайся за руку, а сердце никуда не денется.
— А ты, Дровосек, что ты спросишь у Гудвина? Может быть, сердце? — Нет, печень. — Почему? — Потому что я железный, а она нет.
— И он дал — пальцами под ребра! Выбил мне сердце!!! Кровь течет! Мозги на стену! Затем он отрубил себе голову, сел на нее и поскакал к принцессе. На этом сказка заканчивается. Спокойной ночи, сынок.
Диалог близнецов: — Я несу ответственность! Я родился первым! — Просто ты был ближе к е*не, а я ближе к сердцу!
Штирлиц и Мюллер покидают ресторан поздно вечером. Штирлиц: — Послушайте, Мюллер, мы должны стрелять в девушек? Мюллер: — У вас мягкое сердце, Штирлиц. Оставьте их висеть до утра.
10 причин, почему я за Израиль в арабо-израильском конфликте 1. В борьбе между пьющими и непьющими я на стороне пьющих. 2. Я предпочитаю режимы, в которых лидера можно посадить в тюрьму, чем те, в которых лидера можно только убить. 3. Мне очень нравятся те, кто молится стоя, а не раком. 4. Я предпочитаю женщин в униформе женщинам с черными сумочками. 5. Я не хочу, чтобы люди, которые встают каждую ночь под крики муэдзина, побеждали тех, кто умеет заводить будильник. 6. Я гораздо больше сочувствую тем, кто, узнав о приключениях своей дочери, берется не за нож, а за сердце. 7. Мне кажется более правильным заплатить большие деньги за расставание с женой, чем покупать жен. 8. Я определенно лучше понимаю людей, которые сразу хоронят своих убитых детей, а не выставляют их трупы перед телекамерами. 9. Я уважаю общество, которое больше платит за своего заключенного.
Александр Друзь предлагает руку и сердце своей будущей жене: «Давай, будем друзьями».
Анекдоты про сердце
В магазине подарков: — Девушка, дайте мне, пожалуйста, эту плюшевую попу. — Человек! Это не задница, это сердце!» — Я был кардиохирургом 20 лет и знаю, как выглядит сердце.
«Нуждаясь в любви, старики обращаются к детям» Владимир Леви (цитата по памяти)
Не смешно. Просто часть жизни. И посвящается Дню Святого Валентина.
Вы знаете, я понимаю Штирлица. Не тот, которого, к моему огорчению, превратили в героя анекдота, а мудрый, усталый человек, который в тихий, грустный момент говорит: «Просто из всех людей, живущих на земле, я больше всего люблю стариков и детей».
«Обратите внимание, — говорит моя мама, большая поклонница этой философии, — в десяти заповедях сказано «почитай своих родителей», но не сказано «люби своих детей». И почему? Но потому что детей легко любить, а родителей трудно уважать.
Я не знаю, почему это трудно. Может быть, это не всегда трудно.
Я люблю стариков. И я люблю детей. Они одинаковые. Они оба честны. Не скрывайте свои чувства и эмоции. Сочувствие и отвращение. Они видят все таким, какое оно есть. Они рассказывают все, как есть. И они действительно нуждаются в любви.
Я много лет работаю с пожилыми людьми. Раньше я проводил утренние занятия по английскому языку, но кто приходил ко мне преподавать по утрам? Конечно же, пенсионеры. Потом я была социальным работником и работала с иммигрантами. Кто больше всего нуждается в моей помощи? Старики, конечно. Жизнь в новой стране и без языка. У меня было время возненавидеть постоянный рефрен «наши дети тоже заняты».
А сейчас я переводчик. И помимо всего прочего, я работаю в очень хорошем учреждении, которое официально называется «Центр по уходу за пожилыми людьми». Или что-то немного другое. Конечно, никто не называет это так. Они ласково называют его «детской», ну, или, когда хотят пошутить, «дедушкиной детской».
Но мы не знаем, как назвать «учеников» детского сада. Похоже, они не являются ни «пациентами», ни «клиентами», ни «прихожанами». Официально они являются «участниками программы», но, конечно, никто этого не говорит. Мы в шутку называем их «посетителями».
Я перевожу для психологов, медсестер, социальных работников. Я пишу некоторые документы и письма. Я помогаю с почтой и документами, звоню в какое-нибудь официальное учреждение… но никогда не знаешь, какая помощь может понадобиться пожилому человеку, к тому же не знающему языка.
Я знаю большинство своих клиентов на протяжении многих лет. Это мои бывшие ученики, соседи, родители моих друзей и знакомых. Так что мы чувствуем себя вполне комфортно и не имеем друг от друга особых секретов.
И, конечно, «жизнь повсюду». Есть еще друзья и враги, союзники и соперники, идеологические противники и единомышленники — словом, весь спектр человеческих отношений… И, конечно (не без этого), есть какие-то сложные старые счеты и обиды, взаимные претензии, зародившиеся где-то в Киеве или Одессе, родственные связи, давние семейные ссоры. Я стараюсь в это не вдаваться.
Поэтому сегодня, как и всегда, все на своих местах — шахматисты здесь, игроки в домино там, здесь делятся воспоминаниями, там обмениваются кулинарными рецептами.
А там, подальше, за столиком у окна, сидят Поля и Гриша. Влюбленная пара. Всегда вместе. Они сидят рядом, о чем-то тихо разговаривают, иногда целуются. Сотрудники реагируют по-разному. Кто-то их игнорирует, кто-то смеется, кто-то ругается, кто-то даже злится. Я восхищаюсь.
Ну, да, у них обоих сильная потеря памяти, цветущая болезнь Альцгеймера — у Полли хуже, у Гришата чуть лучше. Они даже не узнают всех и не помнят их адреса и не скажут вам, какой сегодня день недели. С другой стороны — зачем им знать день недели? Посмотрите, как хорошо они смотрятся вместе. Пока люди помнят, что любят друг друга, возможно, все не так уж безнадежно.
Просто любопытно, о чем они говорят? И найти, что обсуждать весь день. (Гриша всегда занимает место Полли в автобусе, который развозит «гостей» по домам).
Сегодня я сижу очень близко — их соседу по столику нужна помощь. Похоже, я наконец-то смогу удовлетворить свое неуемное любопытство.
Они, как всегда, сидят рядом друг с другом. Держась за руки. Гриша наклоняется и целует Полю в лоб. И она поет ему песню. Вот она, оказывается, поет ему! Невольно улыбаюсь про себя — интеллигентнейшая москвичка Поля поет «Девочку в серой юбке». И что удивительно! — помнит все слова этой не такой уж короткой придворной баллады.
Гриша внимательно слушает. Он ласкает руки Полины. И вдруг, когда песня заканчивается, она говорит с такой неизбежной тоской в голосе и с такой неожиданной силой, что мое сердце на мгновение замирает: «Почему тебя не было в моей жизни? Жизнь была такой длинной, а тебя не было. Почему тебя не было?
Я удивленно смотрю на Гришу. Но его глаза уже снова затуманились. Он уже снова молчал, сгорбившись, растрепанный, замкнувшись в себе. Поля прижимается к нему и ничего не говорит. И что вы ответите.
Хорошо. На сегодня достаточно. Я закончил. Пора уходить. Я складываю бумаги и встаю. Я прощаюсь со всеми. Поля и Гриша никак не реагируют. Они существуют в каком-то своем отдельном мире, и меня там больше нет…
Филдс начинает новую песню. Гриша снова задумчиво слушает.
И я прихожу домой, а в моей душе слова очень старого, очень беспомощного и очень влюбленного мужчины: «Почему тебя не было в моей жизни? Почему ты не был».
А вы говорите — Альцгеймер!
Одна пара жила очень активной сексуальной жизнью в течение многих лет. Но внезапно у ее мужа случился сердечный приступ. Врач предупредил его, что если он хочет жить, то должен прекратить любые косые контакты, иначе его сердце может просто не выдержать. Чтобы избежать искушения, муж и жена решили спать в разных комнатах. После недели такой жизни муж совсем загрустил и подумал: «Ну почему так!». Вышел он ночью из комнаты, шел по коридору и вдруг столкнулся там нос к носу с женой. Он говорит: «Знаешь, дорогая, сейчас я собирался покончить с собой. И я убиваю себя.
В сувенирном магазине. Барышня, пожалуйста, дай мне этот красный плуг@пу. Но это не@PA! Мужик, ты что, это же сердце!!! Девочка, я 20 лет проработал кардиохирургом и знаю, как выглядит сердце. Пожалуйста, дайте мне этот красный плуг!
В одной деревне жил мудрый человек. Он любил детей и часто дарил им что-нибудь, но это всегда были очень хрупкие предметы. Дети старались обращаться с ними ласково, но их новые игрушки часто ломались, и они очень горевали. Мудрец снова дал им игрушки, но еще более хрупкие. После того, как родители не выдержали и пришли к нему: «Ты мудрый и добрый человек, почему ты даешь нашим детям хрупкие игрушки? Они горько плачут, когда игрушки ломаются. Пройдет совсем немного лет, улыбнулся мудрец, и кто-то отдаст им свое сердце. Возможно, с моей помощью они научатся бережнее относиться к этому драгоценному дару.
Фирочке Хаимович очень повезло. Вы будете смеяться, но в конце концов она вышла замуж. Нет, вначале, конечно, не то чтобы ей не повезло, сначала на невесту Фирочку Хаимович никто не рассчитывал. Когда ее двоюродная сестра Хася вышла замуж и пришло время бросать невесте букет, Фирочка даже не подняла со стула свой тогес и продолжала есть куриную ножку.
— Ай, пожалуйста, мне почти сорок, и все это время если мужчины и смотрели на меня, то только для того, чтобы спросить, сколько стоят эти бирки.
Фирочка работала в столовой агиткомбината и до сих пор знала все, включая цену.
Фирочка жила с мамой, у которой был бампер «Яковлевна» и швейная машинка, которая еще не работала. Хотя бампер Яковлевны тоже не сработал. Из рабочих во всей квартире была только Фирочка.
И все бы так и продолжалось, если бы Фирочке не повезло.
И ей так повезло, что все не понимали как. Фирочка вышла замуж не за какую-нибудь точку с рынка, а за настоящего врача в белом халате и с золотой булавкой-NEZ. Врачи называли Самуила Абрамовича Шварцем, но Фирочка назвала его мулом, и он ответил.
До этого доктора, до Фиришки, лет пять охотились более или менее приличные незамужние невесты, и даже Роза Шуит вздыхала по нему высокой грудью, а шумной розе есть о чем вздыхать, так что не подумайте там.
Словом, пока все мотали себе нервы и хотели устроить собственную жизнь, эту жизнь устроила Фирочка Хаимович, невысокая полная девушка тридцати семи лет с неотесанной жилплощадью и двумя табуретками собственности. И кто бы мог подумать!
Вы, конечно, спросите, как эта самая Фирочка умудрилась вскружить всем больную голову и свою семейную радость? Поэтому я отвечу вам, как Фирочке удалось вскружить всем больную голову, а ее семье радость самой. Конечно, я отвечу вам. И я знаю, что отвечу вам правдиво, а вы можете думать сами, что хотите.
После доктора Шварц поехал к Фирочке за сердцем. Не ее сердце, а сердца брони Якобенны, ее матери, которая не работает, как их швейная машинка. Моя мама схватилась за сердце, и доктор Шварц стал лечить по принципу CORD-клиник. Но оказалось, что он пришел за сердцем своей матери, а получил Фирочино. Когда доктор Шварц приходил с потной жары, как грузчик, снимал свою белую шляпу и писал маме валокордин, Фирочка предлагала ему холодную красную хвою, которую вы все называете свеклой, и за это имя моя бабушка била бы тебя вениками и не давала плакать.
Но если вы хотите называть это так, делайте, что хотите, вы можете думать, что у меня есть для этого.
Тогда Фирочка накормила доктора красным борщом. И доктор понял, что это то, что он искал всю свою врачебную жизнь. То есть, это холодная красная сосна и фирочка. А когда он вытер рот салфеткой, то захотел жениться на Фирочке и стал ходить к ней с цветами и крепдешиновыми платьями в подарок.
Фирочка не так уж сокрушалась, в ее возрасте она была смешнее цирка, поэтому согласилась, и теперь ей завидует даже Роза Шуит, несмотря на объемы и отсутствующие вздохи.
Ну, тогда вы хотите знать, какой красный борщ Фирочка дала доктору? Ну, я скажу тебе. Вы можете готовить и радоваться жизни, главное — быть здоровым и вовремя питаться.
Вам нужен топ. Возьмите штормовку, обрежьте верхушки, и у вас получится. Положите его на бок и промойте под проточной водой сам шторм, поставленный вариться в касторке. После приготовления очистить и натереть на терке. Главное — не выливать отвар, нужно процедить его через марлю и дать остыть в тишине.
Пока вы штурмуете, сварите яйца вкрутую. Затем очистить и нарезать кубиками.
Промойте и удалите верхушки, которые ранее были в стороне.
Нарежьте свежие огурцы, зеленый лук и укроп.
Когда все будет готово, смешайте все вместе: буряк, яйца, зелень, вершки, огурцы. Солите, перчите, не стесняйтесь.
Тогда все становится проще. На тарелки кладут ложку, черенок и заливают холодным бульоном, в который предварительно опускают лимон.
Мы положили на каждую тарелку сметану, отрезали черный хлеб и ждали подходящего врача, чтобы порадовать его этим уединением. И чтобы вы были здоровы.
Сначала старый анекдот. Он заходит в ковбойский бар, садится и заказывает стакан виски и пульку виски. Затем он достает из кармана крошечного ковбоя и дает ему колокольчик для виски. Все были в сборе, какая невинность, откуда она взялась. Билли, выпей и расскажи ребятам — куда ты отправил старого хотабича.
Не знаю, как вы, но я питаю слабость к элегантным мошенникам и хитрым аферистам. Я не думаю, что я одна. Как еще объяснить бешеную популярность книг и фильмов об успешных аферистах? Идея остроумной аферы пользуется неотразимым успехом, реализованная идея и заслуженный успех хитро закрученного сюжета — вот формула успеха у публики. Но это хорошо продуманные и реализованные мошеннические схемы. Глупая до глупости попытка грубого и примитивного мошенничества вызывает у меня раздражение, даже ярость. Вот история недельной давности. IRS, федеральная налоговая служба, — самое грозное мощное оружие в распоряжении государства, их либо боятся, либо опасаются, мерзкие мальчишки, неподкупные и бессердечные, с неограниченными возможностями серьезно испортить жизнь налогоплательщику.
Поэтому, ответив на звонок и услышав грозное: «С вами разговаривает налоговая служба», — заставил мое сердце трепетать. Дополнительный диалог: — Чем я могу помочь? «С вами говорит агент налоговой службы Смит, вы находитесь под следствием, и у нас достаточно материалов, чтобы отправить вас в тюрьму на несколько лет и оштрафовать на миллион долларов!». О черт, они уже едут. ты влип, Миша, их сейчас закидают по самые помидоры, паника, что делать. Так вот, правое полушарие мозга занимается паникой, левое, логическая часть мозга, включает всю мощь и скорость Ferrari, чтобы защитить своего носителя. Томный, невероятно спокойный голос цензора начинает звучать из левой колонки моей головы:
«Миша, не будь дураком, только идиоты не знают — IRS НИКОГДА не звонит, первый контакт с ними — это всегда просто письмо, заверенное по получении, так и в этот раз. Второе — не слышите ли вы на заднем плане типичный шум большого центра телемаркетинга? Три — это чертовщина, агент Смит. Такой сильный индийский акцент в английском живет исключительно в Бангалоре или Мумбаи, Смит, даже если это фиговое рвение, не имитирует его, вам самим нужны были годы ординатуры с индийскими врачами (круто, кстати, ребята!), чтобы вы могли имитировать их акцент, а они ваш! Четыре — ты не такая уж большая птица, Мишань, чтобы на тебя столько сил тратить, ты же ни на минуту не Аль Капоне или Леон Хелмсли. Итак, подведем итог — грубо сбитые примитивными дешевыми наперстками, заткнитесь.
Правый мозг, будучи артистичным, быстро переходит от паники к ярости и решает насмехаться — О, но какого черта. Вы можете остановить расследование. Скажите мне как, и я сделаю это немедленно. — Вы должны перевести пять тысяч долларов на счет налоговой службы, мы закроем ваше дело, ваше наказание ограничится этим штрафом. — Спасибо, мистер Смит, я согласен, как это делается технически? Тихая веселуха клевала и дергала поплавок. Вы должны дать нам номер своей кредитной карты, и мы переведем штраф на счет налоговой службы, — соглашаюсь я, в один момент достаю карточку, записываю номер. — Имя на карточке? — Мой? Точно так же, как в моей налоговой декларации — Для точности — опишите ее. — Ты готов? Готовься, иди. Имя? — Боже о (иди). — Да, тогда диктуйте, имя отца. — Eff-yu-si-kay (черт). — Явное недоумение, выраженное звуком — Huh? — Фамилия. — Simple — Yorself All Together — Go Fuck Yourself. Последняя фраза произносится с выражением «Пошел ты, от чистого сердца». Рога. Грубый глупый удар не удался, в очередной раз. Я гордо иду на работу, не обращая внимания на двух медсестер, которые вздрагивают от громких непристойностей респектабельного седовласого доктора. «Вы в порядке, доктор. «Все в порядке, мне жаль, что тебе пришлось выслушивать мои ругательства.
Si otide.
К истории от 02.10.2018 by avel https://www.anekdot.ru/id/973430/ о лающей собаке в передней корзине велосипеда и прохожих, отчаявшихся от ужаса (или наоборот, о собаке, отчаявшейся от ужаса, и прохожих, лающих от страха? 🙂 ) . Напоминание. Начало 90-х. Мне чуть больше 10 лет, и сбылась мечта каждого ребенка — у меня появилась собака! Пастух! С условием, что я должен делать это полностью: кормить, выгуливать и воспитывать. Начитавшись умных книжек, я точно знала, что с большой собакой надо ходить на дрессировку, иначе он сам всех собак выдрессирует. Раздевалка была далеко, а потому что в троллейбусах в те времена было немноголюдно даже в одиночку, а тут с собакой… Да и платить приходилось в два конца за двоих, что при грамотной экономии выливалось в неплохие карманные деньги на жвачку. К тому же было скучно идти пешком через полгорода. Следовательно, надо было что-то придумывать, и с тех пор. Была зима, тогда для меня использовались маленькие пластиковые лыжи длиной 40 см, пара старых маминых собачьих шлеек, затем, прицепив к шлейке поводок, я выходил на улицу, давал собаке команду «вперед» и на полных парусах (вернее, на лыжах) мчался к месту тренировки. Собака уже знала основные команды и не имела проблем с управлением. Зимой наши улицы не чистили и не разгребали, и на них было много утоптанного пешеходами снега. В целом, это пошло нам на пользу. Теперь представьте себе картину со стороны посторонних: вы спокойно идете, затем позади вас раздается непрерывный громкий лай, и на большой скорости подросток-овчарка, запряженная в лыжи, лает во всю мощь своих легких, а за вами спускается со склона подросток-человек, проносясь мимо на большой скорости. Наши улицы узкие, и, оборачиваясь и видя ЭТО, каждый второй человек прыгает в сугроб. В результате рекорд по прыжкам с места в сугроб был случайно побит президентом клуба бурильщиков, который оставил этот клуб на тренировочном поле и тут же от удивления запрыгнул обратно на крыльцо. Затем мне мягко объяснили, что дедушка уже в весьма почтенном возрасте для таких пируэтов, а молодая леди (это я) должна (в буквальном смысле) «управлять» экипажем «более галантно», и не следует ей бросаться туда, как ужаленной, пугая прохожих. В этом возрасте юная леди почему-то вообразила себя персонажем одноименного мультфильма «Черный плащ» и, конечно же, не переставала бегать по улицам (бросила собачьи лыжи? Да, к тому же, никто в городе так не бегал, и парни того же возраста просто пускали слюни от зависти, ну, по крайней мере, так мне тогда казалось), но скорость, увидев людей, стала снижаться. Но это еще не все, мой мозг в этот момент каким-то странным образом позаботился о людях и, прислушавшись к нотации, которую я читал, нашел свисток и, увидев на горизонте пешехода, начал свистеть на полной скорости (это в дополнение к лаю собаки), за что во время обучения получил прозвище «мент». Мои родители были немного в стороне от меня, живы и здоровы, заняты делами и хорошо, по-взрослому пережили 90-е годы. Президент клуба периодически хватал меня то за сердце, то за лысину, когда видел, как мы ходим кругами по району, потом, будучи бывшим военным, он решил, что раз бардак не остановить, то надо его организовать и возглавить, и периодически стал заставлять меня проезжать мимо других подобных групп в качестве особого отвлекающего маневра, чем я ужасно гордилась))) Сколько и кому я добавила седых волос, теперь даже страшно представить. Без жертв и разрушений.
В сувенирном магазине. Барышня, пожалуйста, дай мне этот красный плуг@пу. Но это не@PA! Мужик, ты что, это же сердце!!! Девочка, я 20 лет проработал кардиохирургом и знаю, как выглядит сердце. Пожалуйста, дайте мне этот красный плуг!
В сувенирном магазине. Девушка, будьте добры, подарите мне эту красную плюшевую ф@ну. Но это не w@pa! Мужик, ты что, это же САМОЕ СЕРДЦЕ!!! Девочка, я 20 лет был кардиохирургом и знаю, как выглядит сердце. Пожалуйста, дай мне этого красного плюшевого мальчика.
Мои рассказы традиционно длинные, кого это раздражает — прокручивайте.
В мире нет более печальной истории, чем история Ромео и Джульетты. Уильям Шекспир.
Нет, никто не умер, слава Богу. Но когда это происходит с вами лично, все это гораздо острее, чувствительнее и больнее, чем чужие истории в самом талантливом фильме или книге. вы когда-нибудь любили да так, что «крышу срывало» полностью и ни о чем другом даже думать невозможно? Когда ум как бы разделяется на две части и когда вы не с ним, вы не можете видеть его и восхищаться им, все становится скучным, неважным, незначительным и неинтересным, как будто это вообще не вы. Вроде бы повезло, была взаимная любовь, но все закончилось очень плохо. Я постараюсь рассказать, но это будет не коротко.
Это было давно, когда СССР существовал полностью, а город Алма-Ата еще назывался. Я служил в армии, но так получилось, что через несколько недель после месячного срока обучения (курс молодого бойца и присяга) у меня случился острый приступ аппендицита. Страшные судороги, хотя бы взобрался на стену, продержался сколько мог, доложил сержанту и с трудом добрался до пункта первой помощи, несколько раз даже присел, чтобы переждать приступ. Воскресенье, вечер, свет скоро погас, из солдат в части только фельдшер, но браво — он настоял, чтобы дежурный по полку вызвал скорую, так он оказался не в военной, а в гражданской больнице. Через час или два они меня оперировали, у меня чуть не начался перитонит, но ничего не случилось.
Кажется, что шов всего десять сантиметров, но даже просто сесть, спустить ноги с кровати — целая проблема, семь потов сойдет. Перед операцией забрали всю одежду, включая трусы, утром выдали больничные брюки, застиранные до потери цвета, с очень маленькими дырочками, по крайней мере на пять номеров больше, выскальзывающие из-за слабой резинки, а пиджак, наоборот, маленький, очень узкий в плечах и с короткими рукавами (почти до локтя), к тому же худой и с короткой стрижкой отросших волос, выгоревших до блонда вокруг шапки. Это было такое кривое чучело, что утром оно выползало в коридор (в палате не было туалета). На обратном пути я присел на диван в холле, чтобы отдохнуть. Из ближайшей палаты, также мелкими шажками, вышла полураздетая спутница по несчастью, молодая девушка в домотканом пеньюаре, младше меня, сидевшая в кресле неподалеку.
Сказать, что я сразу же влюбилась, значит не сказать ничего. Она сидела, потея и любуясь. Довольно миниатюрная, красивая до безумия, эта своеобразная, немного кукольная, восточная, азиатская женская красота. Ее мать — кореянка, а отец — казах. Из южных казахов (верхний жус или старший жуз, кто как понимает), ничего общего с обычным типом северных казахов с их плоскими лицами, скуластыми и узкими глазами, скорее похожими на узбеков. У них хорошая дочь. Чтобы было понятнее: когда много лет спустя я впервые посетил Тай и увидел, перелистывая каналы, их дикторов по телевизору, я сразу вспомнил свою Айгуль. Даже мать запрещала ей загорать, даже выходить на улицу в шляпе, отсюда ее молочно-белая кожа с очень нежным девичьим румянцем на щеках, ее большие, почти черные, сверкающие глаза… Словом, я утонул, поразился, исчез… мгновенно и безвозвратно.
В общении с женским полом у меня никогда не было проблем, я легко шел на контакт, а потом с трудом начинал разговор, почти заикаясь и еще сильнее потея: — У вас аппендицит? — Кашляю, корчусь от боли и краснею до краев ушей. Казалось, что его это не особо волнует, но ей было скучно в палате для бабушек, поэтому она солгала. Мы расслабились. Вскоре они даже пытались смеяться, держась одной рукой за живот, а другой сжимая его. И обидно, и смешно, и еще веселее.
Все зажило как на собаке, через несколько дней они уже выходили на улицу, держась за бок и хватаясь за правую ногу. Они молча гуляли по аллеям в небольшом парке городской больницы, иногда держась за руки. Или на скамейке, сидя под мощным самолетом. Со стороны они, наверное, выглядели комично — кукла и шеврон в нелепой куртке, с обвисшими штанами, которые приходилось постоянно подтягивать. Ах, это было лето альма-ата, благословенный край! Они смеялись, говорили, как водится, обо всем и ни о чем. Умный, начитанный. Бытовые проблемы почти сразу решились, жена принесла зубную щетку, мыло и одноразовый блок для разовой работы, их дали мне, мужчины кормили меня в палате охотно, даже женщины из других палат приносили мне «солдатика», несколько абрикосов с первыми яблоками. А Айгуль… как в раю, особенно в отличие от первых двух месяцев в армии. Я уплыл, как в невесомости, немного ошарашенный, упавший от счастья, а армия была где-то в другой галактике…
Обычно после аппендицита выписывают через 5-7 дней, но у Айгуль есть несколько заморочек, но обо мне, похоже, забыли. Потеряли, как потом говорили, обыскали все больницы, при поступлении как-то неправильно написали. В итоге мы провели вместе почти две недели. Ее выписали на день раньше: — Первая выписка, и я приду. Не забывайте ждать… — она работала неполный рабочий день летом после сессии, торговала мороженым в определенном месте. Шаг из любви и расстройство, что все резко закончилось, не взять адрес …
При первом увольнении он получил больше на месяц, который провел как в страшном сне. Он ходил и молился. Если бы только он мог, если бы только он мог… а если нет? Паника захлестнула, какой же я идиот. Почему я не взял адрес? — Я спрашивал себя об этом много тысяч раз в этом месяце. Я пойду в больницу, поставлю всех на уши, но адрес найду, решил я про себя. — Девушка, продайте марку… — ее глаза пылали от радости, моя душа уже пела. «Как ты прекрасна…» В кокетливой летней шляпке и белом халате он боялся отвести взгляд. — И ты прекрасна! Она смотрела на меня с удовольствием. В проколотой до зеркального блеска шляпе, ботинках и строго выглаженной, теперь уже подогнанной, новой форме, я чувствовала себя гораздо увереннее и более в форме, чем в больничном халате. Смену быстро закрыли, пошли гулять по летнему городку. — Хочешь мороженого? — Я показала на летнее кафе «Мороженое» — нет, ну действительно от любви, мужчины глупые и абсолютно тупые. То, как она смеялась… это была лучшая шутка за всю мою жизнь. Он провел его в частном доме на окраине города, почти у подножия, прямо у секретных ворот. Там рядом проходил овраг, поэтому расположение было неправильным, и часть забора получилась как бы на другой улице. Первый раз поцеловались… проезжающая машина напугала нас, мягко отпустила, ускользнула… Ты еще придешь? Да, конечно, я не могу жить без тебя…
Полк недавно был в командировке, поэтому особых проблем с увольнениями не было, но для молодых… ну, существовало правило, что только «отличники» уходили в увольнение без пропуска в конце недельного увольнения. Я как-то рассказывал историю здесь: https://www.anekdot.ru/id/912659/ Я, конечно, не предвидел проблем со стрельбой, все-таки первый взрослый разряд был, хотя еще в школе учился, чуть-чуть не дотянул до NCM. Здесь автомат АКС-74, не дробовик, но и не «Теорема Ферма», стреляет нормально. Я установил три мишени с шестью патронами, грамотно сократил очередь на два выстрела (высота 100 ярдов, пулеметное гнездо 200, высота 300, возвышение по очереди, падение при попадании), а также помог соседскому дедушке установить последнюю фигуру, на которую он уже сложил все остальные из двенадцати патронов, выданных для упражнения. Командир роты заметил это, покачал кулаком, но потом с позором написал увольнительные. Так он жил от воскресенья до воскресенья (это был единственный день, когда у него был отпуск), буквально считая часы.
А потом, как отрезало, то наряд, то караул, то бегство… В течение месяца сбежать было невозможно. Хорошо, что я предупредил на такой случай, что смогу приехать в самостоятельное путешествие с задержкой. Ее дом находился недалеко от части, километров пять точно. Ну, он поспешил уйти. Выключив свет в 22.00, я дождался, пока дежурный сержант полка уйдет, а дежурный сержант роты уснет, оставив своего молодого санитара на тумбочке. Рядом с курилкой — бетонный забор более трех метров вдоль стены в густой тени от фонарей, но в метре ниже — дерево без веток и коры, гладкое, словно обтянутое кожей, и это совсем не проблема (я не лазил по столбам, что?). Прыгал с дерева на забор, подтягивался, переворачивался, прыгал спокойно. Сзади будет проще, большое дерево, гораздо дальше от забора, но с толстой веткой, перпендикулярной стволу, почти рядом с ним. Он летел как на крыльях, как будто по воздуху, не касаясь земли, через дворы, чтобы не светить на проходящие улицы, он также сделал поворот, собирая цветы с клумбы. Я даже не заметил, что эти 4-5 километров были для меня. Возле заветных ворот он несколько раз тихонько свистнул. Она открыла его и повесила ему на шею. Я боялся, что от меня будет пахнуть потом, даже если вчера была ванна. Что ты симпатичный, от тебя всегда так хорошо пахнет… Может быть, она лукавила, но потом я где-то прочитала, что некоторым женщинам запах свежего пота любовника кажется даже приятным или они вообще его не замечают. Я не знаю Не путать с носками …))))
В саду есть застекленная беседка с высоким полом, пышным ковром, вышитыми подушками, низким столиком (около 30 см). Мы сидим по-турецки, она угощает меня чаем, а у меня в голове крутится картинка японской чайханы. Папа на весь день, мама ничего не говорит, ничего не думает, дорогой. Мы разговариваем, держимся за руки, целуемся, слегка прикасаемся… но я не форсирую события, боюсь даже немного обидеть, напугать излишней настойчивостью, и этого достаточно для «седьмого неба»… было несколько подруг до армии, но это больше физиология, а легкие школьные возлюбленные вообще не стоят упоминания. С точки зрения блеска это все равно, что сравнивать ночник с большим зенитным прожектором …
Поэтому он бежал (Форест Гамп, блин), подстраиваясь под график отцовской линии. Только сейчас в армии появилось такое страшное слово «не положено». Солдат первого года службы в Сочи не должен летать (самовольное оставление части). Не должен быть вообще без слов. Естественно, они также заметили серьезный анализ дедовщины. Конечно, они победили, но не так убийственно, по словам «Бинера» (сундук), в основном для того, чтобы не оставить след и в бизнесе. Синий и желтый были постоянными и замазанными местами, но это не имело значения, у меня была Айгуль… поэтому я терпел, смел и щелкал. У других моих ассамблей гораздо больше умственных задач: есть, спать и развлекаться. Может быть, поэтому один дед проникался и даже кидался поддержкой, он постоянно занимался вечным мужским цинизмом и дебильными вопросами: дует, не дует… в общем, старался делать все по-тихому. А он все еще страшно недосыпал, подъем был в шесть, политрук и глаза закрыты, хотя в них вставлены спички, смотрел программу «Время» в Ленинской комнате, сидел в полумраке — хоть и 20 минут, но свои. А после я не мог дождаться конца дежурного по роте, он что-то там отмечал и после туалета на мгновение закрыл глаза… а проснулся только утром, от крика ординарца: «Скорость набирает!», в той же позе. Как я сам, Айгуль ждала, а я старый …
Сколько раз я так бегал, шесть или семь, я уже не помню, да это и не важно. И снова я увидел в беседке сложенный матрас с постельным бельем. Заметила мой взгляд, исчезла, опустила глаза: — В доме так душно, я буду спать здесь… — нет слов, дорогая, я все понимаю. Я решил, и я решил… У меня был первый. Семнадцать лет, восемнадцать исполнится только осенью, я на год старше, дни рождения с разницей в три дня (оба скалы). Но неважно когда, главное, что любовь… получилась доброй, нежной и без всякой вины. Казалось, что я качаюсь в невесомости, где-то за гранью земного счастья. Но вот скот, его сразу после этого зарубили, он сам не понял как. Я проснулся, как от удара, чтобы посмотреть — ваша разлука! До вознесения было время. «Я скакал галопом, я уже…». Я быстро одевалась, целовалась, махала руками, просыпалась, не просыпалась и ничего не понимала.
Еще подбегая к накопителю, я заметил, что что-то не так, парад был включен, двигатели гудели… что это? Кли из отделения заглянул в курительную комнату, разговор был подслушан, и офицеры, похоже, сидели, выжидая несколько минут. Нет, они не уходили. Ждать больше нельзя, пельмени на парадном плацу в партийной стойке активно идут полным ходом. Кажется, что его застали врасплох. У меня есть запасной вариант — проход под пожарными воротами. Летаю там вдоль забора, место неудачное, прямо штаб, из окон видно, но что делать? Пропасть узкая, но худые товарищи будут тонуть. Похоже, я переоценил свою гармонию, застыв, онемев от паники, я, наконец, ворвался в кровь, чтобы оторвать ему ухо и разорвать пуговицу на груди. Да, не интересно. Бежим под компанию, а на парадном плацу уже идет стройка, люди с оружием, мешки для матрасов и прочие причины. Тьфу, слава богу, пистолет открыт, пол там моют под присмотром дежурного. Он будет закрыт (под сигнализацией) пойдет сдаваться с потрохами в компанию. Что еще делать? — Где вы рыскаете? — Сержант подозрительно посмотрел на меня. — Что произошло, что мы принимаем? — Я налетел на пистолет, игнорируя вопрос. -ксс, тревога, берите все…, гребаный ужас…, только темп, дежурный уже позвонил в полк…- хотел еще что-то сказать, но махнул рукой. Автомат, штык-нож, подсумки, два магазина, бронежилет, противогаз, шпатель…- ничего не забыл. А, еще шлем под компанию со шкафом и мыльно-красный с тумбочки. Быстро и оперативно. Теперь в шляпе флаг закроется. «Сотрудник по приказу товарища, меня сняли с команды в парке, я не иду, значит, иду…», — соврал я. Получается, что куртка в горошек, а мы принимаем комбинезон, несмотря на раннюю осень. — Где мы находимся, в Якутии или как? — Я пытался шутить, судорожно вытряхивая все в вещевой мешок, черт возьми, надо было свернуть комбинезон, аккуратно, иначе он был бы как не к месту. Шутка не удалась, прапорщик только нахмурился, а меня осенило, что командировка может быть долгой, это уже давило в груди. Он вскарабкался по лестнице, стараясь ничего не пропустить, прапорщик позвал его за собой: «Иди пока в столовую…», «Развлекайся там, уже команда «По машинам!», ладно, я как-нибудь обойдусь». Цере, бочком, по краю, стараясь не бросаться в глаза офицерам, подскочил к машине, где уже сидел мой взвод. Несколько тыкв, от их дедушек, сидящих на краю: — Да, ты совсем распухла! — приземлились на скамейку в центре. FU-U, мне удалось …
Если бы я только знал тогда! Командир взвода, молодой лейтенант, не обнаружив меня при смене, не стал поднимать бузу, мудро решив, что самостоятельный пистолет в полку офицеров числится за невыездным. Всегда пятьдесят бойцов из всех рот, нарядов, караулов и т.д. Бардак при таких массовых выходах всегда определенный. Но я баран, куда я спешил, счет идет на минуты, если не на секунды…
Командировка оказалась не просто длительной, а затяжной, растянувшейся почти на пять месяцев. Степанакерт, Ереван, Баку и, наконец, Ленинакан после землетрясения. Как-то я писал о Ленине, можете прочитать здесь: https://www.anekdot.ru/id/921079/ и опять та же шумиха с адресом, не знаю ни улицы, ни номера Из дома я подходил только, даже с обратной стороны, нельзя даже письмо написать. Два месяца спустя я был полностью сослан, даже волк на ереванской луне, даже мысль о дезертирстве дрожала, но где я на чужбине без гражданской одежды, документов, денег и позора не слабого для нас обоих и обоих Домов, отец бы точно не понял. Потом, как бы ошарашенный, особенно в Ленине. Что мои страдания сравнимы с той катастрофой и тем горем. Ничего не оставалось делать, только терпеть и ждать, ждать и терпеть…
В конце января они наконец-то вылетели в Алма-Ату. Через три недели я впервые вышел в город, раньше не получалось, да и самозарядный пистолет не имел смысла, ну походил бы я ночью по снегу вокруг дома… Я сразу рванул туда и к главному входу. Я позвонил в колокольчик на высоких деревянных воротах. Она уже дрожала. Отец открыл, серьезный дядя, кстати, милицейской специальности: — тип а-салям алейкум, айгуль домой? — Ничего не ответил, вышел на улицу, прикрыл ворота. Пауза затянулась, смотрела на меня все, наконец заглянула в глаза: — Появился засранец, вот ты где… нет, она пошла к родителям жениха за ручку — какой нафиг жених, слеза, как грелка ПАД… — И что появилось? — Я стал ему объяснять, что так получилось, за долгую поездку…, хорошо сказал, горячо… — Ну-ну, ты не виноват, а теперь чего ты хочешь? — Я вижу, я ей все объясню… — нет больше тебя для нее, считай, что он умер. И больше не ищи себе пару, чтобы я мог снова вывести ее из комы … — какой комы? — Я потерял дар речи, не то слово. — Она наглоталась таблеток, еле спасли, и мне пришлось делать аборт, потом я возил психологов… ‘ Он громко вздохнул, немного помолчал, как бы вспоминая. — ‘Парень, я действительно могу разрушить твою жизнь или застрелить тебя из милости. Не приходите больше, нет, говорю очень серьезно, оставьте ее в покое, она вас забыла, не береза… — эта выстрелит, он нисколько не сомневался, но меня больше пугала такая новость о чуме. Что и говорить, все мои слова подойдут только для несчастного мяча. Бедная моя девочка! Что мы с тобой сделали? И тогда она всерьез считает меня подлецом, болотным и коварным соблазнителем. Он дошел и исчез, даже не попрощавшись. И все мои слова о любви, ложью последнего письма оказавшиеся, лишь средство для достижения… Я представляла, что сначала долго ждала, потом выстрадала процесс… чтобы поехать в часть, Понять, что гордость не позволила и когда не было надежды и когда не было надежды и когда не было надежды и когда не было надежды. Кроме того, беременность, глотание таблеток… потом мне было так плохо. О, мамочка! Внезапно я почувствовал себя абсолютным злодеем и в итоге стал им. Чтобы не разрыдаться прямо там, рядом с отцом, он повернулся и ушел, даже не попрощавшись. Что мне теперь делать?
Я начал писать ей длинные письма. Он просил прощения, ради его любви я уйду и выйду замуж, пусть не сомневается в круге. Он находил все новые и новые слова, убедительные на мой взгляд… Я написал много писем, больше десятка точно, но скорее всего они до нее не дойдут, отец наверняка перехватил и не показал. Позвонили тете (она жила в Алма-Ате), та приехала и написала увольнение на длительный срок (они сдались через три дня). Я думала, что в учебное время в ее институт я все-таки пойду, найду и поговорю. Он не пришел домой, не то чтобы отец очень боялся угроз, но просто для откровенного разговора, без давления на нее со стороны родственников, место казалось неподходящим. Но ничего не произошло…
Советский Союз то лихорадило, то трясло, как в тире, туда — сюда… бесконечные командировки, не очень долгие, но много. Почти все Закавказье и Среднюю Азию по полку, пожалуй, только в Туркменистане не было. Центр ослаблен, и откуда взялось столько разнообразных и агрессивных националистов? Вот и аналогия: как гиены напали на старого, некогда грозного льва. Он еще рычит и клацает, по форме напоминает наш полк, части, но все теперь понимают, что вопрос о дополнительном времени… Горбачев был слаб, благодаря стратегическому мышлению над секретарем обкома не поднялся, ну и конечно, ему не повезло. Сначала Чернобыль с его финансовой огромной черной дырой и неприятными политическими последствиями, два года спустя землетрясение в Армении, по количеству разрушений и жертв беспрецедентное для СССР за всю историю. Я не говорю о менее значимых событиях, которые мало освещаются в прессе, но также очень дорого стоят. Например, при полной эвакуации и переселении более 20 тысяч турок-кончитинцев из Узбекистана, где вроде бы мирные узбеки, они вдруг устроили настоящий кровавый геноцид, с массовыми убийствами, невзирая на пол и возраст. Я побежал обратно к пистолету самообслуживания, только что прибывшему из Узбекистана, июнь был избран июнем. Он тихо насвистывал минут пятнадцать на мотив Сулико возле ворот. Зайти во двор? В конце концов, было бы неправильно, как вор, силой проникать внутрь, однако слова отца не давали покоя жениху… так или иначе, подпрыгнул, зацепился пальцами за край ограды, подтянулся и несколько секунд смотрел. И в беседке, и в доме было темно. За всей этой суматохой моя душевная рана, вроде бы и не мешает, но все же постоянно и неотвратимо саднит. Прошло время…
Цып-цып, сука, кукушка, скоро демобилизация для старика… — прослушав в последний раз незатейливый демобилизационный стишок, мы впятером навсегда удалились из расположения полка, только кто-то в сердцах сказал молодому: — Дурак ты Батон, сегодня надо говорить не «скоро», а «уже», а сейчас пусть тебя другие научат… За воротами подразделения были развешаны фальшивки и прочая ерунда. Люди перебрались в таверну, поезд ходил только вечером, и я отправился по знакомому маршруту. Я сел напротив двух домов на скамейку и стал ждать. Я представлял, что она выйдет, а я упаду на колени, попрошу прощения, скажу, что не могу без нее жить, назову ее своей женой… А если ее отец не захочет выдать ее замуж за немусульманина, я украду и увезу ее… Наивный сибирский мальчик… Вечером я поехал на вокзал, поменял билеты, отправил коллег. Ночь я провел у тети, а утром снова на посту, на скучной скамейке. Я ждал… Я вышел из ворот, обернулся, сердце колотилось, где-то в горле. Беременная, сейчас на седьмом или восьмом месяце, но точно не я, как время, все еще на ногах, как вата. — ‘О, привет…’ Я почти не выглядела удивленной, как будто мы расстались вчера. — Меня демобилизовали… — слов не было, голова была как пустая бочка, я мог только развести руки в стороны, как бы извиняясь за свой официальный вид. Он смотрел на милое, родное лицо и не мог сообразить, что сказать. — И мы приехали навестить наших родителей… — спокойный, умиротворенный взгляд, как будто смотрит внутрь себя, как будто прислушивается, такой бывает только у счастливых беременных женщин. — У меня все хорошо, я замужем, я очень люблю своего мужа…, ну, у нас будет мальчик… — все тем же спокойным и безмятежным голосом нежно погладила его по животу. Ворота открылись, оттуда стала выезжать машина, за рулем которой сидел молодой человек с добрым лицом. «Это мой муж», — объяснила она. — А как ты? — Опять же без бурных эмоций и особого интереса, как будто поддерживая вежливый разговор со старым знакомым. «Но я не могу…» Все, что мне удалось выдавить из себя, это спазм, сжимающий горло. Собравшись с силами, она сказала почти обычным тоном: «Прости меня и будь счастлива…», повернулась и пошла по улице, сдерживая подступающие слезы, не видя ничего вокруг. Боже мой! Как я умудрился испортить такую любовь и навсегда потерять свою Айгюль… Кто я — полный кретин или жертва обстоятельств? Ромео, трахни его, казахского разлива …
Приехав в родной город, я попал в серьезные неприятности, но постепенно, как-то само собой, вошел в колею, как в песне Сплина: Она даже повеситься хотела, Но институт, экзамены, сессия….
В будущем у меня были влюбленности, я вышла замуж по большой любви, но нет, нет, да бывает — я помню это, мою Айгуль и то счастливое лето Алма-Аты. Боли долгое время не было, так — легкая, светлая грусть…
П.С. Просто мне не нужны «розовые сопли», я и сам все прекрасно понимаю, я уже большой мальчик, но я начал вспоминать и не мог остановиться, как будто все произошло вчера. Надеюсь, вы понимаете.
Я начинаю серию рассказов под одним общим названием.
Я писал, перечитывал, и вот уже визжу вслух, и нашел Казанову… но я начал вспоминать своих жен и заблудился на третьем десятке лет, не считая совершенно одноразовых, ну, я загнул «собачка», кто-то когда в подсобке или в подъезде, не помню, но серьезно… я решил оставить имя, а вообще — старость, или что выберешь? Однажды меня вдруг озадачил такой расчет. Как пел Вайн: «Я не помню многих, с кем я был, с кем я напился до бессонницы на перекрестках судьбы…».
Но вот что произошло: я любил многих женщин, и женщины любили меня, ну, может быть, не совсем любовью в высоком смысле, но все же любовью. В молодости принимается больше количества, а понимание «качества», нежности и красоты достигает зрелости. Я прекрасно осознаю, что моя внешность вполне обычная, я никогда не отличалась столь привлекательными чертами лица, фигурой и другими атрибутами. Общий средний показатель.
Хотя в моей жизни был интересный случай, я несколько дней выглядел как «герой».
На институтской практике, после армии, мне удалось устроиться в интересную организацию, с довольно молодым коллективом, но очень странным. Позже я узнала, что они делились и обсуждали друг с другом все, вплоть до самых интимных деталей. И пошли служебные романы по бесконечному кругу и в разных вариациях, иногда многоголосые, а чаще просто стеб по случаю и обстоятельствам, начальник даже поощрял это и не гнушался этим. В целом, надо отдать должное, мы жили очень дружно, дни рождения, праздники, совместные поездки и тому подобное — все время все время.
Интересный момент: каждое последующее поколение считается гораздо более продвинутым в гендерном плане. И это то, что я думал тогда. Мы тогда, Леле, и наши отцы, а тем более деды — что они знали и что могли там делать? Казалось бы: сплошная сексуальная безграмотность, повсеместное табу и в лучшем случае миссионерская позиция в отношении рождения детей. Меня много раз убеждали в обратном, и если вспомнить описания тех же римских оргий Калигулы, записки с пирушек русских купцов и помещиков в «отсталой» России и прочие Камасутры, то понимаешь, что ничего нового с тех пор не придумано.
Как было, так и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». «Книга Екклесиаст
На какой-то вечеринке, я не помню повода, но я работал там не больше недели, я подцепил одну из тех девушек, и через несколько часов мы сидели, непринужденно откинувшись на спинку стула, в пустой комнате. В следующем, за накрытым столом, вечеринка шла полным ходом, слышимость была на высоте, но мы уже много выпили, так что это было одинаково для нее и для меня. Она у меня далеко не первая, все пашет, но вот незадача, что-то случилось с ее женским здоровьем, при малейшей попытке подтолкнуть ее чуть дальше, она вздрагивает как от удара током и при настойчивости начинает очень громко скулить, настолько, что в соседней комнате разговоры периодически стихают. Так «помучившись» «полтычка» минут двадцать, я отправил ее к …, к …, к гинекологу короче. И почти сразу же уехал.
В понедельник две тетки лет тридцати, встретившие меня в бухгалтерии, как-то сразу трагически замолчали и оглядели меня с ног до головы, на мгновение задержавшись на уровне ширинки. Следующий человек, с которым я сразу же познакомился, также посмотрел на меня оценивающе и загадочно улыбнулся в ответ на мое «привет». Я все проверил, все выглядело нормально, рубашка и брюки были чистыми, ботинки одного цвета, шнурки завязаны, ширинка застегнута. Мужчины в курительной комнате при моем приближении, как правило, несколько неловко замолкали, так что возникала неловкая пауза. Да, что это? Это из-за этой сучки?
Все было проще и смешнее. Эта дурочка, когда любопытные женщины без паузы стали допытываться у нее, почему она визжит как свинья, не придумала ничего лучше, чем сказать, что я мальчик, с особо крупными размерами мужского достоинства, и что я чуть не порвал там все. Но то ли эта девушка ему не очень доверяла, то ли для чистоты эксперимента взяли другую из женской части команды, гораздо более опытную и уже рожавшую, хочет проверить. Один человек объяснил мне это позже.
В пятницу начальник объявил, что через час мы закончим работу и отправимся все без исключения на «наше место», на пикник с купанием (довольно уединенное место на реке). Женщины стонали, что не взяли с собой купальники, поэтому шеф-повар выдал каждой по белой фирменной футболке с медленными номерами 56-60. Выглядело это, кстати, очень эротично, особенно после купания. А мужчины, мол, покупаются в семейных трусах, ничего плохого не случится.
Жанна, хотя и не очень привлекательная для меня, на семь или восемь лет старше и очень некрасивая, на мой взгляд, вела себя так, что это совсем не работало, но она и не пыталась. Да и, честно говоря, в наше время юношеской гиперсексуальности, как я мог отказать однозначно упрямой женщине в расцвете сил и, как правило, с хорошей фигурой?
Один из моих товарищей в молодости пошутил с юмором: «Иногда так сильно хочешь, что готов трахнуть все, что движется, а что не движется, то сдвинуть и снова трахнуть».
Во время первого заплыва, когда все уже вышли из воды, Жанна вытащила меня на глубину и обхватила всеми своими конечностями (русалка, черт возьми), где мы дрейфовали вниз по течению до первого большого куста, закрывающего стоянку с костром и навесом (30-40 футов). Там, прямо в воде, они предавались удовольствиям. Выйдя на берег, она, как ни в чем не бывало (или «как ни в чем не бывало», ха-ха), сразу же пошла пошептаться с группой женщин, прикрывавших поляну.
И все, все изменилось после этого, через час мужчины стали общаться легко, а женщины вообще перестали обращать внимание на «студента». Скорость передачи информации была потрясающей, я больше никогда не встречал таких команд. На основании показаний Жанны, как высококвалифицированного эксперта, был сделан общий вывод, что я, как мужчина, вполне вписываюсь в среднестатистические рамки и не представляю собой ничего сверхъестественного или слишком примечательного. После этого Жанна не обращала на меня никакого внимания, но в тот день у нее было достаточно партнеров, чтобы даже договориться с кем-нибудь о «заплыве». Когда я все выяснил, установил причинно-следственную связь, даже почувствовал себя немного оскорбленным. Но практика и школа жизни оказались замечательными.
Сейчас, с высоты прожитых лет, жизненного и любовного опыта, мое мнение таково, что выражение «Размер не имеет значения» не совсем верно, вернее верно только в том случае, если размеры в среднем, мужчина не представляет ценности для этих женщин. Но если они существенно отличаются в ту или иную сторону, ну, природа наказывает, так бывает, то да, и там, и там уже возникают комплексы с предрассудками и ранние проблемы с мужским здоровьем и сексуальной дисгармонией. Кому это нужно?
В то время у меня была девушка, старше, чуть больше 30… Ну, нет, это уже другая история.
Есть ли что-нибудь хорошее в Израиле?
На третий день нашего пребывания в Израиле родственник, «старик» Зяма, пригласил нас к себе домой на ужин.
В нашей семье Зяму считали диссидентом, жертвой коммунистического режима. Он уехал в Израиль в 1975 году, буквально за два месяца до масштабной проверки его универмага. По результатам проверки директор универмага получил 10 лет, заместитель директора — 8 лет, начальник отдела отдела отдела отделался изгнанием из партии и инфарктом, а скромный купец Зяма к моменту суда уже пил горячую водку на берегу Средиземного моря и сетовал на богатство, нажитое непосильным трудом и оставленное на сохранение не очень надежным людям.
Сидя во главе стола, уставленного незнакомыми яствами и изысканными спиртными напитками (водка Gold, бренди, привезенное Зямой «из Америки», и два вида вина, «белое» и «красное»), Зяма рассказал нам о своем видении израильской действительности.
«Климат здесь ужасный. Для нас, европейцев, такая жара совершенно невыносима.
Зяма, как видно, считал себя носителем великой европейской культуры.
Возможно, потому, что он родился в самом сердце Европы — в городе Барановичи Брестской области.
Или потому, что он изучал немецкий язык в школе и мог построить фразу «Фрау, если я возьму 4 штуки, я получу скидку на немецком?».
— Экономика Израиля сократилась. Здесь нет ничего своего: ни сталелитейных заводов, ни нефти, ни угля, ни самолетов, ни авианосцев («Ни ледоколов», — услужливо добавил один из гостей). Если бы не американская помощь, эта страна могла бы быть закрыта завтра.
Армия — это один большой миф. Они несколько раз побеждают глупых арабов и счастливы. Посмотрите, как выглядят здесь солдаты — как белорусские партизаны из леса. Они не могут нормально маршировать в строю, я не говорю о маршевой песне.
«Медицина в Израиле — это позор. Моя теща (он указал вилкой на пожилую женщину, которая сосредоточенно жевала бутерброд с икрой с совершенно новыми, явно не советскими протезами) уже третий месяц стоит в очереди на удаление катаракты (он просто сказал «очередь на катаракту»). У нас я давал врачу 100 рублей, и вчера оперировали тещу, а сегодня я пил кислородный коктейль в диспансере Зеленого Бора.
— А как насчет образования? В школе ничему не учат: ни физике, ни математике, ни этой, как ее. химии. К 16 годам я прочитал всю литературу («К 18 годам я прослушал всю музыку, к 20 — всю живопись», — думал я). И они совсем не знали мировой литературы: ни Дрюона, ни Сенкевича, ни Мопассана (брат Зиамы был директором пункта приема макулатуры, поэтому у Зиамы всегда была дома самая свежая дефицитная литература).
— Есть ли в Израиле что-нибудь хорошее?», — с надеждой спросил я.
Зяма замолчал, налил себе рюмку водки, точно отработанным движением вогнал ее прямо в желудок, закусил медленным шампиньоном, фаршированным фуа-гра, задумался на мгновение и ответил:
— Лен быстро сохнет.
Доктор. — Сердце колотится. — При каких обстоятельствах? — Да, с обычными. Один подъем — это нормально. На второй я задыхаюсь. Я не могу принять третьего. — Ну, ты, папа, просто герой! В 70 лет! Я моложе тебя на 30 лет, но этого недостаточно для одного. — О чем вы говорите, доктор? — Разумеется, женщины. — А я — о лестнице.
«Волшебная сила искусства» (сегодняшняя история со ссылкой на фильм — вспоминаем Аркадия Райкина). Много лет назад главный Теодор Кренцис сам перенес к нам главное в театр оперы и балета. И вот практически первая его постановка в нашем театре, какая-то опера, я уже не помню. Они идут и поют на сцене, я стараюсь тихо зевать, прячусь за ладонью. Ну, опера так опера. Не знаю, что предупреждает меня об определенных движениях в передней части кабинок, но уже через пять секунд, сгибаясь и бормоча извинения, я пробираюсь через колени соседей в проход и по нему к первым рядам. В центре третьего или четвертого ряда тетя с суровым лицом и поджатыми губами покорно обмахивала веером пожилую женщину, сидящую рядом. Скорее уже не сидит, а сползает на пол почти под стул. Поэтому я не мог видеть, что произошло, со своего ряда сзади. Ряд забит зрителями, все стучат ногами и цокают языком, продолжая извиняться, я дохожу до женщины. Он не держит голову, пульса нет. Бяда, однако. Не знаю, что я там лаял на толпу, но когда я вытащил его из-под кресла и на руках понес к выходу — весь ряд уже был свободен — некоторые женщины тащились с его места с таким же недоумением, как смеющийся школьник. Я иду с ней на руках к выходу, а проход какой-то крутой, а тетя не худенькая, и я думаю, что она будет впереди — все равно я ее сейчас потеряю, или само сердце выпрыгнет А потом мы с ней здесь, нас «уронили». Но все равно тащит в холл, выгружает на банкетку, я еле дышу. Кистозного пульса нет (он есть), есть немного на шее, но затухающий, 35-40 ударов, нет времени считать. Итак, кладем тетушку на банкетку на спину, под колени какой-то осман, который был рядом, нехотя дышит, за это и она сама это делает, будем усиливать давление. И я начал с того, что почти весь свой препарат направил на точки, стимулирующие повышение давления. И им очень плохо; я думаю, что организм сам готов повысить давление, лишь бы не мучить эту рефлексотерапию. Через несколько минут тетушка начинает дрожать от давления, а потом, в почти бессознательном состоянии, тянет руки и прямо в мою сторону: мол, отпусти, сосет! А через несколько минут она вообще начала открывать глаза, не понимая, кто ее буквально пытал и за что, боль действительно очень сильная. Еще немного — и я бы спрятался, побитый очками, с гордостью посмотрел в сторону раздевалок и билета, приговаривая, и тут мимо рысью пронеслась бригада скорой помощи. Врач скорой помощи измерил ей давление, спросил, что случилось? И тетка что-то пренебрежительно сует мне в руки и проворчит что-то обидное, и гардеробщицы-балерины явно не спешат принести мне венок со сцены, скорее, наоборот, коллективную жалобу. Я пытаюсь что-то сказать о просадке, мол, спирт из дежурной ваты выжали, теперь вручную удалось поднять давление. А она, глядя на тонометр, говорит каким-то неприятным тоном: так, а давление-то вполне приличное, хоть и низкое; а Snare-Sound меня подозревает. И я от греха подальше пошел в зал, чтобы позвонить в оперу. В конце представления я иду к выходу из фойе, а из зала спереди выходят две тетки, одна машет рукой, а вторая, постарше, что под кресло залезла без сознания; оперу обсуждают, так живо, и Курентиса хвалят. Они одарили меня неузнаваемым взглядом и медленно пошли к выходу. «Искусство — это магическая сила!»
В центре Одессы, в Благородном, буквально в квартале от собора, мимо которого легче пройти, чем даже смотреть на Дерибасовскую, в подвале находится кафе «Корридид». Трудно понять, почему Корридид, это убойное событие для быков, ассоциируется с Одессой и уличной «аристократией». Еще труднее понять, что такое кафе с сомнительным кофе, но вполне приличным чаем, для влюбленных друг в друга Фельдмана с Канатной улицы и Славки Белосова с Мясоедовской и их родителей, которые поняли, что их дети уже такие, им нужно закрепить свою любовь чем-то большим, чем пылкая юношеская страсть. Этот вопрос особенно беспокоил Петра Борисовича Фельдмана (и Пинхаса Боруховича, но Фельдмана, а для родственников и продолжения пинни), который видел, как его дочь, благодаря этому даже Гер Славка, прямо на глазах превращалась в его маленькую девочку. Женщина. Войдя в кафе с братом Семёном, которого забрали для моральной поддержки, Пётр Борисович оглядел зал, увидел за дальним столиком дочь, которая положила голову, обрамлённую копной рыжих, вьющихся волнистыми локонами, волос, на плечо Славика и что-то читала вместе с ним на планшете. Отец несколько секунд любовался дочерью, потом бросил на Славика неприязненный взгляд, выругался, сел за стол, нахмурился и нетерпеливо постучал кончиками пальцев по краю стола. — SEMA, а потом я должен отдать свою лидочку за это? Я себе не доверяю, Сема, ущипни меня!» Петр Борисович повернулся к брату. ‘-Ша, пин, не делай так, чтобы сердце болело. Сколько, по-вашему, их вместе? С первого года? И вы думаете, что все эти пять лет они смотрели только на этот планшет? Похоже, ваш выбор не так уж велик. Это говорит о нормальном человеке. Гиюр пройдет и станет нашим. -О, SEMA, я даже не знаю. А где его отец? Договорились по телефону на 16-00!!!- Они, теперь без пяти минут. Спокойно закажите чай и дайте нервам покой. Затем, крепко сбитый, с могучим бычьим клыком, бобриком и пронзительным взглядом, он в сопровождении своей копии вошел в зал. Мужчины оглядели зал, увидели молодых влюбленных, синхронно улыбнулись, затем посмотрели на Петра Борисовича и Семена, снова синхронно покачали лбами и направились к столу сватов. Жители Молдаванки, отец жениха Бронислав Иванович и его брат-близнец Олег Иванович Белосов, были жителями Молдаванки. Стороны встретились без жен, чтобы не ухудшить и без того непростые переговоры о свадьбе. -То, Петр Борисович сразу взял быка за рога, — все расходы на свадьбе я беру на себя. На моей стороне будет пятьдесят человек. С вами столько, сколько пожелаете. Мои условия. Свадьба по нашему обряду, Славик передает Джуру. «Что идет Славик?» тихо спросил Олег Иванович у брата. — Джур, — мрачно ответил отец заявителя. «А это?» тихо спросил Олег Иванович, — Парень будет трястись, — ответил Бронислав Иванович, сердито глядя на свата. «А теперь слушай сюда, сваха, — Бронислав положил на стол свои мощные кулаки, — кто платит, тот и пишет сценарий!» Я оплачиваю свадьбу. 200 человек на моей стороне. С вашими — сколько угодно. По крайней мере, пригласите весь билет Хайфа-Туда-Суда за мой счет. И никаких героев и гюри! Венчание в кафедральном соборе Святого Углара. Период. Договорились? -С нашей стороны 250 человек, сколько угодно, плюс дети на новеньком BMW, и все по нашему обряду. В противном случае родственники не приняли бы детей — SEMA робко сидел и изучал своего брата. Петр Борисович одобрительно и слегка торжествующе посмотрел на соперников.
— Все вышеперечисленное, плюс дать молодым двухкомнатную квартиру на Французском бульваре. Но только свадьба!» — перебил Олег Иванович и с вызовом посмотрел на семечки. Семен под пристальным взглядом старого трамвая Молаванского вжал голову в плечи и сказал шепотом: «Круиз! В дополнение ко всему я оплачиваю круиз по Европе». «Но свадьба только через Гиюра!» «Так, я вижу, мы не договоримся», — громко повысил голос Бронислав Иванович. «Ну, садитесь!» «Никто не видел, что дети уже давно появились и наблюдают за родителями, которые так увлеклись планированием своего будущего и даже не заметили, что почти похоронили его под грудой своих Пожеланий и требований. «Садись!» спросила Лида. Никаких обрядов. Никаких обрезаний и свадеб. ЗАГС, самый близкий круг семьи и друзей. И это все. Это понятно? И Лида пошла к выходу. «И с квартирой во Франции, BMW и круизом по Европе, ты все прекрасно понял!». Славка усмехнулся: «Так что обязательно забери эти подарки на свадьбе!». Стол жениха и покинул свою возлюбленную. Отцы и дяди сидели в молчании со смущенными детьми, потом посмотрели друг на друга и громко от души рассмеялись. «Пиня» Пит Борисович-Борня протянул руку, — протянул отец Славика, — Официант, сделайте нам бутылку лучшего коньяка и закусите чем-нибудь подходящим. «
Другая история о том, как любовь спасла человека. Австралиец Джим был прекрасной партией в течение 40 лет (на самом деле ему было 46, но для девушек он был 40). Голубые — накачанные, улыбчивые, загорелые, добрые, небедные — красавицы ровными кучками укладывались в его постель. У Джима была тайная прошлая любовь и разбитое сердце, после чего девушки стали проявлять спортивный интерес. Джим побывал в Европе, много путешествовал, а по дороге домой отдохнул в Таиланде. Потом он общался с местной красавицей, что-то между ними было неясное. Настолько, что он решил остаться на несколько месяцев. Именно здесь и наступило Рождество. Девушка должна была поехать к родителям в деревню, не поехать было просто невозможно, и она умоляла своего нового парня поехать с ней. У Джима совсем не было желания знакомиться с ее родителями. Он активно отпирался и посоветовал ей идти одной. Но девушка не ошиблась, оставив Джима на Пхукете одного. Это было бы более чем безрассудно. Тайки умеет держаться за перспективного человека, слово гордость здесь не катит. Каким-то образом девушке удалось уговорить его посетить ее родную деревню. Но только на один день, сказал ей Джим! Кстати, был всего час. Они выехали 24-го числа и должны были вернуться вечером 26 декабря 2004 года. Утром 26 декабря вспыхнуло цунами, унесшее 280 000 жизней. Крутой хибарка Джима на пляже, где он любил спать перед обедом, была смыта в океан, как и скважина того самого отеля, где он снимал жилье. Джим поседел за один день. Затем он купил кольцо и женился на Тайке. Жил в Таиланде, купил ферму в деревне, выращивал спаржу. Когда они разговаривали в последний раз, у него только что родился второй ребенок.
Цзин Чжилинь позвонила в дверь, пропуская посетителя в кабинет. Я нахмурил брови от досады, оставил турку с кофе и поспешил на рабочее место. Посреди комнаты стоял мужчина лет пятидесяти в светло-голубых джинсах, цветастой шелковой рубашке и летней сетчатой шляпе, глаза скрыты за стеклами очков. «Здравствуйте, чем я могу вам помочь?». Я указал на кресло для посетителей. -Уолл, зачем делать пять шагов вверх, а потом два вниз? Что это значит? Посетитель сел в предложенное кресло, закинул ногу на ногу, снял с головы шляпу, повесил ее на колено и встал на стол, деловито осматривая кабинет. «В целом мне нравится, вкус, стиль. Но вот шаги. Наверняка есть какой-то чип. Что-то из психологии? Какой-то психологический прием? «В чем?» Я собрала бумаги со стола, бросила их в коробку, оперлась локтями на стол, упираясь подбородком в его подбородок, пальцы сжаты в замок. — «В психологической технике. -Если и есть такая техника, то она мне неизвестна. Чем я могу помочь? -Да, позвольте представиться, Алоза Битлер, Международный фонд детских улыбок. -О, я этого не слышал. Ализе Гитлер. — Я наклонился через стол к своему собеседнику, инстинктивно повернувшись вперед правым ухом. «Нет, что вы!» Посетитель оскалил неестественно белые зубы: «У меня есть нужная буква». Не «Бог», а «Дружок». Би-Чеблер, — собеседник перешел на слоги, — Ализ Маркович Битлер. -Да, очень хорошо. Андрей Вячеславич. Как я могу помочь. -То, я директор Международного детского фонда… -Да, да, «улыбка». ‘Точно, ‘smile’, — снова раскрыл рот Алоза Маркович, — а мне просто нужно поговорить с вашим руководством. » — Ты говоришь со мной. Вам нужно найти помещение для фонда? Какой район города вы предпочитаете? -Матти? У нас есть комната в Хайфе. -А в Одессе? -И в Одессе. Но это филиал. Ее представляет моя дочь Розочка. Ты знаешь мою Розу? -Нет. Сейчас я вам покажу», — Ализе Маркович полезла в карман своих синих летних джинсов, достала скомканный носовой платок, положила его на стол, накрыла чеканной долларовой купюрой и, наконец, вытащила свой iPhone. «Я сделаю это. Покажите вам мою розу, и вы получите ее, и вы поймете, что мы очень серьезно настроены на счастье детей. -Не откладывайте розу на потом. -Мужчина — это хорошо, но вам придется поговорить с розой позже, обсудить детали, узнать подробности, номера счетов. -Какие детали, какие счета? -Что что? Куда вы собираетесь перевести деньги Розе. -Зачем переводить деньги на розу? -Зачем? Я не видел его в глаза! — И я предложил вам взглянуть на него. Даст, дети должны быть счастливы. А теперь детское счастье — в приличных деньгах. Особенно в Одессе. Скажите, могу ли я поговорить с вашим руководством? -Хежияин из компании — мой брат. Теперь его нет в Одессе. -Мне очень жаль! Скажите, вы можете связаться с ним через Skype или Weiber? -Он может обсуждать со мной любые проблемы. Но, боюсь, мы можем вам немного помочь. Обстоятельства, вы знаете, ситуация на рынке. -Мы не говорим о детях! Действительно ли это ваша компания. Пять ступенек вверх от фасада! Пять ступенек вверх и такой великолепный дизайн внутри! Вы действительно ограничены. 50 тысяч на детей? -Знаешь, еще 50 штук дерьма. -Вы знаете, кто сейчас говорит об одесской гривне? -50 тысяч долларов. «Доллары?» Я прыгнул — я могу. -Как вы непатриотичны! Принимайте детей в иностранной валюте!
-Но не в рублях. -Я могу дать его брату около пятидесяти тысяч рублей. Пусть он сам решает. -В рублях? Это просто аннексия! Для детей, и пятьдесят тысяч рублей!» — Алиса Маркович покраснела, вскочила с кресла и нервно зашагала по комнате. «- У вас нет сердца!» — Гомспин Битлер, имейте совесть! Я тебе вообще ничего не должен!» «Разве я что-то прошу?» Мне вообще ничего не нужно! Я готов есть как птица! Но я не могу видеть, как эти несчастные дети и несчастные дети из моей розы обивают пороги офисов, чтобы накормить детей! У тебя нет сердца, юноша, — кто я, юноша? Мы почти ровесники. ‘- Ну, у молодых людей может быть такое дерзкое сердце, но старость смягчает его. ‘ Посетитель стыдился своих очков. Только мое сердце. Я передам ваши предложения моему брату, — я встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен, — они вернутся к вам! — Я даже не дал вам свои карты! — Ну же, — я поднял руку для посетителя, — будьте здоровы. Не забудьте шарф и Билла. — До свидания! Позвольте мне, если вы забудете связаться со мной, снова посетить ваш прекрасный офис. -Не оставайтесь. Я обязательно свяжусь с вами! ‘Знаете, — остановился Алос Маркович у выхода, — а я, кажется, понимаю этот ваш фокус. ‘ ‘Вот в чем фокус, — Битлер игриво покачал на меня пальцем. — «Вот. Позаботьтесь о детях и розе. ‘ Я втолкнул посетителя в дверь, резко стукнул по ней, закрыл все замки и вздохнул с облегчением.
Дедушка стоял в замешательстве и не мог понять, куда идти. Смотритель повернул голову к посетителю, смерил его взглядом и презрительно кивнул: вот кем ты стал, действительно не видишь, там окна, там платят. Не сердись, сынок, я думал, что у тебя здесь заказ, но теперь ясно, что я могу заплатить в любом окне. Дедушка медленно подошел к ближайшему окну. У вас 355 рублей и 55 копеек, — сказала кассир. Дед достал бумажник, видавший виды, долго копался в нем, а потом выложил купюры. Кассир выдал дедушке чек. Ну и что, сынок, что ты целый день сидишь с сиденьем, найдешь работу получше, — дед внимательно посмотрел на охранника. Охранник повернулся к деду: что ты шутишь, дед, это же работа. А-а-а, — вытерпел дед и продолжил внимательно смотреть на охранника. Отец, скажи мне, что еще тебе нужно? — Охранник спросил мягко. Вы по баллам или можно все сразу? Дедушка ответил спокойно. Я не понял? Охранник повернулся и внимательно посмотрел на своего деда. Хорошо, дедушка, продолжай, — сказал он через секунду и снова уставился на монитор. Тогда слушайте, заприте двери и опустите жалюзи на окна. Перебежчик повернулся и тут же на уровне глаз увидел ствол пистолета. Кто ты, прямо сейчас! Ты, сынок, не очень-то опозорился, я от этой занавески получил 40 метров в пяти киломонах. Конечно, сейчас годы уже не те, но расстояние между нами не сорок метров, я поставлю тебя прямо между глаз и не промахнусь, спокойно ответил дед. Сынок, разве ты не должен повторять два раза в час? Вы слышите Али плохо? Заблокируйте двери, опустите жалюзи. На лбу охранника выступили бисеринки пота. Дедушка, ты серьезно? Нет, конечно, нет, я вставляю вам пистолет в лоб и прошу заблокировать двери, а также сообщаю, что пришел вас ограбить. Ты, сынок, не нервничай, не делай лишних движений. Видите ли, у меня в багажнике лежит патрон, его сняли с предохранителя, а вы знаете руки пожилых людей, они проживут полжизни. Смотри и смотри, я могу ненароком и изменить давление в черепной коробке, сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику. Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте дистанционного управления. В вестибюле банка раздался щелчок закрывающейся входной двери, и стальные жалюзи на окнах начали опускаться. Дед, не отворачиваясь от охранников, сделал три шага назад и громко крикнул: «Осторожно, я не собираюсь никого обижать, но это ограбление! В вестибюле банка воцарилась абсолютная тишина. Я хочу, чтобы все подняли руки вверх!» — медленно сказал посетитель. В вестибюле было десять клиентов. Две матери с детьми примерно пяти лет. Два мальчика не более двадцати лет с девочкой их возраста. Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и одна довольно пожилая женщина. Одна из кассирш опустила руку и нажала тревожную кнопку. Клик, клик, дочка, пусть собираются, — спокойно сказал дед. А теперь все идите в зал, — сказал посетитель. Лентяй, почему он об этом подумал, он совсем расшалился на старости лет или как? Милая старушка была знакома с этим негодяем. Все посетители и рабочие прошли в зал. Ну, Цыц, ты меня понял, — серьезно сказал мой дед и пожал руку с пистолетом. Нет, ну вы только посмотрите на него, на грабителя, ой, кричите, — не останавливалась симпатичная старушка. Старик, что у тебя на уме? Один из мальчиков сказал. Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? — спросил мужчина в темной рубашке. Двое мужчин медленно подошли к дедушке. Еще секунда, и они подошли бы к грабителю. И тут, несмотря на свой возраст, дед очень быстро отпрыгнул в сторону, вскинул руку и нажал на курок. Раздался выстрел. Мужчины остановились. Дети закричали,
обнимающихся матерей. Теперь послушай меня. Я никому не сделаю ничего плохого, скоро все закончится, сядьте в свои кресла и просто посидите. Люди сидели на стульях в зале. Ну, я напугал детей из-за тебя, ты ту. Ну, мальчики, не плачьте, — весело подмигнул детям дедушка. Дети перестали плакать и внимательно посмотрели на своего дедушку. Дедушка, как вы собираетесь нас ограбить, если две минуты назад вы оплатили счет за коммунальные услуги, то через две минуты вас уже будут знать, — тихо спросил молодой сотрудник банка. А я, дочь моя, ничего не скрою, и не стоит оставлять долги. Дядя, полиция убьет тебя, они всегда убивают бандитов», — спросил один из детей, внимательно глядя на деда. Ты не можешь убить меня, потому что я был убит давным-давно, — спокойно ответил посетитель. «Как ты можешь не убить его, как Кощея Бессмертного?» — спросил маленький мальчик. Заложники улыбнулись. А потом! Может, я и хуже твоего Кощея, — весело ответил дед. Ну, что там? Работа сигнализации. Итак, кто у нас в этом районе? Диспетчер частной охраны изучил список экипажей. Да, нашел. 145, Прием. Принято, 145. Операция на улице Богдана Хмельницкого. Роджер, пошли. Экипаж, включив сирену, помчался на вызов. База, ответ 145. База слушает. Двери заперты, на окнах жалюзи, никаких признаков вторжения. И это все? Да, база, вот и все. Оставайтесь на месте. Обеспечьте безопасность выходов и входов. Странно, слушай, Петрович, экипаж поднят по тревоге, двери банка закрыты, жалюзи опущены, следов взлома нет. Да, найдите номер телефона и позвоните в этот отдел, что вы спрашиваете, вы не знаете инструкций или что? Говорят, в ногах правды нет, но это правда, дедушка сидел в кресле. Лень, ты что, хочешь провести остаток жизни в тюрьме?» — спросила старуха. ‘Я, Люда, после того, что я делаю, готов умереть с улыбкой, — спокойно ответил дед. Thu you На кассовом столе зазвонил телефон. Кассир вопросительно посмотрел на деда. Да, да, иди, дочка, отвечай и рассказывай все как есть, мол, человек с ружьем схватил его, нужен переговорщик, там десять человек и два мальчика, подмигнул дед детям. Кассир взял трубку и все объяснил. Дедушка, ты не сможешь спрятаться, сейчас приедут специалисты, всех окружат, на крыше поставят снайперов, мышь не проскочит, зачем тебе это нужно?» — спросил человек в темной рубашке. И сын, я не собираюсь прятаться, я уйду отсюда с гордо поднятой головой. Ты странный, дедушка, ну, это тебе решать. Сын, дай мне ключи, чтобы отпереть его. Охранник положил на стол связку ключей. Раздался телефонный звонок. Эка, работай быстрее, — дедушка посмотрел на часы. Мне взять трубку?» — спросил кассир. Нет, дочка, теперь это касается только меня. Посетитель поднял трубку. И вы не больны, — ответил посетитель. Ранг? Что такое ранг? В каком ты звании, в каком ты звании, что здесь непонятного? Майор, — услышал я на другом конце линии. Мы решим так, — ответил дедушка. Как я могу с вами связаться?» — спросил майор. Строго по уставу и по названию. Я полковник, так что обращайтесь ко мне, товарищ полковник, — спокойно ответил дед. Майор Серебряков провел около сотни переговоров с террористами, с преступниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут простой рутиной. Итак, я хотел бы. Нет, майор, этого не будет, вы явно меня не слушаете, я сказал четко по уставу и званию. Ну, я не понял, что это было, — растерянно сказал майор. Вот ты где, странный человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, позвольте мне сказать, а потом к делу. Последовала неловкая пауза.
Товарищ полковник, можно к вам обратиться? Разрешение получено. Я хотел бы знать ваши требования, а также хотел бы знать, сколько у вас заложников? Майор, у меня полторы дюжины заложников. Так что не ошибитесь. Я скажу вам прямо сейчас: там, где вы учились, я преподавал. Поэтому давайте поставим точку над i прямо сейчас. Ни вам, ни мне не нужен конфликт. Вам всем нужно выжить и арестовать преступника. Если вы выполните мою просьбу, вы проведете блестящую операцию по освобождению заложников и задержанию террориста, — дедушка поднял указательный палец и лукаво улыбнулся. Я правильно понял?» — спросил дедушка. В принципе, да, — ответил майор. Теперь вы все делаете неправильно, как я прошу. Майор молчал. Так точно, товарищ полковник. В конце концов, разве так следует отвечать на вопросы устава? Именно так, товарищ полковник, — ответил майор. Теперь о самом главном, майор, скажу сразу: давайте не будем глупцами. Двери закрыты, жалюзи опущены, на все окна и двери я повесил веревки. У меня здесь дюжина человек. Поэтому не стоит бездумно болтать. Теперь требования, подумал дедушка, ну, как он сам догадался, я не буду просить денег, глупо просить деньги, если он захватил банк, засмеялся дедушка. Майор, перед входом в банк стоит мусорный бак, пошлите кого-нибудь туда, вы найдете там конверт. Все мои требования находятся в конверте, сказал дедушка и повесил трубку. Что это за черт, — майор держал в руках разорванный конверт, — б@л@, это что, шутка? Майор набрал номер банковского телефона. Товарищ полковник, можно к вам обратиться? Разрешение получено. Мы нашли конверт с вашим запросом, это шутка? Майор, это не мое дело — шутить, не так ли? Там нет никаких шуток. Все, что там написано, очень серьезно. И самое главное, делайте все точно так, как я написал. Лично убедитесь, что все отполировано до мельчайших деталей. Главное, чтобы ремень был кожаный, имел запах, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, я даю вам немного времени, мои дети здесь маленькие, вы понимаете. Ленку я знаю уже лет тридцать, — шепнула кассирше милая старушка, — мы с его женой дружили. Она умерла пять лет назад, он остался один. Он прошел всю войну, до самого Берлина. Потом он остался в армии, был разведчиком. Он служил в КГБ до выхода на пенсию. Его жена, Вера, всегда устраивала праздник 9 мая. Можно сказать, что он жил только ради этого дня. В этот день она договорилась с местным кафе, чтобы они установили свой стол для барбекю. Ленивая страсть, как он любил. Вот они. Они сидели, все вспоминали, она тоже прошла всю войну медсестрой. А когда они вернулись, их квартира была разграблена. Там нечего было мародерствовать, что взять у старых. Но они разграбили, забрали святыни, все Ленкины призы, забрали иродов. Но раньше даже преступники не трогали передовых солдат, а эти все ушли. А вы знаете, сколько у Ленки наград, она всегда шутила, говорила мне, что если я дам еще одну медаль или орден, то не смогу встать. Он пошел в полицейский участок, а там ему машут руками: дедушка, иди отсюда, ты еще не проснулся. Поэтому дело было замято. А Ленка после этого случая постарела на десять лет. Ему было очень тяжело, даже сердце сильно сжалось. В этот момент зазвонил телефон. Разрешите обратиться, товарищ полковник? Дайте мне сказать, майор. Сделайте, как он просил. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит. Майор, не знаю почему, но я вам доверяю и верю, дайте мне слово офицера. Вы сами понимаете, что мне некуда бежать, и я больше не могу бежать. Просто дай мне слово, что ты позволишь мне пройти эти сто ярдов, и никто меня не тронет, просто дай мне слово. Я даю вам слово
Ровно в ста метрах вас никто не тронет, просто идите без оружия. И я даю слово, что выйду без оружия. Удачи, отец, — майор повесил трубку. В новостях сообщили, что отделение банка захвачено, есть заложники. Переговоры ведутся, и в ближайшее время они будут обнародованы. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий. Мил человек, на крыльце лежит пакет, принесите его сюда, вы понимаете, сказал мой дед, глядя на человека в темной рубашке. Дедушка аккуратно положил пакет на стол. Он склонил голову. Я очень осторожно вскрыл упаковку. На столе лежал мундир полковника. Весь сундук был увешан орденами и медалями. Ну, здравствуйте мои родственники, — прошептал дед. Как долго я тебя искал, — он нежно погладил награды. Через пять минут в зал вошел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посреди зала. Леле, дядя, сколько у тебя значков, — удивленно сказал малыш. Дедушка посмотрел на него и улыбнулся. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека. Извините, если что не так, я не со зла, а по необходимости. Мейца, удачи тебе, — сказала симпатичная пожилая женщина. Да, удачи, — эхом отозвались все присутствующие. Дедушка, похоже, его не убили, — сказал второй ребенок. Мужчина, как-то Хаггард, внимательно посмотрел на ребенка и тихо сказал: Меня нельзя убить, потому что они уже убили меня. Они убили меня, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее по-своему. Когда они забрали день, ради которого я жил целый год, чтобы дожить до своего дня. Я был убит, когда меня предали и ограбили, я был убит, когда они не потребовали моих наград. А что есть у ветерана? Его награды, потому что каждая награда — это история, которую нужно хранить в сердце и беречь. Но теперь они со мной, и я не расстанусь с ними, пока последний из них не будет со мной. Спасибо, что поняли меня. Дедушка повернулся и направился к входной двери. Не дойдя нескольких метров до двери, старик как-то странно поразился и схватил его рукой за грудь. Человек в темной рубашке буквально за секунду оказался рядом с дедушкой и успел схватить его под локоть. Что-то сердце мое непослушное, я очень переживаю. Давай, отец, это очень важно, это важно для тебя и это очень важно для нас. Тот взял деда под локоть: давай, отец, собирай. Это, возможно, самые важные сто метров в вашей жизни. Дед внимательно посмотрел на мужчину. Он глубоко вздохнул и направился к двери. Подожди, отец, я пойду с тобой, — тихо сказал мужчина в темной рубашке. Дедушка обернулся. Нет, это вам не сто метров. Мой, отец, по-прежнему мой, я — афганец. Дверь, ведущая в банк, открылась, и на пороге появился старик в парадной форме полковника, которого тот вел под руку в темной рубашке. И как только они ступили на тротуар, из динамиков зазвучала песня «День Победы» в исполнении Льва Лещенко. Полковник гордо смотрел вперед, слезы катились по его щекам и капали на его боевые награды, его губы беззвучно считали 1, 2, 3, 4, 5, никогда в жизни полковник не имел метров, важных и дорогих его сердцу. Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победы, знают цену наград, два поколения 42, 43, 44, 45 дедов все больше и больше полагались на руки Афганистана. Дедушка, держись, ты воин, ты должен! Дед шептал 67, 68, 69, 70. Шаги становились все медленнее и медленнее. Мужчина уже схватился рукой за тело старика. Дедушка улыбнулся и прошептал. 96, 97, 98 Он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал: «У меня получилось». На асфальте лежал старик в форме полковника,
Его глаза были устремлены в весеннее небо, а рядом с ним на коленях плакал афганец.
Несколько недель назад была замечательная история https://www.anekdot.ru/id/948021, и она заставила меня вспомнить кое-что издалека, похожее на историю моей семьи. Хотя концовка, слава Всевышнему, была другой, и все же. Изначально я написал это для себя, может быть, когда-нибудь это прочитают дети. Потом я задумался и решил поделиться. Она будет очень длинной, поэтому я буду благодарен тем, кто ее освоит.
«Судьба играет с человеком».
Война исковеркала миллионы судеб, но иногда она создавала такие сюжеты, что достаточно положить их на бумагу — и сценарий фильма готов. Не нужно ничего изобретать или мучиться в творческих попытках. Итак, история о том, как мой дед искал свою семью.
Мой дедушка был призван в армию в сентябре 1940 года, сразу после окончания первого курса Пушкинского сельскохозяйственного института. Обычно они не брали студентов, но после того, как финны показали Советам, где зимуют крабы во время Зимней войны, они начали набирать в армию полуобразованных студентов. Однако. Наверное, я неправильно начал рассказ. Давайте отмотаем на 19 лет назад, в 1921 год.
Часть первая — Маленькая небрежность
Все началось с того, что мой дедушка не знал своего дня рождения. Дело было простое, буквально через полторы недели после его рождения деревня сгорела. Лето, сухо, соломенные крыши и ветрено. Кто-то где-то что-то не доделал, оно загорелось, и вот, почти вся деревня в огне. Дом, постройки, все погибло, осталась только кузница. К счастью, было утро, они спаслись. Чтобы зарегистрировать ребенка, нужно ехать в город. Летом, в жаркое время года, можно заметить потерю времени. Мы сами придем, будет время, тогда и зарегистрируемся. Если малыш выживет, конечно, а в те годы это было далеко не факт.
Выздоровел с мучениями наполовину. В следующий раз мой прадед вышел в город только в конце зимы. И он записал сыну, что, по их данным, Мордух Юдович родился 23 февраля 1922 г. Что ж, день хороший, легко запомнить, и не объяснять следующему «Ипполиту Матвеевичу», что раньше времени не было. Сам дед долгие годы даже не знал об этом, прадед поделился только позже. На вопросы деда «какова настоящая дата моего рождения?» отец и мать просто отвечали: «Ну, какая теперь разница? Да, и мы не помним, где-то в конце июля».
На самом деле разница была всего в 7 месяцев, но они оказались очень ключевыми. Если бы ребенка призвали в армию, как предполагалось, он пошел бы в армию в сентябре 1939 года, а потом была война с финнами, и кто знает, как бы сложилась судьба. Так что на момент окончания школы ему официально исполнилось 17 с половиной лет. Я поехал в Ленинград поступать в институт. Конечно, он мог быть и ближе, как старшая сестра Рая, которая уехала в Минск в педагогический институт. А дядя живет в Ленинграде, когда летом приезжает в деревню к родственникам, рассказывает такие чудеса про этот город.
Кого изучать? Да, какая большая разница. Подала документы в Военно-механический. Место, конечно, престижное, претендентов много, но я считала, что мне повезло. Но не попал, не хватило одного очка. Даже невозможно вернуться домой и не поступить из стыда, потому что там ждет будущий студент. Что делать? Поступить в другой институт? Так что, вероятно, уже слишком поздно. Впервые в моей жизни собирались тучи.
Но Фаратило, как в сказке. Оказывается, были институты, где не хватало студентов. И вот «охотники за бюстом» отправлялись в другие вузы и искали студентов из «отчисленных». Так разочарованный кандидат был обнаружен «охотником за головами» из Сельскохозяйственного института им. — «Почему он такой кислый?» — «Я не сделал то, что собирался сказать дома?» — «Эка беда». Пойдешь ли ты к нам?» — «На кого учиться?» — «Ты станешь агрономом. Вся страна будет открыта для вас. Крупная фигура в колхозе. Приходите, вы не пожалеете. И не нужно сдавать экзамены, ваши военные баллы. Ну, вы согласны? «Тучи рассеялись, и солнце светит вовсю. Теперь он был не позорно неудачливым неудачником, а почти ленинградским студентом. И он собирается взять в руки серьезную профессию, а не какую-то там Мухру-Кухру. — «Конечно, я согласен».
Год пролетает незаметно. Помимо учебы, есть чем себя занять. В выходные он ездил в город, помогал тете с пивом и тортом для музыкального зала «Бочка-торт». Когда свободное время тратилось на походы по музеям и театрам, использовалось место на пенни-галерее. Он был сытым, пьяным и в общежитии с пинтой пива после принесенных выходных, что, конечно, добавляло ему популярности.
Учиться было легко. Почти. По математике, физике, химии и гуманитарным наукам везде были либо двойки, либо твердые тройки. Единственным элементом, который упорно не попадал в главу, была биология. Там, несмотря на все усилия, появилась жирная двойка.
Фи, похоже, занимается биологией. Конечно, Fe — это FI, но для начинающего агронома это самый важный предмет, ключ. Я проучился год, и все, что я запомнил из всего курса, это демонические заклинания Betula Nana и Triticum Durum, которые для непосвященных означали «карликовая береза» и «твердая пшеница». Это, конечно, много, но для заветной тройки явно недостаточно. Будущее вновь окрасилось в мрачные тона, собрались грозовые тучи и запахло если не изгнанием, то возвращением. Но кто-то улыбнулся сверху, снова повезло — спас звонок.
Биология, уже заржавевшая от руки поставить хорошо сгибаемую пару за год, студент лукаво сказал: — «Мне некогда возвращаться. Я ухожу в армию, буду защищать свою страну. А потом, конечно, я вернусь в свой любимый институт. Могу ли я поставить троих на солдата? » — «Ладно, черт с тобой, держи Трояк с авансом. Просто служи по совести». И тучи снова разошлись, и засияло солнце.
Он с энтузиазмом отправился в армию. Это было серьезное дело, а не прохождение книг и прослушивание нудных лекций. Вокруг враги точат зубы на социалистическое государство, а это значит, что армия — это главное. — «Кому вы хотите служить?» Военный комиссар спросил вопросительно. — «Я всегда хотел стать инженером. Может быть, есть инженеры?» — робко спросил прожектор. — «Как я могу не быть, конечно. Да, вы из Беларуси, это место как раз для вас. Гродно, слышали ли вы о таком городе?».
До самой армии он успел немного побывать в доме и повидаться с родственниками. Когда они расставались, бабушка подарила ему вещевой мешок, сшила его сама. Она сказала: «Оставь себе, принесет удачу. Ты вернешься, и я буду чувствовать, что больше тебя не увижу». Ну, мать с отцом обнялись: «Ты служи там достойно, не забывай писать письма».
Под Гродно знак упал на тяжелый парковый понтон. Романтика службы в армии пролетела очень быстро, а учеба в институте вспоминалась с умилением и тоской. Даже отвратительная биология перестала казаться такой отвратительной. Они нещадно ругали солдат, а в хвост и в гриву недавний урок от финнов был очень кстати. Учения, марши, генеральные репетиции, еще марши и еще учения. Понты тяжелые, чтобы нести свои радости. Вроде бы питался хорошо, но калорий для таких нагрузок не хватало. В одной спасенной, случайно пришедшей из дома посылке был кусок сахара. В долгих маршах помогал кусок, который медленно сосал.
Шесть месяцев пролетели незаметно. Хотя и присвоили звание моряка, радости было мало. На горизонте было очень мрачно, но, как обычно, появился очередной луч солнца. Она поддерживает «обеспечение солдат и сержантов в 20 частях из числа тех, кто имеет неоконченное высшее образование, для прохождения курсов младшего Комино». Воинское звание второй лейтенант».
Это шанс. На службе обязательно будет облегчение. Бакалавр, точно. И самое главное, курсы будут проходить в таком родном Ленинграде. «Я хочу его, возьми его». И снова луч солнца пробился сквозь тучи. Повезло, приняли, солдат стал курсантом. Я написал его родителям: «Гордитесь, ваш сын скоро станет красным командиром». Дядя и тетя тоже прислали весточку: «Ждите, скоро буду в Ленинграде».
В апреле 1941 года в инженерном замке собрались курсанты со всей страны. Сердце пело, а жизнь сияла всеми цветами радуги. Учиться в Ленинграде на Краскома — это вам не понты. Так сказать, две большие разницы. А главное, от инженерного замка до Кировского проспекта, 6, где живут дядя и тетя, практически рукой подать. «Красота. Я удачно упал на хвост», — размышляет курсант. И почти сразу же мечты были разрушены.
Конечно, иногда проводились занятия в инженерном замке, но в целом курсанты базировались в Сарное. А где еще держать будущих курсантов-саперов? Они были на том самом месте. И курсы оказались не слаще и не проще обычного обслуживания. Увольнительных почти не давали, а те, кто получал, редко имели возможность добраться до Ленинграда. Настоящее уже не казалось таким прекрасным, но в будущем виднелись кубы командира, и это добавляло сил. Иногда я писал родителям: «Я учусь, осталось несколько месяцев, все хорошо».
А 22 июня 1941 года мир был перевернут. Хотя они говорили о войне с возможным противником политических задач и пели песни, это было неожиданно. Курсантов срочно собрали в Инженерном замке на митинг. Там звучали оптимистические речи и лозунги: «Мы дадим тяжелый отпор коварному врагу», — повторял первый оратор. «Мы разобьем врага на его собственной территории», — поднял голову политрук. «Где Немчура оступилась? Да, мы закидаем их шапками», — уверенно заявил комсомол.
«Товарищи курсанты», — объявил руководитель курса. «Сейчас мы находимся в военном положении, и вы переместитесь под Выборг, построите оборонительные рубежи на случай, если фашисты, поют белые финны, осмелятся нанести там удар. Все машины». Отписаться и сообщить семье не было ни малейшей возможности. Тучи сгущались и становились все более мрачными.
Часть вторая — Эвакуация
Но не все было просто в родной деревне. Рая, старшая сестра, только закончила 4-й курс и была практически в Минске. Отец, мать, две младшие сестры (Оля и Фая), бабушка и множество дядей, тетей и двоюродных братьев и сестер оставались дома. У всех был один вопрос: «Что делать?».
Старший внук был разумным человеком и рассуждал логически. Он видел немцев во время Первой мировой войны, когда их деревня была оккупирована. Это слово было грех произносить. Культурные люди, спокойные. Они всегда платили справедливую цену. За кражу нет-нет, наказывались сами грабежи. А идиш — это почти немецкий язык. Бегать? И где? И почему? Да и как уехать, лошадей нет, старшая дочь не понимает куда. Слышимость на местах полная, говорят, что Минск разбомбили, может, они уже сдались. Не оставляйте ее. Она вообще жива?
Нет, ехать категорически нельзя. Мать, 79 лет, заболела. Братья — один в Ленинграде, другой в Ташкенте, а их жены с детьми здесь. Более того, Галя, которая ленинградка, на развалинах, будет рожать здесь. Давайте подождем. Недаром народная мудрость гласит: «Они победят, мы будем плакать».
Одна голова — это хорошо, но не грех проконсультироваться. Я разговаривал с пожилыми людьми и даже с раввином. Все они должны повторяться. «Ну, куда ты спешишь? От кого? И потом, вы не видели немцев, порядочных людей. Пусть колхозы разгонят, жизни от них нет. У вас всегда будет время уйти». Убедил. Эдна беспокоилась об этом с моей дочерью? Хотя она уже не маленькая, ей 21 год, но все равно спокойнее, если она рядом.
Так они прожили в напряжении 9 дней. И дошло до десятого. Точнее, я повесил трубку. Сказали ужасы. Минск бомбили, город горел, масса убитых. Я вышел из того, что было, из вещей только личные документы. Чудом попался проход, по которому он доехал до Гомеля. Потом она ушла и потерялась. Кроме того, крестьяне находились в телеге для доставки в Довск. Потом я снова бродил. Обувь приказала долго жить, сломала все ноги на косточки, и это было плохо. Но теперь семья вместе, и это очень хорошо.
У правнука были иллюзии великого правнука, но все еще не было решения ехать. Конец сомнамбуле положила квартирантка Василия. Когда сын уехал в Ленинград, они решили сдать его комнату и поселить квартиранта. Правнук хорошо заботился о нем, кормил и мыл. Вася был нездоровым, присланным откуда-то. Сам партийный, активист, работал в сельсовете. По национальности — белорус, но на идише говорит не хуже любого помощника, а на польском лучше столпов.
«Иуда, — сказал он, — ты знаешь, как я отношусь к тебе и твоей семье. Я расскажу вам, как мой родной, плюющий на речь раввина и этих старых идиотов-консультантов. Поверьте, это будет плохо, это не немцы. И они скоро появятся, нет, мы не будем их держать. Поймите, что тех немцев, которых вы помните, уже нет. Не хочешь ехать, делай как знаешь, а девочек отправь к черту. . «Удивительно, но правнук его послушал, он очень хорошо умел его убеждать (Василий потом ушел в партизаны, прошел всю войну, выжил. Затем он много лет работал в правлении колхоза. На Великих чинах не ездил, но мы уважаем всю деревню, пусть земля ему будет пухом).
Мы решили поехать, тем более что стало немного легче. Одна дочь — Б-лаута с двумя детьми исчезла одним прекрасным утром, не сказав никому ни слова. Как оказалось, у нее были деньги. Она спокойно наняла телегу, доехала до станции и сумела добраться до Ташкента и найти своего мужа (кстати, ее сын до сих пор жив, живет в Санкт-Петербурге). Правнук также взял напрокат тележку и объехал весь Кагал. Жена, 3 дочери, мать, дочь-в-законе с сыном, сама восьмая. Куда идти — немного непонятно, но все, похоже, разрываются на вокзале.
А на поле царит ад. Есть сотни и тысячи для людей. Есть несколько поездов, где все непонятно, никто не знает времени отправления, мест нет, вагоны штурмуют, они буквально идут на голову. Кошка не уползет, и не похоже, что они устраивают засаду на семью с детьми. Тогда правнук придумал хитрость. Он пошел в дом, где находилось начальство станции, и начал голосовать. «Вы не можете сесть в поезд, невозможно уехать. Остается только одно — напиться с горя». Просителей было много, станционных чиновников уже не слушали, но потом начали, потому что дело дошло до водки. А водка во все времена самая твердая валюта. «Есть что-нибудь выпить?» «Есть пара бутылок, если сядешь в поезд, я тебе дам» «Ну, пойдем, сейчас будет место».
Места действительно были найдены. К счастью, чудо из чудес. Можно смело сказать — спасение. Но вот, невестка нарушила «прихоть беременной женщины». — «Я никуда не пойду», — внезапно сказала она. — «Ты что, думаешь о том, что говоришь? Здесь есть место, где принимаются слезы. Тебе лучше уйти.»- Внук. — «Нет, я не пойду. Мне нужна моя сестра, она живет неподалеку. Ты иди, а я пойду к ней с сыном». Но поезд вот-вот отправится. Жаль дочь — в «Выпускном» племяннику тоже всего 12 лет, но его дочерей и жену жаль не меньше. — «Ты уверена, пойдем с нами?» Уже молится великий внук и слышит твердое «нет». Это плохо, но стало намного хуже. — «Я тоже не пойду. Я останусь с ней. Она скоро родит. Я помогу, чем смогу. Я скоро умру и отправлюсь в путь», — сказала мать. — «Мамочка, ты что?» — «Иди, благословляю тебя. Но я остаюсь, а ты должен уйти. Спасите внучку. Мотив (это мой дедушка), если Господь приведет посмотреть, поцелуй за меня». И она вышла из кареты. Затем начался поезд.
(Этот абзац не имеет никакого отношения к истории, но все же. Что произошло на станции, сказать, что там никого не было. Скорее всего, дочь — невестка и сказочная — пра-пра-пра-бабушка заблудились в вавилонском Питри. После войны правнук много расспрашивал и узнал: 1) Дочь с племянником попали к ее сестрам. Она не хотела уходить. Их так расстреляли через несколько недель под Рогачевом. 2) Прапрабабушка каким-то образом вернулась в деревню. Она не дожила до казни. Младший сын соседей (старшие двое были в Красной Армии) Коршуновых, который при немцах ходил в полицаях ее великой, рассказал следующее. Мать вернулась и увидела, что соседей вывели из дома. Она начала возмущаться, требовала вернуться. Они отрезали его прямо во дворе его собственного дома. 3) Несколько цыган были доставлены в деревню. Они расстреляли 250 человек. Сначала евреев согнали в одну часть деревни и держали там несколько дней. Затем они расстреляли их, почти 500 человек. Среди них были дядя, тетя и два двоюродных брата дедушки. Долгое время там был просто курган, и только местные жители знали, что скрывается под ним. В конце 1960-х годов на братской могиле был установлен памятник. (Я смотрел его лет 30 с лишним назад, хотя был молод, но запомнил). Самого Коршунова судили за службу в милиции. Отслужил 5 лет, вернулся в деревню и работал трактористом. )
С поезда на поезд, с пересадки на пересадку и оказался правнук с семьей под Свердловском. В 250 километрах есть станция Лопатово и они поселились там. Правнук нашел работу в колхозе кузнецом. Сначала они смогли купить хороший дом и корову, был только выход, но прабабушка возмущалась «» дом и корову бросили, потом еще денег. А денег не будет, с чем мы останемся? И все это закончится через месяц или два. ‘ В результате они приобрели что-то вроде сарая, просто чтобы летом было хоть как-то. Через пару месяцев оставшихся денег едва хватало на несколько буханок хлеба. Но жив, и это было главное. Один беспокоился, а как же его сын. Ни звука, ни духа от него.
Ужасная новость пришла в январе 1942 года. Там было написано: «Командир взвода 224-й дивизии, 160-й полк, второй лейтенант M. Ю. П. Липпс пропал при посадке во время Керченско-Феодосийской операции».
Часть 3. Lost
И водоворот событий, страдающий как ползунок. Все курсисты рыли окопы, устанавливали ежи, прокладывали дороги в Выборге примерно до середины августа 1941 года. И вдруг утром поступил приказ: «Срочно вернуться в Ленинград». Курсы будут эвакуированы. Вечером отдел должен быть в Ленинграде как штыки».
Они не давали машины, они говорили «нет транспорта». Бар маленький, шаг пешком — и вперед». Это был первый из трех дедовских «маршей смерти». Август, жара, воды мало, голодно, есть только порядок. От Выборга до Ленинграда 100 километров. И они шли без остановок, спали на ходу, падали от усталости, солнечного света и обезвоживания. Тот, кто сильнее, тащит ослабевшего. Последние 15-20 километров большинство уже находилось в полубессознательном состоянии, закатывая глаза и хрипя из последних сил. Каждый шаг давался с болью, но, ползя, они никого не бросали.
Затем вспыхнул маленький лучик солнца. Объявили, что курс переводят в Кострому, выезд завтра утром. В этой ночной неразберихе он чудом смог через несколько минут дозвониться до своего дяди на Петроградку, сказал, что их эвакуируют, и попрощался. Это была несомненная удача, за полторы недели до того, как смертельное кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда, курсантов вывезли.
В Костроме они пробыли недолго. Учить их было некогда, а младшего командного состава не хватало впереди, ибо их распихивали по взводу, как волосы. Все курсанты были срочно брошены на кубик с кнопками и распределены. Тем, кто учился лучше, давали направление на заставу Комот, которые были хуже товарок, а большинство новоиспеченных Краскомов отправлялись на Кавказ (https://www.anekdot.ru/id/896475).
Я хотел подписать новый Atos моих родителей, который, по их словам, жив и здоров, а куда писать? Беларусь уже давно находится под немцами. И главный вопрос — живы ли они? То, что нацисты творили с гражданским населением, и он прекрасно говорил с евреями в-частности. В сердце теплилась надежда, что «вдруг» и «может быть», в конце концов, папа был практичным, может, что и придумает. Но мозг упрямо повторял свое, никаких чудес, родители и сестры исчезли, как и сотни тысяч других в этом аду. И когда он встретил нескольких помощников и услышал их истории, последние иллюзии исчезли, он понял, что остался один.
Грозовые облака закрыли весь горизонт. Ненависть, гнев и ярость поселились в душе. Удивительно, но страх полностью исчез. В течение ночи. Я боялась, что он умрет, а мама и папа не будут знать где, но теперь это не имеет значения. «У меня нет шансов выжить», — решил я. В возрасте 19 лет он заранее похоронил себя. Как пойдет, так и будет. Он мечтал об одном, хотя бы о мести, и жил с этой мыслью.
А потом был десант Керчь-Феодосия, его захватили, и был побег (https://www.anekdot.ru/id/863574). И снова ему повезло, как в сказке, он выжил, видимо, кто-то усердно молился за него. А в фильтрационном лагере мне посчастливилось стать бригадиром сотни. Хотя ему было противно и голодно, он даже не замерз. Кроме того, проверка прошла, и титул не был удален. Ну, а в качестве глазури на торте, тех, кому удалось пройти испытание, отправили обратно на Кавказский фронт, выведенный из Крыма за несколько недель до того, как он был передан немцам во второй раз. Трудно назвать приключение большим успехом, но в этом мире лучше, чем в другом, так что теперь все хорошо.
Получены новые документы (https://www.anekdot.ru/id/923478) и. еврей Мордух Юдович исчез. Теперь родился совершенно новый человек, белорус — Михаил Юрьевич. Документы, конечно, новые, но на душе легче не стало. Оставалось только одно — не сдаваться, дать отпор и отомстить.
Он не гнался за званиями. Он воевал, как мог, и на Кавказе, и под Спас-Демянском, и под Смоленском. Когда нужно, я переходил в наступление (https://www.anekdot.ru/id/884113), когда нужно, я полз по минным полям. «Он не выгибал спину, шел прямо. И он не дул в усы. И он жил так, как жил. А голову помогал руками». Почти два года на фронте, он стал лейтенантом и даже не был ранен.
Солдаты и офицеры называли его «счастливчиком», потому что он был необычайно удачлив. Все потеряли 30-40% отряда, а у него было 2-3 бойца за миссию. Самые низкие потери среди всех взводов батальона. И солдаты, и командиры видят, кому повезло, поэтому счастливчиков часто отправляют на задания, чтобы было меньше потерь. Но он и сам знал, что это не удача. Гнев и ненависть спасают положение. Появилась звериная «усмешка», я кожей почувствовал опасность. Если он и остался жив, то только потому, что ему было за кого мстить.
Однажды, в середине 1943 года, мелькнула мысль узнать, как там дядя в Ленинграде? Дело в том, что он знал о том, что его любимый город в блокаде, но удивительное дело, говорят, что иногда письма доходят. Я знал, что там было плохо, голодно и холодно, но город выстоял. А дядя — хитрый верзила, этот поселится на Северном полюсе (https://www.anekdot.ru/id/898741). Какого черта, без шуток, отправьте письмо. Он сказал о себе, что жив и здоров, и спросил, может быть, он знает что-нибудь о своих родителях и сестрах? И чудо из чудес, в ответ на письмо, которое я получил после прочтения, я упал в обморок, и солнце ослепительно било мне в глаза.
Часть 4. Сердце матери.
Семья поселилась в Лопатково, прадед начал работать. Голодный, холодный, но живой. Он проведал брата в Ленинграде, рассказал о матери и о том, что жена не хочет эвакуироваться с ними. Спросил, есть ли новости о Моте, ведь он учится в Ленинграде. Он ответил, что курсанты были эвакуированы в Кострому и больше ничего не знают. Они начали переписываться, хотя и не часто, но поддерживали связь. Низкий поклон почтальонам тех дней, несмотря на блокаду, письма доходили до осажденного города и из города на материк.
Прадедушка и прабабушка взялись за поиски. Они узнали, что сын был отправлен на Кавказ, потому что знали, на каких курсах учился сын. Были посланы запросы, и вот пришел ответ, что «ваш сын пропал без вести» (а как же иначе, ведь Мордух Юдович действительно пропал, по документам сейчас воевал совсем другой человек). Прадед почернел, но окреп, потому что остался единственным мужчиной в клане. Ну, мать и сестры белуги ревели, женщины — конечно. И тогда женщина встала и серьезно сказала: «Мотик жив, материнское сердце не обманешь. Он не может умереть. Он не может. Сейчас он в беде, но он жив. Я найду его. » Прадед начал успокаивать ее, хотя какого черта, успокаивать здесь. А она, как заклинание, повторяла: «Я не верю. Я не хочу. Я не верю. Живой. Живой. Живой».
С тех пор ее жизнь изменилась. Она жила с надеждой. Хотя семья голодала, мать начала собирать с домочадцев «внутренний налог». Она экономила, что могла, не кормила себя, но изучала расписание и выходила на каждый поезд с ранеными. Она приносила когда тонко нарезанный хлеб, когда вареный картофель, когда кастрюлю супа. Если было совсем туго, то я все равно шел на станцию без ничего. Она ходила от машины к машине, кормила раненых всем, чем могла, и спрашивала только одно: «Есть ли здесь кто-нибудь из Беларуси? Из-под Гомеля? Вы не видели моего сына? Вы слышали? Младший лейтенант П.» Из недели в неделю, из месяца в месяц, в жару, в холод, это не имело значения.
Прадед и дочери все понимали умом, пытались убедить, что все это бесполезно. Есть было нечего. Но сможете ли вы убедить ее? «Что, если она умирает от голода? Может быть, чья-нибудь мать покормит его», — повторила она. Прадед позже сказал, что она молилась каждую ночь только об одном — снова увидеть своего сына. И вдруг, неожиданно удачно, раненый солдат сказал: «В нашем батальоне был лейтенант с такой фамилией. О нем еще недавно писали в «Красной звезде», хотя я не помню ни его имени, ни имени его отца».
О, я бы не хотел произносить эти слова. Они искали, но нашли этот номер газеты. Действительно, лейтенанта П., который отличился, был награжден орденом Красного Знамени (главная награда 1942 года), называют хорошим человеком, только имя и фамилия отца в заметке не упоминаются. Они написали в газету и ждали ответа. Пришел ответ, единственное разочарование: «У нас нет записей об имени и отчестве. И военного комиссара, написавшего эту записку, тоже уже нет в живых». У матери нет лица, она вся серая. Ведь нет ничего хуже потерянной надежды. (Кстати, в «Красной звезде» эта заметка была о троюродном дедушкином брате. Он умер в самом конце 1942 года).
Тем временем жизнь продолжалась. Мне даже немного повезло, старшая дочь устроилась учительницей в колхоз, хоть немного помогли с питанием, потому что она получает карточки. А средняя дочь в Свердловске устроилась на работу в медицинский институт, получала стипендию, хоть и небольшую.
И вдруг, как молния, из блокадного Ленинграда пришло сообщение от брата моего прадеда. «Ваш сын жив», — сказал он. «Недавно я получил от него письмо. Я подписал его и указал ваш адрес и данные». Прадед тут же написал ответ: «Не верю. Вы любили рассказывать детские сказки. Мы получили уведомление, что он исчез. И что это значит, мы знаем. нам его письмо.
Часть 5. Найденный ребенок.
Письмо от моего дяди было шокирующим. То, что он как-нибудь выкрутится сам, сомнений не было, потому что дядя был человеком хитрым, его нельзя было достать за рубль за двадцать. Но то, что родители и сестры были здоровы, было чудом в решете. Сначала он написал письмо в далекое Лопатково, в котором сообщил, что жив и здоров, его имя и фамилия отца теперь другие, по званию он теперь лейтенант, служит сапером в 1-й ШИСБр (штурмовой инженерно-саперной бригаде), командует взводом, у него даже есть орден. Он дерется не хуже других, просто ему очень не хватает. И самое главное знать, что он выдаст справку для получения зарплаты, потому что в деньгах он не нуждается. Ну, а во-вторых, в тот же час он выдал сертификат. Я ждал ответа.
Пока ждал, внутри что-то щелкнуло. Нет, я боролась, как и раньше, но теперь я точно знала, что что-то не так. Судьба не может дать столько удачи одному человеку. И он сам цел, и семья цела. «Чуйка», есть уверенность, что должно произойти что-то плохое. Этого просто невозможно избежать.
И, как говорил грач, в старшем возрасте. Старая Трухиня послал всю роту сделать проходы перед атакой. Делать проходы, это обычное дело, они всегда ползали ночью, но сначала нужно осмотреться. Днем я ползал на нейтралке, изучал в бинокль, выяснил, что эта высота 199,0 — коварная. Здесь его везение закончится однозначно, у немцев такие укрепления, что мама не горюй. Конечно, других вариантов нет, но обидно, очень обидно умереть в 21 год, особенно потому, что ты только обрел семью, но тебе не придется их видеть. Я написал еще одно письмо, не дожидаясь ответа на первое. «Дорогие родители и сестры. Я отправляюсь на опасное задание. Если мне не суждено увидеть вас, то знайте, что я нахожусь в родной Беларуси».
Ух ты, «трах» не разочаровал. Они подошли к колючке, но солдат дотронулся до чего-то, хрюкнул, застонал, и с шипением факелы взлетели в небо. Было светло как днем, наших было видно, а немцы били по нам из пулеметов и минометов. Вдруг я обожглась, рука стала влажной и сразу онемела. Осколок вошел в плечо и лопатку, боль была адская, и что вы собираетесь делать? Кровь хлещет, сознание затуманено, одно хорошо, Макаров не растерялся с замком и втащил его в свой. Нет, пыль не кончилась, они уползли к своим. Несмотря на то, что была ночь, солнце, казалось, пробивалось сквозь облака.
Они промыли рану, вытащили как можно больше осколков, перевязали ее и погрузили в машину скорой помощи. Ранение было тяжелым, его пришлось отправить в тыл. Страна большая, больниц много. Откуда вы знаете, куда он вас приведет? В поездах уход плохой, рана гнилая, обезболивающих нет, медсестры только вычерпывают гной ложкой, это больно и неприятно до ужаса. Снова сгустились тучи, есть все шансы, что начнется гангрена и он просто не доживет до больницы.
Из всех городов огромного Советского Союза он попал в больницу. в Свердловске. «Операция была экстренной», — сказал врач. Завтра мы проведем операцию». Не все фрагменты были извлечены. Также необходимо хорошо промыть и зашить рану. Соберись с силами, они понадобятся тебе завтра. Если вам что-то понадобится, позвоните медсестрам. «
Врет, чувствует себя очень плохо. Я позвала своих сестер, они дали мне что-нибудь попить. «Откуда вы?» — спросила она. «Да, мы учимся здесь, в медицинском институте. У нас есть практика». Внезапно, как гром, письмо дяди вспомнилось, где он писал о семье. «Но вы не знаете такую девушку, Оля П.?
Утром сделали операцию, а когда медсестра Оля с подругой проснулись возле кровати. Впервые за много лет он закричал. Он стонал от маршей смерти, но слез не было. В тире он прикусил губу до крови, но глаза его были сухими. Друзья и товарищи погибли, и тогда он сдерживал слезы. Даже когда его ранили, и тогда он не плакал. И тут он разрыдался, как маленький.
Наконец тучи разошлись, и солнце засияло ослепительно, хотя на дворе стоял мрачный ноябрь. Через несколько месяцев он выздоровел и был выписан. Я ездил в Лопатково на целый день (https://www.anekdot.ru/id/876701). Спустя 3,5 долгих года он наконец-то обнял своих родителей и сестер. Весь день и всю ночь с мамой, папой и сестрой под одной крышей. Разве это не настоящее счастье? И как мать расцвела, словно помолодела на 25 лет.
Кроме того, с его утверждением, «что до конца войны оставалось «всего» полтора года, можно мириться». В конце концов, главное, чтобы семья была жива и в безопасности. Полтора с половиной Года войны, но это был срок, можно сказать «на одной ноге защитили» И хотя снова был фронт, Белоруссия, Польша, Пруссия, Япония, Минные поля, Атаки, приказы, еще раны, но солнце продолжало Ярко светить. А «Чуйка» громко говорила: «Ты вернешься. Вы вернетесь живыми. И семья будет ждать вас. Все будет хорошо».
Что еще я могу сказать? Возможно, больше ничего нет.
Дети цветы жизни. И с каждым годом эти цветы становятся все глупее и морознее. Возможно, страх перед отцовским кушаком и крапивой Матушкиной не позволил мне создать жестокую жесть. Но времена меняются, даже голос нельзя поднять на детей, чтобы рассказать о том, что у них лопнули уши. Многие родители сейчас бросят в меня камень, сказав: «Наши дети — самые лучшие. Они просто ангелы, которые украшают наш ужасный мир. В Твоем присутствии это возможно». Но как только они исчезают из вашего поля зрения …. Удивительное превращение доли мальчика вне закона и помощника матери в химии. Очень долгое время я ездила в Анапу работать вожатой, не ради денег (3 тысячи рублей за смену, путевка One Direction, тогда она стоила 2800), не ради веселья и отдыха, как ездит подавляющее большинство, а чтобы научить детей чему-то новому. Деградация детей заметна с каждым годом. Если раньше озорники в Чоппле читали Есинина (московский сборник Кабацкой), ставили сцены из Учителя и Маргариты в качестве конкурсной работы, то в последний год моего лидерства 2014, когда каждый, у кого есть камера на телефоне, считал себя крутым блогером, мне уже было тяжело. Мне привезли детей работников «Газпрома», так получилось, что через 6 лет доставили только их. Наблюдаю фотографию прощания с родителями, объятия, растерянный взгляд (вот они бы купили талантливых актеров, даже Станиславского). Краем глаза я заметил фотографию 16-летнего подростка, который смотрит на своего отца глазами кота Шрека и с раздражением в голосе говорит ему: «Папа, ты хочешь, чтобы я здесь умер? В конце концов, невозможно прожить 3 недели на 45 тысяч. » Кстати, 5 — это одно питание, а все экскурсии уже оплачены. Единственное, чего не было в лагере, — это хранилища и сейфа. Все ценные вещи хранятся у вожатого). А 30 детей приносят нам в среднем 50 тысяч. 1,5 миллиона — не маленькая сумма, но в большом чемодане с ручкой они прекрасно помещаются. Первые дни были самыми трудными, желание уйти с деньгами в закат, боролось с чистым сердцем. Сердце победило, утверждая, что даже денег на квартиру не хватает. И вкусив запах долгожданной свободы, дети страдали …. Самые бесшабашные открывали в лагере казино с Блэк Джеком и девочками из детдома, более отпетые сорванцы хватались за саблю в лагере, который был забит рыбой. Естественно, желание продемонстрировать это чудо в действии победило здравый смысл, который не передался родителям Безенка. Это было как раз из тихих мест, здесь был небольшой фруктовый сад с яблонями, и да, здесь ключевое слово. Сами дети каким-то чудом остались целы, казалось, даже не исчезли. Подбегая к молодым террористам, крича и желая облизать им пятки, мы немного потеряли дар речи. Главный зачинщик держал в руках уголовный кодекс и с высокомерной улыбкой говорил, что мы не имеем права кричать на него и вообще ничего не можем сделать. Пока сострадательный директор стоял как столб от таких новостей, я спокойно перекинул ребенка через колено и в пятый момент отрезал его от уголовного кодекса РФ. Тебе не разрешается кричать, — спокойно ответил я, — нет закона, запрещающего пинать задницу уголовного кодекса.
P.S.. Это сэкономит вам и нервы, и деньги.
Кукла (очень грустная история)
Я хочу рассказать вам историю о маленькой девочке из не очень глупой сибирской деревни. Она была зачата и рождена в законном браке, но никогда не видела своего отца: другая женщина увезла его, пока мать с новорожденным находилась в больнице. Через три года мать девочки снова вышла замуж, и девочка в полной мере ощутила, что значит быть неродным ребенком. Родственники мачехи всегда относились к ней как к незаконнорожденной. Но это слово не передает всего презрения, укора, унижения, которые выпали на долю девушки. Есть такое старое слово: ублюдок. Здесь он гораздо лучше описывает отношение окружающих взрослых к маленькой девочке: она была бастардом.
Когда девочке было пять лет, ее долг пошел в хлебный магазин. Ей дали 10 рублей «старых» денег, чтобы купить четыре булки хлеба. Знаете ли вы, что такое сельский магазин в те годы? Продавщица торговала всем: кирзовыми сапогами и творогом, лопатами и хлебом, гвоздями и воронками. И однажды в магазине появилось чудо. Это была большая красивая школьница по имени Таня. Маленькая девочка задыхалась. С тех пор каждый раз, когда она приходила за хлебом, она останавливалась у прилавка с куклой и, затаив дыхание, смотрела на это чудо. Однажды девочка смотрела на куклу дольше обычного. Продавщица заметила ее и спросила: «Кто вы, девушка?». А потом девочка протянула продавщице зажатую в кулаке «десятку» и почти беззвучно прошептала: «Кукла». По дороге домой девочка несколько раз останавливалась, аккуратно устанавливала коробку на землю, открывала крышку и любовалась своим сокровищем. Мать девочки видела это из окна и все поняла. Она вышла из хижины, молча подняла куклу и понесла ее обратно в магазин. Так просто огромное светлое детское счастье в один миг превратилось в маленькое черное страдание, которое поселилось в сердце маленьким горящим комочком на всю жизнь.
Моя жена рассказывала мне эту историю несколько раз. И каждый раз она заканчивала его словами: «С тех пор у меня никогда в жизни не было куклы».
Я давно хотела исправить эту несправедливость, но поиски самой красивой куклы растянулись на долгие годы. Наконец я нашел ее. Худшее, но такое милое личико смотрело на меня огромными глазами с экрана компьютера, и казалось, что она сейчас скажет: «Нет, я не клала кнопку на стул». Конечно, эта кукла совсем не похожа на ту куклу Таню из далекого детства, но мы несколько изменились с тех пор. Я подарил своей жене рубиновую куклу накануне нашей 40-й годовщины свадьбы. Она была счастлива, как ребенок, и весь день не выпускала куклу из рук, словно боялась, что этот сон пройдет и кто-то снова отнимет куклу у ее маленькой девочки. Не бойся, дорогая, эта кукла останется с тобой навсегда.
Посетитель ресторана говорит официанту. Человек, убивший эту курицу, вероятно, обладает чрезвычайно добрым сердцем. — Почему вы так думаете? — Потому что прошло много лет, прежде чем вы решили, что …
История про мать — свекровь В общем, вначале у меня с матерью — свекровью все было не как у всех, все было хорошо. Даже слишком много. Первое знакомство с родителями жены прошло на ура. С матерью — свекровью все было как-то не так. Она, кажется, улыбается, а сын — зять говорит, но слишком мило. Ну, я думаю, ты хочешь ей понравиться. Я дошел до конфуза, когда она прощалась, у нее был сын — зять, сын — зять, не выдержал, заревел: «Нам хватит, хорошо, все чисто, хорошо». Затем она обиделась на несколько лет. Да, и мы жили в другом городе от родителей жены, поэтому обиды были на расстоянии и в целом не мешали. При следующем посещении все сгладилось и стало нормальным. Мать — зять не давила на «сына — зятя», я старался быть вежливым, ну, вообще-то, я относился к нему нормально. Никогда не знаешь, что человек нервничает по какой-то причине. Их много. И с годами, а их было 16, мать — свекровь поднялась в моей внутренней оценке надежных и верных друзей. Был момент, когда я был просто удивлен тем, что все шутки были о матери-в-законе, так что они были немного выше конца «Гадюки». И здесь возник конфликт интересов. Я ничего не получил, это никогда не было хорошо «просто так». А вот мама — в законе и такой подарок. У всех есть задница, а у меня все с упаковкой. Прошло 16 лет. И вот пришло время, мы решили переехать к ее родителям в город. Отец-закон начал, мать-закон начала принимать, ну, ухаживать, а жена начала настаивать, что «устала от поездок раз в полгода». Понятно, что дело сырое, продажа квартиры, перевозка вещей, половина из которых просто выбрасывается во время упаковки. Кстати, я понял поговорку «Три переправы — то же самое, что один пожар». Памяти автора. Мы переехали. Квартира в предыдущем городе висела. Не продается. Нет работы, нет зарплаты. Сбережений не так много, неохота снимать, тем более у свекрови три комнаты на двоих, она с дочкой. Ну, мы решили жить с ними. Кроме того, рейтинг в таблице «Ты — мой лучший друг» — самый крутой. Они закончились, я собирался жить с женой несколько месяцев, пока я буду искать работу, и мы собирались питаться в передвижном доме. Прошло два месяца, работа не была найдена, и в перспективе предстояло еще полтора. Ну, все кивнули головой, мать — невестка, дочь, муж и сказали: «Ну, это необходимо», и тут началось. Свекровь раз в 5 дней почему-то начинала устраивать скандал с разоблачением. Я даже не понимала, как это возможно, вроде бы ничего не сказано, а ощущение такое, что у тебя под сердцем даже 40-сантиметровая спица. А поскольку у меня взрывной характер, то в общей сложности у меня должно быть шесть секунд. Две минуты, всего две минуты, и скандал разгорается во всей квартире, все вовлечены. После первого такого боя я сделал два вывода. Оценочный лист — это полная фикция, и здесь действует пресловутое «чем дальше, тем лучше». Памяти автора. Во-вторых, это то, что несколько таких скандалов и больница с перебоями заберет меня. Ну, да, все это время я таскался по собеседованиям и слушал все шоу на шоу и HR с пожеланиями, чтобы, знаете ли, не выливать собственные какашки в душу кандидата. Они не будут спорить. Короче говоря, третий скандал, а это было примерно на второй неделе после двухмесячной инициации, был на тему «как он мог назвать мое старое пальто на разрыв». И тогда я понял, что будет четвертый, и мы срочно собирали деньги. Ну, спрос, маклеры, в этом городе разница между квартирой в центре и на окраине примерно в два раза. Но добираться из центра города, где действительно есть потенциальная работа, два часа на микроавтобусах с уставшими людьми. В течение двух часов, во время поездок в отдел кадров, я конкретно вымотался.
Поэтому мы решили снять двухкомнатную квартиру в центре. Через три дня мы съехали. Потом было ворчание и недовольство тем, что я якобы ссорился. На что я раз и навсегда сказал своей жене. «Прости милая, мы в конкретной жопе, твоя мать, 16 лет, 16 долбанных лет, трещала по телефону и на встречах, что мы ее единственные дети, что мы всегда поможем, что нет ничего роднее и дороже нашей любимой свекрови «Ну и что? Костры горели, и что? Она выгнала нас на улицу через два месяца. И вся эта чертова любовь закончилась». И тогда я понял одну простую вещь, что чудес не бывает, что все по-прежнему нелегко. А свекрови — гадюки.
Вот вы ждете смешных историй и пытаетесь написать смешное о ВОВ. Но все сводится к маме и сексу. Я читаю выдуманные истории о ветеранах и оскорбляю их. Итак, 05/11/18 Рассказы # 947488, 947489 Подписано — Erge, ну, «Natural Werder», как он сказал в комментариях — Tracer. Вы не можете писать о войне! Это всегда мучение. Я постараюсь написать о своих родственниках. Мой отец, Иван Афанасьевич, в армии был 7 лет: — в 1939 г. Призвали в армию, потом война с немцами, потом с Японией, а демобилизовали только в 1946 году. награжден военными медалями и орденами. Он был очень скромным. Я никогда не слышал от него ни одного ругательства, хотя видел много. Но он не любил говорить о войне, но в 1991 году написал мемуары ветерана из газеты, чтобы рассказать «молодому поколению, как они освобождали свободу и независимость нашей советской Родины от фашистского ига». Письмо великолепное, я просто дам выдержку, дословно: «А самое необычное произошло в один из солнечных дней, после прорыва Курско-Орловской дуги. Часть, в которой мы подвозили боеприпасы на место, не была в моменте, она продолжала двигаться вперед, разрывая оборону противника, а мы скакали за ней по пшеничным полям-Ржа, выкашивая пули и поднимаясь необычной стеной. Стена из человеческих трупов высотой около двух метров не была видна ни на правом, ни на левом конце этой стены. Трупы лежали и в линиях — немецких, и наших советских солдат, которые то наступали, то отступали через эти трупы, и они косили ураганным огнем, строя стену. Я видел примерно такие же стены из трупов немецких солдат и офицеров, но там они были уложены специально при расчистке улиц станции Коростень. Посмотрите на такие ужасные стены, ужасные. Какие нервы должны быть у солдата, чтобы пережить весь этот ужас войны? » Моя мама Елизавета Никитична в 16 лет в 1942 году была мобилизована на военный завод в Красноярске, изготавливала детали для самолетов и снарядов. Она вспоминала, что это было так трудно, что они постоянно требовали передовой. Если вы работаете по ночам и засыпаете за станком — трибунал! А заснуть можно было от слабости, потому что давали паек и всегда хотелось есть. Учительница пожалела девочек, прошла по мастерской, проснулась. Мама постоянно выступала. Планируйте на 100% и больше. Она сказала, что если в деталях самолета будет какая-то неточность, то такая деталь в полете может потерпеть неудачу, и они очень ответственно относятся к своей работе. Мама была награждена медалью «за галантность во Второй мировой войне». Мой дед, Афанасий Николаевич, был ранен в бою осколком снаряда прямо в сердце. На моем столе и все еще может жить. «Дедушка прожил 70 лет, работал, построил дом, вырастил пятерых сыновей. Я никогда не слышал от него бранных слов и не помню, чтобы он вспоминал о войне. Существовало какое-то негласное табу. Другой мой дед, Никита Егорович, у которого была бронь, попросился добровольцем на фронт, рядом с линией фронта. Я также помню, что не говорил о войне, помню единственный раз, когда мама сказала мне, что у моего деда была семья, дети. И колхоз тоже во время войны голодал, потому что все передали на фронт. Существовал план поставки табака в обмен на молоко и так далее. Не отказывайтесь от трибунала. И вот мой дед получает письмо на фронт, что его единственный сын (были только девочки) умер от голода (может, и не от голода, но врача в деревне не было). Дед от горя встал на бруствер, дал немцам меня убить,
Зачем жить. Высокий, почти 2 метра ростом, красавец мужчина стоит во весь рост, облепленный со всех сторон поклонницами, и даже не прикоснулся ни к одной. Тогда наши парни начали кричать: «Ложись, иначе мы тебя убьем, потому что ты сдаешь позиции». Он упал и закричал, прижавшись к земле. Дедушка умер рано, в 50 лет, но я помню его добрым, никогда не ругался и пел красивые песни, у него был красивый голос. Я выросла после войны, был голод, разруха, но наше поколение выросло в условиях любви к детям, к жизни, к миру! Наши родители, деды восстановили страну. В наше время постельные принадлежности и татуировки были признаком дурного вкуса, так как в лагерях мест не столь отдаленных, ругались и кололись. А сейчас современная молодежь не считает это зазорным. В интернете «круто» порвать всех непристойностями и при этом получить кучу лайков (даже кличку собаки). Певцы поют ругательные песни, зарабатывая на этом миллионы. И это наша культура? Лолита, Шнур и даже Киркоров, Король, поп-звезда, повелись на этот дешевый авторитет, сняв накануне праздника 9 мая позорный клип — «Голубое настроение», где бомжи, наркоманы, маленький ребенок, который пьет вино Из горла прямо в горло, магазин и сам Киркоров ругаются и пробуют вкусности. А потом радуется как мальчишка: — Они, у меня десять миллионов просмотров!» Моя дочь — современная женщина, 34 года, когда я начинаю говорить обо всем этом, она говорит: — Да это просто такая шутка. Действительно миллионы наших потомков, отстроили страну из руин, и теперь, шутки ради, вы их перевернули, а они в другом мире и не могут себя защитить. А теперь День Победы превратился в источник прибыли. Прискорбно, что фашизм в этой стране издевается над нашими ветеранами. Я написал настоящую правду. Извините, что не смешно, но со слезами на глазах.
Это было сегодня. Он подъехал к дому, свернул на боковую дорожку к детскому саду и начал круто завязывать шнурки. Мимо на самокате промелькнула девочка лет трех с половиной, в очень хорошем настроении и на полной скорости. Слышу позади испуганный крик в очереди у мамы за спиной: — Маша, подожди! Поездка на машине.
Я обернулся — точно, едет. Маша на другой стороне, теперь в 40 метрах. И вряд ли водитель увидит эту девочку за забором детского сада. И она не думает останавливаться.
Обычно это глупое место. Пешеходный переход и негде спрятаться пешеходу. Тротуар под многоквартирным домом напротив вынужден парковать автомобили. Конечно, ведущие, но безнадежные по всему городу. Через дорогу — забор. Дорога узкая, не разбегайтесь на человека и машину. Когда появляется машина, нам остается только искать «карман», например, ближайший подъезд или такой-то выход из детского сада. Однако это дорога в тихом дворе, машины здесь ездят редко. Но это внушает опасную неосторожность, когда тебе три года и твоя душа полна восторга. А где же этот дурак прямо под колесами? И мать хорошая, из того же Клуша.
Я был потрясен после девушки, гигантские прыжки. В забеге с родительницей я обогнал ее на пять метров и продолжал уверенно увеличивать дистанцию, но обогнать этот чертов скутер было не так-то просто. Спаситель ада.
В ответ на повторяющиеся отчаянные крики «Подождите, вы не видите что?» Наконец она возмущенно ответила: «Понятно!
Ура, диалог налажен! Но она не замедлила шаг. Вскоре я понял, что девушка до этого молчала, просто размышляя о том, как сформулировать интуитивную мысль на новом для нее языке. В гневе упрекнув ее в том, что она не видит перед собой хрена, она, наконец, проснулась с правильными словами: — Плавучий район — дерьмо! Наконец, за трубкой — тетя Ил. И она определенно всплыла.
Маша закончила свои наблюдения, теперь свернула на проезжую часть и бросилась на машину в лобовую атаку. Предчувствия не обманули ее. Тетя Ира высунула руку в окно и приветливо помахала ей. Затем она повернула, кто бы мог подумать, направо. И Маша торжествовала дальше — дальше по открытой дороге. И все же тревожит сердце пробегающей мимо бездыханной матери. Мне кажется, что мир для Маши наполнен огромными, заботливыми, но ужасно глупыми взрослыми.
14 февраля, магазин подарков. «Пожалуйста, покажите мне, что плюс задница.»- Мужик, у тебя нет стыда! Разве ты не понимаешь, видишь? Это сердце!»Дорогая девушка, я работаю кардиохирургом уже 20 лет и хорошо знаю, как выглядит сердце. Лучше покажи мне эту плюшевую задницу.
Дедушка пришел к врачу: — На что жалуетесь? — Сердце. Жуть — это нормально. Я начинаю задыхаться. На третий — не могу. А мне всего 60 лет. — Ну, ты, папа, герой! Я на 30 лет моложе, но мне не хватает на одного. «О чем вы говорите, доктор?» — о женщинах. — И я говорю о ступенях.
Здесь все говорят, что наша медицина плохая. Они говорят, что имеют значение в Европе или Израиле. А для наших просто получите мгновенное исцеление Карачуна. Я думаю, что Брехня — это пропаганда НАТО. У нас теперь тоже все на уровне. Недавно в город переехал сосед моего деда. Ну, для контроля. Сама она на пенсии, но дедушке уже сто один год, где он. А три года назад он перенес операцию на сердце. После чего он должен будет время от времени наведываться. Поэтому она попросила отвезти его в больницу. В нашем региональном, в Патрушево. Ну, мы приехали, надели на него бахилы, пошли в регистратуру. А тут эта жгучая блондинка. Молодая, пушистая, в белом халате, не блондинка, а кремовый торт. Она взяла паспорт деда, начала пробивать карточку на компьютере — так, имя, адрес, возраст. Погоди-ка, сколько тебе лет? «Сто один, дочка, — отвечает дедушка, — сто секунд прошло…» Сто одинов!», а она качает головой: «Нет, это невозможно. — Да, как это невозможно, моя принцесса? «Есть и сам дедушка», — заглядывает в документ. Сколько лет, все мои. Она позвонила пожилой тете, та приехала, залезла в компьютер и тоже зависла, как windows. Теперь они оба сидят и задумчиво смотрят на своего деда. Я даже не встал: «Товарищи, — говорю, — Айболиты, почему вы смотрите на него, как в планетарии?». Вы когда-нибудь видели столетних стариков? Тетя сурово нахмурилась. — Не беспокой нас, мужик, это работает. Ему не нужно вести карту, мы можем просто заполнить возраст пациента в новой программе цифрой с двумя грудями. Только до девяноста девяти. О! И к дедушке: — А если мы, дедушка, поставим девяносто девять? А вы, ради всего святого, всегда будете девяностолетним на компьютере. Дед только рукой махнул: — пиши, белая лебедь кто. Так они и сделали. Ближе и снова девяносто девять, иди, кума, любуйся! Ну, мы с дедом прошли все комнаты, вернули его соседу. «Возьмите его, — говорю, — ваш Маклауд, теперь он вообще не будет стареть, процедура омоложения по новой программе прошла.»
Для нерентабельных цыплят.
Тебе 12 лет, и ты еще не понимаешь, что значит заботиться о живой душе, но все твое существо требует — я хочу цыплят! И почему? А черт его знает! Итак, вы убедили своих родителей и бабушку в этом геморрое и отправляетесь на птичий рынок, предвкушая писк этих пушистых комочков. Вот вы и выбираете их, стараясь украсить стадо разноцветными (в будущем) и жилистыми голландцами. Поэтому вы берете их в дом своей бабушки, и теперь это часть вашего бытия, несмотря на то, что вы сами живете (хотя нет, спите) в сборном бетонном муравейнике.
Поэтому вы кладете их в ящик под огромный «рубин», обогреваемый некогда модной фиолетовой лампой, компенсируя мумией клана, но под руководством отца следя за тем, чтобы вы не перегрелись. Здесь они растут, крепнут, и вы переносите их в сарай, в тщательно подготовленный маленький коралл, который вы сделали из кусков фанеры, привезенных вашим отцом с завода. Ты шел на лесопилку к дяде, набирал несколько мешков высоких щепок, перешивал их через раму своим ржавым «париком» и относил в бабушкин сарай, надеясь, что твои одноклассники (и особенно одноклассницы)) тебя не увидят и не погрызут.
Но как же это здорово! Приходите в этот сарай и просто будьте там. Сложенное проникновение опилок между досками, висящее в паутине здесь — там. Плохо закрытая дверь, с которой начались ваши силовые тренировки. И повсюду история. История вашей семьи. В конце концов, этот сарай построил ваш правнук. Это позволило укрепить совесть. Огромный пол на полу со стрелками для вечной остановки в углу. Когда-то это было роскошью! Теперь о барахле. Между досок ржавым зазубренным серпом, и вы понятия не имеете, что с ним делать, кроме как вязать верхушки аквариума. Под верстаком стоят механические весы со стрелками, а рядом — мельницы. Вы не совсем понимаете, что это за вещи, где они находятся и почему, но вы чувствуете, что это ваш мир. Этот мир пахнет вытесненными опилками и старым деревом, освещен теплыми тонами сорокадвухфутовой лампы, а теперь еще и озвучен пищащими курами, которые готовы поспорить с вами о том, кто здесь хозяин.
Но хозяйка здесь — пастух Лаида. Но он на цепи, зверь просто потрясающий. Кроме того, время от времени эта цепь рвется под его могучим давлением. После этого — держитесь за цыплят и всех незваных гостей! Она выкопала несколько цыплят, одного буквально вытащила за зубы. Вот посмотрите на эту кусачую слизь, через которую она глотает потоки воды, и наполненные слезами глаза. Вы получаете от бабушки коробку фурацилина, сделанного из йода, бинта и ваты. Предоставил бутылку водки из холодильника, иголку и нитку. Они говорят вам — утонули и не мучают живых существ. И вы не можете. Вы промываете рану водкой, распутываете там нитку, греете иглу над газовой плитой (да, вы насмотрелись фильмов) и зашиваете разорванный зоб, заливая все сверху йодом. И цыпленок живет еще несколько дней, удивляя всех взрослых. Но время летит, а жизнь, как и смерть, неумолима.
Они быстро подрастают, превращаются в красивых птенцов и теперь гуляют во дворе. Они перестают пищать и постепенно превращаются в птенцов. Это потрясающе! Был всего один желтый пищащий комочек, а теперь он приобрел все цвета радуги и каким-то образом даже заслужил гордость! Вы радуетесь, когда они устремляются к вам с прерывистыми куриными голосами и буквально выхватывают друг у друга то, что вы им принесли. Вы чувствуете себя нужным, возможно, даже впервые в жизни, и это согревает вашу душу. Вы понимаете, что для кур нет лучшего лакомства в мире, чем дождевые черви, и в поисках этого лакомства для них вы выгребаете всю компостную кучу под плохо спрятанными мотыгами вашей бабушки, которая приготовила этот перегной для драгоценных помидоров.
Вас не беспокоит, что теперь вам придется убирать за ними каждую неделю, а запах куриного навоза не вызывает спаржевого «фух». Скорее, это запах особого комфорта. Регулярные походы к дяде Борхе для бритья — это нормально, потому что он веселый человек, и даже если он будет смеяться над вами, вам понравятся его шутки. Тебе нравится заботиться о своих новых питомцах и бегать здесь после школы, даже если тебе приходится наверстывать упущенное ночью. Это природа, ее мать такая. И он притягивает вас к себе еще до того, как вы огрубеете и покроетесь трещинами от урбанистичности. Пока ты счастлив.
Наступила зима. Бросив рюкзак в бабушкиной прихожей, натянув изъеденную молью дубленку деда, похрустывая ногами отца по свежевыпавшему снегу, вы входите в этот сарай. Ваш сарай. Вы приветствуете кур, которые сидят на своих насестах, прижавшись друг к другу. Вас не волнует их интеллект. Вы думаете, что понимаете их, а они понимают вас. Вы берете в руки маленького цыпленка (а они могут быть нервными!). Согрейте его своим дыханием, почувствуйте, как бьется его сердце. Вы заглядываете в половинки старого чемодана, где устроили их гнездо, в поисках свежеснесенных яиц. И это не имеет значения! Им не понравился чемодан, от которого пахло то ли нафталином, то ли формальдегидом. Им удобнее на сеновале. В конце концов, здесь есть гора душистого сена. И вы согласны с цыплятами! В такое сено вы и сами готовы броситься, если сможете. Сено правильное, зеленое, высушенное в тени и, конечно, с клевером, который придает особый сладковатый аромат. Я бы сам его сжевал! ))
Как только вы пережили холод, больше не нужно ждать лодочных потоков. Вы прислушиваетесь к курильщикам в своем купе — но не начнет ли кто-нибудь квакать? Когда вы находите сову, вы кладете под нее шарики побольше и разговариваете с ней более серьезно. А потом! В конце концов, это будущая мать семейства. Строгий, но справедливый. Вы делаете пометки в календаре и с нетерпением ждете этого. И вот оно. Счастье! Вылупился! Один, другой, третий. Осторожно снимите скорлупу, стараясь не потревожить оставшиеся яйца. I. Цикл повторяется.
Рентабельность? Нет, черт возьми. Но простое детское счастье — это 100%. Это эмоции, за которые стоит платить.
Пока что под впечатлением от посещения салона сотовой связи, не буду говорить какого, а то обижусь на хорошее. Хотя я не решил там свою проблему, но я не считаю эти несколько минут потерянными, я стал свидетелем момента прозрения, Сатори если. За час до закрытия я пошел в отдел своего оператора сотовой связи. В очереди не было ничего удивительного, был бесплатный столик, за которым сидела одна из сотрудниц, согласно бэджу на груди, ее звали Юлия. Шатенка лет двадцати — двадцати двух с забавной мальчишеской стрижкой и огромными карими глазами, улыбаясь, сосредоточенно смотрела на лист факсовой бумаги. Я поздоровался и спросил, могу ли я присесть, девушка провела кивком в направлении кресла, затем внимательно посмотрела мне в глаза и вместо ожидаемого: «Чем я могу помочь?». Неожиданно она сказала: «Вы такой серьезный… Я, наверное, знаю, что вам может помочь — расслабьтесь и улыбнитесь. Например, для вашей дальнейшей жизни, извините, я не знаю… Если честно, то хороший совет меня бы не остановил. «Я немного упала, — грустно вздохнула девушка и продолжила. «Как часто вы чувствуете, что то, что вы делаете, для кого-то является бессмысленной ерундой?». Девушка вздыхала хуже прежнего. — «Скажите, честно, вы бережете свое сердце, неужели вы думаете, что должны потратить год своей жизни, двенадцать драгоценных месяцев, на работу в скучной телефонной компании — это безумие и обрезание жизни, такой прекрасной и такой короткой? ‘ Если бы в ее глазах не было поезда Т — веселья, то пришло бы время испытать себя на сожаление о плохом поступке. Я не успел до конца осознать сказанное, когда девушка встала, сняла пальто с вешалки, стоявшей рядом, надела его, затем взяла со стола листок бумаги, на котором мелким почерком было написано — заявление об увольнении. В другой раз она пристально посмотрела на меня, подмигнула, протянула листок и попросила сделать все в соответствии с листком. Почитайте, чтобы его передали управляющему этой богадельни. Затем она послала воздушные поцелуи всем присутствующим, повернулась и улетела куда-то в новую жизнь. Это было интересное заявление. Я не помню его, там вкратце говорилось о душевной травме, возникающей в результате осознания тщетности существования в этом филиале земного ада, о прозрении, и о том, что все эти «Матери Джулии» совсем не об этом. Я рос годами, леча диатез у мудака. Я отдал заявление менеджеру, удивленный таким неожиданным поворотом, он вообще не понял, кто я такой, на всякий случай заверил меня, что это не политика компании — разгонять таких ценных сотрудников, мол, если она захочет вернуться, я всегда пожалуйста. Хотелось бы верить, что с ближайшей подругой Джулии все будет хорошо.
Я расскажу дикую историю. Я советую слабонервным.
В 2003 году я приехал в отпуск из Чечни в Белгород. Многое в этом городе связано со мной, почти родное. Приехав, он сразу же пошел в священники, названные в народе богатым словом — Б..да!
Возвращался он от красавицы поздним осенним вечером, через сортировочную станцию. Кто знает Белгород — эта станция находится в круизе. Он срезал проход под автомотором на проходной и увидел, как стоящий на складе и бледный, похожий на сметану сцепщик мечется вокруг крайней машины и дико кричит в рацию на водителя. Поэтому он срочно вызвал скорую помощь.
Мое сердце, согретое алкоголем и красивой девушкой, не позволило мне пройти мимо равнодушно. Я спросил, в чем дело? Клатч меня смутил тем, что они кого-то перевезли, но он дико боялся крови и не видел кого!
Я взял у него фонарик и отошел в тень от моста, откуда раздался глухой стон. Все еще приближаясь к лежащей на рельсах фигуре, я почувствовал сильный запах испарений. Чтобы вы поняли, насколько сильным был запах, напомню, что я сам был шестеренкой. Оказалось, что пьяный мужчина решил не ждать, пока проедет товар, и залез под машину. В этот момент начался товарняк, и рука мужчины оказалась под рулем. Короче говоря, рука распухла чуть выше локтя.
С помощью его пояса я наложил жгут на крестьянина, и он, Зарев, окончательно отключился.
Весь в крови, я вернулся к клатчу, который теперь нервно переминался с ноги на ногу, и к тому времени, когда он увидел меня всего в крови, мой глаз начал нервно дергаться. Прикурив сигарету, мы некоторое время молчали, а потом мой впечатлительный знакомый вдруг заговорил, что он не христианин, что у него рука валяется. Например, скоро дети пойдут в школу, и они смогут видеть, а собаки смогут его таскать.
Согласившись с его доводами, я снова взял фонарь и, примерив луч фонаря к балке насыпи, пошел вдоль путей. Клатчмен нервно спросил меня около пяти раз: «Нашли?». Я ответил: «Еще нет!»
Надо сказать, что в то время я с перерывами служил в Чечне более трех лет. У каждого был шанс увидеть достаточно. Даже цинизм, присущий работникам морга и всей похоронной сферы. Короче говоря, когда я откопал руку, отрубленную безжалостными торговцами лучом фонаря, затем схватил ее за запястье, поднял, поднес к ней фонарь и сказал: — Найди! Вот он!
Плохое соединение в ту же секунду заблокировалось при обмороке. И некоторое время я стоял в растерянности, размахивая рукой и фонарем. Неплатежеспособный встал. Из него вышли фельдшер и врач. Удивленными глазами они изучали всю сцену, бесчувственные тела полицейского и страдальца. Изливаясь, фельдшер произнес эпическую фразу: — и взять одного из них? Представьте себе, что они видели. На рельсах лежат два тела, а я в центре с рукой и фонарем! Клатч был уже в сознании. Необходимо было быстро доставить мужчину в больницу, он потерял много крови. Кстати, потом он понял — он выжил и даже, кажется, живет. И я вспомнил эту историю сегодня не просто так. Десять лет я не был в Белгороде, но решил приехать на эти праздники. А сегодня он прошел под тем же мостом по тропинкам!
История. Давным-давно в этой стране, на ее Среднем Западе, жила компания «Орел». Он имел дело с различными близлежащими производителями предприятий: писал различные программы, устанавливал и сопровождал. И это была часть большой компании, с филиалами по всему миру и главным офисом на родине принца Гамлета. Несколько десятилетий назад компания начала расцвет, который продолжался десять лет. Но постепенно таких компаний стало много, а клиентов для нее — наоборот, мало. Ну, или, во всяком случае, они так сказали. В последние годы компания выживала в основном за счет годовых контрактов на обслуживание. Это когда клиент платит деньги один раз, а потом целый год издевается над сотрудниками компании, как только может, потому что его плющит. Да, и деньги по сравнению с прежними миллионами — это слезы. И он работает в этой компании, допустим, Паша. Вы правильно догадались: это племя ни в коем случае не навахо, а совсем наоборот. Наш. В конце 1990-х годов Паша приехал в страну орла из России: согласно межконфессиональному переводу, в качестве программиста. Ослицу, она привыкла к этому, в компании очень ценили за скорость и качество работы — никто не мог с ней сравниться. Но в то же время они не особенно продвигали Канцелярию — ведь Басбол-паша ненавидел все это дело нутром, не умел подлизываться к начальству и вообще: что такое управляющий, с его кружкой райзана? Так за два десятилетия Паша дорос до руководителя службы технической поддержки: по сути, главный программист, который плавает вместе со всеми, но вдобавок еще и пишет всевозможные отчеты. Поскольку ты не часто бывал в компании, я решил, что Паше нужно плавать. Я нашел для себя другую компанию, которая еще не заменила всех своих программистов на славных сыновей Шивы. И зарплата там была больше. А потом Паша ушел с заявлением об увольнении директора, в пятницу после обеда. А директор сидит за своим исполнительным листом и грустит. Он посмотрел на Пашино заявление, покачал головой — ну, вот, говорит, вы уходите. И точно, через месяц-два наш филиал все равно будет закрыт, мы не приносим прибыли основной компании, одни убытки. Вместо этого у клиентов Skype будут разные гупты, которые будут ссылаться на свои кннгло. И надо было ждать Пашу, когда заявление будет подписано, а самому идти к себе — но что-то вдруг потрясло его. Он взял директора из его рук: «Месяц, скажем так? Хорошо». Он повернулся и ушел, ничего не сказав. А в понедельник он не вышел на работу. И во вторник тоже, и в среду. По законам страны, если человек не появляется на работе в течение трех дней и о нем нет никаких новостей, то он считается уволенным. Но в среду — Паша пришел в офис к восьми, глаза красные от недосыпания — и сразу в кабинет рядом с директором. И вот с порога, ни здрасьте, ни как сделать все правильно по делу (и еще спрашивают, что не продвигается в сервисе — политики вообще не знают!) «Я знаю, говорит, что послезавтра у нас заканчивается срок действия договоров *** — давайте я соберусь, чтобы оформить новый договор» И надо сказать, что эта компания А*** была клиентом, особенно неприятным даже на фоне всех остальных. А сотрудники любили над ней посмеяться, ну она просто требовала и почему-то платить она наотрез отказывалась и даже требовала вернуть то, что заплатила раньше времени. И каждый раз, накануне перезаключения контракта на новый год, ***-гон увеличивался в геометрической прогрессии: таким образом пытались выторговать что-то другое. А еще у этого клиента была очень жесткая служба компьютерной безопасности, которая заставляла всех сторонних пользователей при любой возможности вести себя не по-детски. В целом,
И у них не было бы дела с этим клиентом — но в головном офисе об этом не знали. Тогда режиссер махнул рукой и сказал: «Иди». Ну, ты все равно сдашься, мы все на тебя повесим, если что. Паша, услышав это, подстегнул продавцов. Там я дал необходимые инструкции — они зацепили сердце. Но, когда они позвонили директору, то поняли: все так и есть. И они сделали заказ. По сути, клиент пошел на подпись, а в ней — цена услуги, против течения, увеличилась в пятнадцать раз. Вдобавок к этому вставляются всевозможные условия, чтобы клиент платил за каждый лишний чих. Заказчик получил контракт — и был, мягко говоря, удивлен. Он сразу же позвонил директору — и сказал, мол, наш начальник отдела сопровождения г-н Пол занимается договором, позвольте мне соединить вас с ним. Клиент удивлен еще больше: он не привык к этому, поэтому его лицо упирается в стол. Он немного покричал и наконец бросил, мол, я не буду ничего продлевать, даже если вы предложите мне цену в доллар сейчас, и я всем расскажу, какой вы крутой. OK. Проходит еще один день, наступает послезавтра, и наша компания ничего не должна этому клиенту. И — ровно восемь-ноль-ноль — позвоните снова. Здесь клиент не кричит, не вопит, а просто рычит. Оказывается, пять минут назад все компьютерные системы его славного предприятия — вдруг выстроились в длинную очередь. И никто не может оживить их никакими силами. Естественно, клиент подозревает, что наша компания как-то замешана в этом, и угрожает Карасу из Египта. А директор ему отвечает: мы бы вам помогли — но, вы же помните, договора нет. А без договора мы можем только если предоплата составляет XX тысяч долларов, у нас уже такая корпоративная политика. И да, вы знаете, что банковский перевод все еще продолжается — так, может быть, вы кредитная карта? Ну, или деньги, мы можем принять. Кажется, это отвлекло клиента от такой наглости. Я повесил трубку. Пятнадцать минут спустя — другой голос в трубке. Известная юридическая фирма сообщает, что его только что наняли для защиты интересов клиента, поэтому они немедленно направляют официальное требование, но еще до этого настоятельно просят прекратить глупости и сделать все как было, ПЛЮС заплатить им за труды — тогда, возможно, вы, дорогие компьютерщики, не очень болезненно выиграете. Я имею в виду, что размер претензий будет меньше. Директор снова вежливо отвечает: «Пожалуйста, обсудите этот вопрос с нашими юристами». И он дает им номер. И номер телефона этого очень крупного адвоката в городе желтого дьявола. Такие, которые обычно защищают различных политиков и знаменитостей — и принимают гонорары, сопоставимые с годовым доходом нашей компании. А потом судебный процесс: месяц, другой, третий. Все это время директор ходит по кабинету белым по белому. И он очень внимательно наблюдает за Пашей на встрече. А Паша — лепит для себя, как и раньше, а она, как и положено, представляет свои главные отчеты. Он никуда не уехал, остался на месте и даже отказался от зарплаты. Но о последнем знает только режиссер. Итак, по истечении трех месяцев — суд выносит приговор. В случившемся нет вины нашей компании, инцидент произошел полностью по вине клиента. Мы плохо ухаживали за их системами. Соответственно, с них — компенсация нашей компании за ущерб деловой репутации. Клиент — в шоке, для него дело неожиданно обернулось банкротством. Которая разворачивается в обратную сторону всего за несколько недель — и новым владельцем клиента становится тот самый адвокат из города с желты м-removal, который через некоторое время успешно перепродает его.
Еще одна интересная деталь: главным доказательством невиновности нашей компании стала как раз служба IT-безопасности заказчика: они, как ни старались, не смогли найти следов взлома или каких-либо подозрительных закладок в программном коде. Все было чисто, как слеза ребенка. Дошло до того, что Сат сам начал подозревать — и они стали главными сторонниками теории «она сама». Ну, а наш клиент, получив заработанные деньги, начал рассылать новые контракты всем своим клиентам, которые подходили. Также с сильно возросшей стоимостью обслуживания. И другие тоже сначала удивились — но потом подумали. В целом, согласие на эти условия обошлось дешевле. И самое главное: все исключительно добровольно, просто все вокруг умные и понимающие. А наш паша — стал вице-президентом компании, получил опцион на акции и даже самый главный босс со стороны главной принцессы — лично прилетел его поздравить. Потому что такие ценные сотрудники не лежат на дороге. Знаете, что ему помогло? Конечно, дружба. Ну, во-первых, в 90-е годы, еще когда Пашка был студентом Политехнического радио «Фокус», он был закадычным другом Коли и Михи, таких же программистов. Именно об этом Паша впервые вспомнил в ту пятницу, когда чуть было не уволился. Я нашел обоих в социальных сетях: компьютерные времена не изменились, только теперь они делали такие вещи, о которых не принято говорить вслух, а их работодатель был адекватен. Но Паша не отказался от этой услуги — особенно после того, как Паша намекнул им, что знает президента одной ужасно вредной компании, которая, по слухам, хранит персональные данные об их оффшорных счетах. Паша увидел это краем глаза, когда однажды пришел к президенту со сломанным принтером, чтобы поменять его. А еще я вспомнил Пашу для Юрика и Толика. В те же 90-е годы они стремились к граниту правоведения в университете, где был один с политехом. А потом они решили создать биржу — и Паша помог им с компьютерами. А потом на них наткнулись бандиты — и Паша сделал вот такое маленькое устройство, которое отправило главаря этих бандитов в космос, правда, в виде маленьких деталей. В общем, Паша отвечал Паше, но денег за свой труд не брал, все говорил: вот станете здесь крутыми адвокатами, тогда и посчитаемся. И Юрик, и Толик стали ими. Только не дома в Ейске и даже не в Москве — а в самом большом городе страны орла, где много богатых политиков и знаменитостей, которым нужна юридическая помощь. Но, что характерно, старые друзья не забыли. И когда Паша в субботу днем, прямо из аэропорта, после трехчасового перелета, поскольку он не был конфликтным и онемевшим, с порога позвонил адвокату — такие дела не обсуждаются по телефону — его выслушали, его выслушали, и его предложение приняли. С другой стороны, работа была несложной, но последний раз они занимались ею в России. Ну, тогда — все как по нотам. Окружной судья, навязавший себя усилиям адвокатов клиента, внезапно покончил жизнь самоубийством. Вместо него за дело взялся другой человек, который не знал клиента. Сатт, решивший разобраться с доказательствами, также внезапно передумал. Почему это так — никто не знает, и те, кто утверждает, что к ним приходили какие-то странные люди с очень неназванным лицом — они лгут, позорно лгут. Ничего подобного не было. Вот вам история, ребята. Хотя, возможно, я вам всем солгал. Я известный рассказчик.
И вернемся к старым законам и судебным процессам в США. Я люблю историю и иногда натыкаюсь на интересные случаи из прошлых времен. Одним из них я хотел бы поделиться. Предупреждаю — будет много букафф, извините.
«Богу — Богово, кесарю — кесарево».
Эпиграф: «В этом мире ничто не может быть абсолютно определенным, кроме налогов и смерти» (Бенджамин Франклин).
В середине XIX века в Соединенных Штатах появилось множество религиозных сект, движений и течений. Мормонизм, например, сегодня имеет миллионы последователей. Были и другие, большинство из которых исчезли. Один из них называется миллеризмом, который, по сути, является ответвлением адвентизма. Их религиозные взгляды не важны, главное, что у них был своеобразный лидер — Питер Армстронг.
В 1840 году этот Питер и его жена Ханна жили в Филадельфии, где он владел небольшой бумажной фабрикой. После «Великого разочарования» 1844 года, когда Мессия больше не появился, Петр решил, что жить среди неверующих слишком тяжело. Он решил приобрести участок земли вдали от грешных мирян и основать колонию для истинных верующих, которые были готовы следовать за Петром, потому что он «знал, как это делается». Он продал фабрику и использовал все свои сбережения для покупки участка площадью 6 квадратных миль в округе Салливан на севере Пенсильвании. Сейчас это захолустье с населением около 6 000 человек во всем округе, но тогда это была практически пустошь. Но это было именно то, чего хотели Петр и его последователи, — уединенное место вдали от пустых взглядов.
Миллеры решили основать город. Они нарисовали карту, отметили место для храма, разметили участки и официально зарегистрировали документ в окружном центре. И они придумали красивое название для города — Селестия. План был прост — ждать Мессию в этой Селестии, но пока его нет, чтобы позаботиться о домашнем хозяйстве. Конечно, Селестия выглядела красивой только на бумаге, но в реальности это была деревня из нескольких домов, амбаров, дворов и, конечно же, церкви.
В течение многих лет миллериты вели тихую жизнь. Никто их не трогал, потому что в США очень терпимо относятся к религии, главное — не мешать соседям, и все будет хорошо. Но в 1861 году мир рухнул, и началась Гражданская война между Севером и Югом. Она оказалась очень кровавой, и требовалось все больше и больше солдат. Поэтому Север объявил о проведении лотереи, и несчастливый номер выпал Чарльзу Расселу, одному из немногих последователей Питера.
Тогда можно было оплатить вызов легально, но стоимость составляла около двух годовых зарплат хорошего мастера в большом городе, очень большая сумма для сектантов. Деньги деньгами, но собственную душу надо как-то спасать, а не ввязываться в скучные дрязги мирян. И тогда Питер решился на отчаянный шаг — он написал письмо самому президенту Линкольну. Послание гласило примерно следующее: «Дорогой президент, мы религиозные люди и очень заняты ожиданием Мессии. В целом все ваши конфликты не стоят и гроша. Наш брат Чарльз совсем не хочет участвовать в этом блуде, поэтому по религиозным причинам мы просим освободить его от службы. А на почетную роль мишени для пуль Конфедерации ищите других кандидатов.
Шансы на то, что Линкольн получит письмо, минимальны, поскольку его письма отправляются в пакетах и коробках. Но, возможно, жители Селестии хорошо помолились, а может быть, просто на удачу, но Линкольн все же прочитал просьбу. Более того, он посочувствовал и приказал отстранить Чарльза от службы и вообще не прикасаться к миларам.
Это, конечно, было большой удачей, но затем Питеру пришла в голову еще более радикальная мысль. «Поскольку нам подходит сам президент, мы должны бить в набат, не отходя от кассы. Мы также не поддерживаем войну, любые мирские ссоры и раздоры». Вдумчиво. Он написал письмо в Конгресс и заявил: «Мы — мирные странники и отшельники в пустыне. Не считайте нас частью Пенсильвании. Каким-то образом мы сами по себе. И мы собираем налоги с кого-то другого».
«Привет!» — проворчали в Конгрессе, прочитав сообщение. «К счастью, нам просто не хватило очередных сепаратистов. Все равно денег кот наплакал. Никакой торговли, Англия и Франция воюют на наших глазах, теперь мы поддержим южан. выступление и в самом сердце севера. Разве вы не видите края там, в Пенсильвании, или что-то в этом роде? Разберитесь с маргиналами».
Вы должны понимать, что в те времена в Соединенных Штатах не было подоходного налога. Федеральное правительство жило в основном за счет импортных тарифов, акцизов на алкоголь и налогов на наследство, а правительство штата — за счет налогов на имущество. Кроме того, по большому счету, любой сепаратизм является полным. Это означало, что денег не хватало, поэтому восстание было очень серьезным делом, и нельзя было создавать прецедент ни в коем случае. И правительство Пенсильвании, получив от федералов цедулину, спустило дело ниже, на уровень округа. И округ теперь отдал стратегический приказ налоговым преступникам и дал команду: «Разберитесь с этим».
Сборщики налогов прибыли в Селестию и громко и четко заявили: «Поднимите налоги на недвижимость». «Ада два», — возразили миллериты. «Мы четко написали федералам, что вообще не хотим общаться с вами, придурками. Уходите и не трудитесь ждать Мессию». «Мы ничего не знаем», — огрызнулись налоговики. «Вы даже можете писать письма турецкому султану. Сейчас все пишут, грамотные. Но по документам, ваша земля зарегистрирована на Питера и Ханну Армстронг. Это означает, что он находится в частной собственности. У нас есть право собирать налоги. Так что катайтесь на долларах и не злите нас, у них есть кому их портить».
Питер и Ханна были подавлены, правда, с одной стороны, они действительно зарегистрировали землю в округе и платили налоги раньше, что означает, что они действительно признавали закон и правила. С другой стороны, я действительно не хочу платить налоги. Питер потер свой член о нос и придумал, как ему казалось, самое сложное решение. Он и Ханна предстали перед окружным судьей и официально заявили: «Мы передаем все права на нашу землю Творцу и Господу нашему, Владыке неба и земли, и Его преемнику в лице Иисуса, Мессии, для дальнейшего использования и во веки веков». И они попросили, чтобы этот договор дарения был официально записан и зарегистрирован.
В результате этого соглашения правительство округа пришло в упадок. И, честно говоря, жаловаться не на что. Земля находится в частной собственности, они имеют право подарить ее кому угодно в любое время, официально нет никаких причин не перепланировать землю. Нет возражений и со стороны получателя подарка. Что делать — переписали землю на Господа — и деньги. С кого мне теперь брать?» — простонал налоговик. ‘А от Пушкина, тьфу, от Господа получишь!’ — нагло сказал Петр и гордо удалился.
Ситуация с точки зрения местных властей развивалась AHA. По закону нам не у кого было просить денег, мы пошли кривой козой. И самое главное, какой бонус. Кому и что теперь делать? Здесь необходимо возродить смуту, но только легально. А окружающие, вроде как быдло, действительно фишку ярко просекли и появились лозунги «Всех записываем в миллериты», «Будем верны заветам деда Петра» и «Селестия — мать порядка». Схема быстро сложилась: тебя называют миллеритом, ты поселился в Селестии, не платишь налогов и ничего не боишься, как разрешил сам президент. А хитрые ребята, конечно же, заливали офшоры и смело показывали правительству фиги и другие неприличные жесты.
Смута и наводнение начались не только в округе, потому что слухи о лае поползли по всему штату, что само по себе было хуже некуда. Чиновники из далекого Харрисбурга (столицы штата Пенсильвания), узнав об этом неприличии, искренне спрашивали местных бюрократов: «Ну и зачем вы туда едете? Здесь каждый доллар на счету, а вы играете в Цацки». Местные жители только неловко ворчали: «Как? Мы бы рады, но мы не можем творить беззаконие. За призыв по приказу президента миллеритов не трогать. И у кого что брать?» «Проблемы ковбоев шерифа не **т. Выбирайте как хотите, но что бы деньги были». Государство ответило.
Первым делом, вам нужно назначить крайнего — пусть он будет основным налоговым инспектором округа. В его епархии беспорядки, он решил и эту проблему. «Большое спасибо», — прорычал инспектор и почесал Лиссин. От нечего делать я отправился изучать законы. Пыль в архивах проглотил, прочитал законы, подумал, а потом лукаво улыбнулся и сказал: «А у нас есть винтовой болт на хитрой заднице Миллера». На следующий день он и его подчиненные явились в Селестию.
— «Что у них есть?» — спросил Питер. — «Что?» Генеральный инспектор по налоговым сборам был удивлен». — «Ну, собирайте. Покажите красавчику, на что вы способны», — насмехались миллериты. На что главный налоговый инспектор медленно достал лист бумаги и прибил его к двери церкви. — «И что это за непристойность?» Жители Селестии были возмущены. — «Ничего особенного, не обращайте внимания. Проще говоря, призывая, мы вызываем Господа на суд. Вы дали ему землю, так что вы это знаете. Скажи ему, что суд будет в четверг» — «Ни черта о себе» — нахмурился Питер. «Да, я никогда этого не видел. Как мне отдать его?»- «Где живет Господь?». Налоговик усмехнулся. — «Господь во всем и везде. В траве, в деревьях, в небе, в лесных существах и в человеческой душе», — начал проповедовать Петр машине. — «Отлично, — перебил инспектор, — значит, вы обязательно увидите повестку. Если он не может прийти, пусть представитель пришлет его».
Петр и подвижники вошли во двор. — «Итак, истец, в чем суть обвинения?» Судья повернулся к Токару. — «Все в порядке, как яблоко, ваша честь», — сказал главный налоговый инспектор. «Бог владеет нашей недвижимостью здесь. Он должен платить налог, а не вы.» — «Вы серьезно?» Судья был обманут. — «Больше, чем ваша честь. Мы живем в правовом государстве. Закон един для всех, и нам, его рабам, и самому Господу, он прославлен во веки веков. В законе прямым текстом сказано: «Каждый землевладелец ОБЯЗАН вовремя платить налоги на недвижимость. Закон не предусматривает исключений для Господа. Поэтому он должен платить. » — «Позвольте мне, — вмешался Петр, — я хочу кое-что сказать. это Господу и Сыну моему. Кстати, все официально. » — «Отлично, но теперь это не ваша земля. «Инспектор также был исправлен». Что у вас есть для этого? » — Судья заметил: «Земля не ваша. У вас есть письменная доверенность, подписанная лордом и нотариусом, на представление его интересов в суде? » — «Нет», — собрался бледный Петр. -» Превосходно. Тогда не вмешивайтесь в процесс, или я прикажу Бейлифу поместить вас, и я могу оштрафовать вас за неуважение к суду вообще. Ответчик явно получил повестку и не явился в суд, ваша честь «Хитрый налоговик улыбается. -» Вы абсолютно правы. «Судья уступил». Таким образом, Господь автоматически проигрывает дело. Закон есть закон, он един для всех. Я объявляю решение о неуплате налога на имущество о конфискации земли Господом и передаче ее в собственность округа. Господин шериф — В соответствии с законом, вы проведете публичный аукцион. Господин из «Созвездия», если жители конфискованной земли не покинут ее добровольно, вы можете распорядиться ими по взаимности, также в соответствии с законом. Приговор был объявлен, судебное разбирательство закончилось. «И судья ударил молотком.
Питер и Ко, конечно же, были возмущены и застонали. «Как это? Господин судья, вы религиозный человек, хотя и не миллер?». И в ответ: «Что я могу сделать? Я сужу только по закону. Кстати, я дал клятву на его священной книге, что буду честно соблюдать закон, так что я слежу».
— А вы, шериф? Может быть, дать отсрочку? Питер умолял. «Ah, my dear ‘sheriff’ in God we trust, but everyone else pay cash.» (То есть, мы доверяем Богу, но все остальные платят наличными. «Ну, бесполезно было просить десяток детей и просить неплательщиков выгнать их работать и играть.
Естественно, всех выгнали из города, оценщики установили цену, и шериф выставил Селестию на публичные торги. Питер схватился за голову, собрал все свои деньги, позвал кого мог и отправился на аукцион. Землю пришлось купить, потому что остался дом, сараи, хозяйственные постройки, словом, все. Питер выкупил землю обратно, но только по цене, которая с годами росла. Он был в восторге, но шериф спокойно сказал: «Вы, дорогой покупатель, должны взять на себя весь предыдущий налоговый долг лорда, плюс судебные издержки, плюс штрафы, плюс ежегодный налог. Извините, таков закон. Да, и, пожалуйста, не забудьте позвонить в магистрат и заплатить за новый дизайн бумаги. Поздравляю, вы снова владеете Селестией. «
В результате Петр был в долгах как в шелках. Он пытался взыскать деньги с Целестианцев и сторонников, но, на удивление, не очень-то превозносил себя в качестве миллерита. И надо платить налоги, и призыв отменяется на время войны, то есть окончания. Почти все люди бежали, остались Петр, Ханна и несколько особо упрямых аскетов. Необходимо было раздать долги, заплатить налоги и создать мельницу миллеритов. Питер вскоре умер, а вместе с ним и Селестия.
Сейчас это густой лес, в котором с трудом можно рассмотреть остатки фундаментов. Но сказка начиналась так прекрасно. Возможно, древние были правы, когда говорили: «Не выделяйся, пока тихо».
Величайший врач России Боткин С.П., не слышавший о рентгене, ультразвуке и других медицинских исследованиях, применяемых в наше время, ставил один-два диагноза и никогда не ошибался. Кроме того, он всю жизнь учился, познавал, творил и делился открытиями с коллегами по семинару. Самое ценное, квинтэссенция его научно-практических исследований, сводится к тому, что исследование и диагностика обязывают врача рассматривать организм в целом, диагностировать не только болезнь, но и «диагноз пациента», лечить не только болезнь, но и пациента в целом. Именно Боткин создал учение о теле как целом, где следственная связь прослеживается во всем. Один пример его гениальности: однажды в выходные, ранним утром, позвонили в его квартиру, открыв которую, он увидел на пороге женщину подростка лет 12, просившую его дочь провести проверку, так как они ехали издалека и не могли задержаться в Санкт-Петербурге, чтобы попасть на прием в будний день. Боткин в пижаме, употребляя грубости, фактически послал их по известному адресу. Женщина вскрикнула, взяла дочь за руку, и они начали спускаться по лестнице, маршируя. Боткин некоторое время ухаживал за ними, а затем позвонил женщине и сказал, что девочка по месту жительства придет к врачу Земски и будет лечиться от «утечки почек». Именно этот диагноз подтвердился (из воспоминаний старой большевички, которой была эта девушка). Теперь с ним так не «обращаются». Под «лечением» я имею в виду не только УЗИ, рентген, уколы или что-то еще, а то, о чем совершенно забыли (или просто не хотят или не знают) современные врачи! Соберите историю болезни. Их, историй, две: ан. болезни и. Жизнь. И если по истории болезни можно услышать до 10 вопросов от врача (когда заболел, где сдавал, какая температура, стул и т.д.), то при сборе истории жизни современный доктор особо не заморачивается и может только спросить, болел ли он ветрянкой и были ли в семье шизофреники или туберкулез. На этом сбор данных заканчивается. И напрасно, потому что именно здесь лежат сами причинно следственные связи.
В далеком 197 году… Меня спасла врач от Бога, старая, за 70 лет, интеллигентная, заведующая министерством терапии Марта Леонтьевна. Спасают от постановки неправильного диагноза и, соответственно, от «исцеления» организма надуманной болезнью. Оказалось, что я, спортивный молодой человек, студент, который в жизни не лежал в больнице, стал замечать, что боли в лохмотьях в сердце, в основном, во второй половине дня, длятся по 5-6 часов. В регистратуре Марта Л. сказала, что у меня не было ни анализов, ни рентгеновского облучения, ни даже ЭКГ. И диагноз был и остается верным. Акцент делался на истории жизни (Anamnesis vitae — лат.). Она мягко расспрашивала меня: об образе жизни, питании, учебе — сколько пар, когда заканчиваются, что я делаю на переменах и т.д. Все оказалось банально студенческим, деньги в ружье, натуральное питание: ржаной хлеб-14 копеек, халва-1.20 руб/кг (растягивается на 4-5 дней), молоко-14 коп. пакет. И так каждый день, за редким исключением, падали и мясо, и колбаса, но очень редко. В перерыве — пирожок с капустой в столовой, на улице не было с 8,00 до 15,00. И, извините за медицинские подробности, такая еда просто вызывала обильное газообразование, при этом мне приходилось «терпеть» (я не выходила из помещения на улицу днем гулять), газ распространялся по средостению (? ), и все это давило на сердце. В этом и заключается вся «болезнь». Он начал правильно питаться, и проблемы прекратились со следующего дня до настоящего времени. Сегодняшние реалии таковы, что с такими жалобами наш Эскулапий не отпустит такую жертву, включенную полностью. С обязательными многократными осмотрами, обследованиями и консультациями (платными), тестированием, с назначением лекарств за многие тысячи шрамов, чтобы воздержаться от физических нагрузок (измена от спорта). В результате здоровый человек бросит спорт, будет принимать таблетки, убивающие печень, приобретет комплекс неполноценности. Вопрос еще и в том, из какого страха я поднял эту тему и даже Боткина втянул? Только на этой неделе мой друг получил в спину, он пошел к врачу/АМ (он ходил к нескольким, потому что привык выслушивать мнения нескольких специалистов для более точного определения правильности решения), посетил трех (можно сходить к десяти, заплатить и двигаться дальше). Вот что из этого вышло: Доктор #1: Д/З «Хир Ренер?». ДОКТОР № 2: Д/З «Международная невралгия» ДОКТОР № 3: Д/З «Ушиб мягких тканей спины. Ишиас? «Мой парень — хирург-травматолог, часто проводим время вместе — Btw, Теннис. И за чашкой чая я спросил его, куда все это девается: сочувствие, филантропия, ответственность и т.д. Качество врача. Его ответ продолжался долго, в его голосе чувствовалась усталость, разочарование, пустота. Он рассказал, как делает 2-3 скилл-бара в месяц и знает, что в Штатах такая операция стоит до 70 000 долларов, а его зарплата составляет 12 000 рублей, то есть около 200 долларов в месяц. А чтобы как-то заработать деньги, требуется куча обязательств, дома практически нет. А через год он вышел на пенсию, и все, что у него есть, это квартира на Копеке и «Вибурнум», да еще увеличенные узлы на ногах, от бесконечного стояния на операционном столе. И какая развязка с недовольными, списаниями и кампаниями в прокуратуре, судах. После инцидента он собрал человека, и тот утверждал, что шрамы остаются уродливыми, типа, можно было зашить раны более аккуратно. И он сказал еще много чего, но я ограничусь тем, что он сказал. Что-то случилось с нашим народом, с нашей страной, если врачи,
охраняющие физическое здоровье нации, учителя, охраняющие здоровье нравственное, спустились где-то против своей воли с пьедестала, того самого, на котором они стояли в советское время. Для меня, советского ребенка тех лет, врач, учитель и космонавт были синонимами слов честь, совесть, достоинство. Сейчас на пьедестале другие герои — тряпичники, воры, бюрократы и у них есть соответствующие синонимы, вернее, один синоним, который их объединяет — бабос.
Эпиграф — «Если друг вдруг появится» (В.С. Высоцкий).
Сейчас весь мир кричит от страха после просмотра фильма «Оно». Я хотел бы поделиться одной историей, также связанной с «этим».
Туризм был очень популярен в 1960-х годах. Может быть, повлияли песни Выбора, Высоцкого и Кукина, а может быть, людям захотелось адреналина, но тысячи туристов отправились в зимние и летние пешие, горные, велосипедные, водные и другие походы почти по всему СССР, от Алтая до Надыма, от Архангельска до Спасска. Мой отец не был исключением. Он тяжело и надолго заболел туризмом и поступил на отделение в институт. Редко проходил месяц, чтобы он не отправлялся в поход, хотя бы на несколько дней. Постепенно он заинтересовался водными путешествиями и стал опытным байдарочником.
После 4-го курса, когда у него уже был большой опыт, он сформировал группу для водного похода в Карелию. Не самый сложный маршрут, но достойный, сильная 3-я категория. Я стала собирать бумаги по разделам, и вдруг появился какой-то Женя. Он совершил несколько походов, но его отец никогда не ходил с ним в поход, хотя они, естественно, пересекались в общем кругу. Этот вундеркинд был активен, говорил умные слова, кипел идеями, бомбардировал фактами и светился эрудицией. Он сказал: «Как здорово, что вы едете в Карелию, я создаю группу и тоже хочу туда поехать. Когда вы собираетесь?» «Вот даты, когда мы планируем». «О, а потом мы, давайте соберемся вместе, соберем группы и будем иметь общее руководство».
Отправляться в долгий тяжелый поход с человеком, с которым вы раньше не ходили, очень глупо, но нет веских причин отказываться. Не в походном смысле. Папа подумал и сказал: «Посмотри, как все устроено. Если вы хотите пойти вместе, давайте пойдем. Но в кампании нет и не может быть двух командиров. Если хотите, занимайтесь всей бумажной работой, бухгалтерией и отчетной бюрократией, но командир кампании — я. Или мы пойдем разными путями. Этот кадр покачал головой, порычал, но согласился.
Кампания началась, и мой отец и ребята из его группы начали замечать странности. Этот Женя и несколько близких соратников из объединенного отряда ничуть не дрогнули. Как нести вещи, чтобы они брали их за мешок, гордо несли, любезно позволяя другим тащить все тяжелое. Вытащите байдарки из воды — сделайте это за нас. Топливо для костра — «фи», готовка — «ты сделаешь лучше», мытье посуды — «так у вас в отряде есть девушки», установка палатки — «ой, помоги, а мы пока колышки воткнем» и никаких разговоров о том, чтобы собраться утром вовремя. И самое отвратительное, что, несмотря на высокопарные слова, это существо и его подручные оказались очень плохими каякерами. Почему они оказались в кампании 3-й категории — уму непостижимо. У них был бы ПВД (поход выходного дня) для глаз и ушей. Они отстают с переходами, сбивают сроки, но с другой стороны, с оправданиями различных пробок — сплошное первое место.
А главное, без Жени было бы гораздо больше порядка. Конечно, он не поднял открытого восстания, но ребята оказывали дурное влияние. Отношения в отряде стали напряженными, и это еще хуже, потому что вы полагаетесь на такого товарища по кампании, как вы. Нужно было что-то менять, и каждый байдарочник поставил одного из испытаний из своей группы «капитаном» (т.е. сидящим сзади), а Женю и повлиявших на него матросов (спереди).
Жаль, что они добрались до Вигузера по реке. Обычно в походах, которые так делали, они добирались до озер и разбивали лагерь на берегу, выстраивали байдарки, проверяли все, ужинали, отдыхали, а на следующий день уже тратили силы на могучий бросок вдоль озера к нужной реке. Мы подошли в хорошую погоду, примерно в 16:30-5 часов вечера. Пора разбивать лагерь.
Застряли на берегу и вдруг Женя решила проявить самостоятельность «А давайте не будем сейчас отделять ребят от лагеря. Вот наше направление. Конечно, до реки мы сегодня не доберемся, но там есть остров. До него 3 километра, у нас будет время, чтобы добраться туда. И там, и там, и там, и там. Мы разобьем лагерь, а завтра сможем поспать подольше или просто выиграть полдня. ‘ Отец сначала возражал, мол, так не делается, все должны отдыхать, но потом Женькины друзья запели в такт: «Ты чего? Вы бросаете камень. Ну, зачем ты выставляешь себя командиром? Если вы не хотите идти со своими ребятами, давайте еще раз переправимся, еще раз переправимся, еще раз переправимся, возьмем байдарки, доплывем до острова и будем ждать вас там утром. » Тогда отец передал Слабину, что нужно подавить восстание на базе и действительно не хотел конфликта, потому что только группа стала работать слаженно. «Хорошо. Недели, так что отставания нет. Я буду первым. Все, чтобы не потерять из виду переднюю лодку, идите в хвост, если ничего другого нет, подавайте голос. Ну, давай».
Мы отошли на полторы мили и поняли, что остров находится гораздо дальше, чем кажется. А Вигозеро очень коварно, ветер налетал, раскачивал, а потом порождал дождь. Стало шумно, видимость пропала, и как-то быстро наступил вечер. И остров, который, черт возьми, не становился ближе. Конечно, они были на гребне, но они были измотаны до предела. Неудивительно, что они советуют вам, что вам нужен отпуск перед кастингом. Стиснув зубы, сжимал весла и проклинал все, что рвало жилы. Едва добрались до острова.
Байдарка была убрана, нам срочно требовался костер, а палатки нужно было ставить. Но перед этим вы должны убедиться, что все присутствуют. Минуты тянутся как часы. Вот появилась одна лодка, затем другая, третья, четвертая. Где, черт возьми, последний? Кто там закрывался? А, мать-тележка. Эта жена такая же.
Лодка, капитаном которой был Боря, сильный, опытный парень, но без байдарок. Без минут 15, 30, час. Это плохо, очень плохо. Шторм на озере — это не шутка. Плюс темнота. Конечно, есть фонарики, но в них нет особого смысла. Отца хватает на самых опытных из его группы, а остальным он говорит «лагерь разбить, костер разжечь, приготовить, приготовить». Мы покидаем лагерь. Мы уходим». Мы сели в байдарку, взяли с собой фонари и отправились в шторм.
Они плавали в течение трех часов, разыскивая мальчиков. Они проплыли по острову, оставили почти половину того места, где плыли, кричали, ни черта не делали. Мы едва успели вернуться, уже без электричества. Плохо говорить отвратительно. Они прибили его на несколько часов, хотя это был адский сон с собакой. Мыслей мало, и все самые грязные. Едва рассвело, шторм плюх, отец снова с компаньоном в байдарке. Остальное — снова приказ: «Ни ногой из лагеря. Если вдруг появятся Боря и Женя, разведите большой костер, чтобы было видно издалека».
На этот раз они доплыли почти до устья реки. Ничего, даже щепок на воде. Они поплыли обратно, осмотрели остров, но огня нет, а жаль. Мы должны что-то сделать. Поэтому мы решили: «Сейчас мы отплываем обратно, мы снова обсудим ситуацию с ребятами. Здесь мы можем найти незыблемую, но, простите, некую лесную промышленность. Вам нужно вырулить и вызвать вертолет».
Они плавали и говорили: «Привет, я твоя тетя». Здесь она исчезает и садится вместе со всеми. «Почему вы бандиты, пожар не начался, мы добавили седых волос». «Ой, я закрутился, забыл, извините, извините». Отец чуть не убил их, но в душе они вспыхнули. «Как все это произошло? Куда он делся?» Тогда Женя и Прекрасная Речь проболтались: «Шторм, дождь, потеряли лодку из виду, подплыли к острову, но ее снесло. Мы решили провести там ночь, а утром обойти и найти вас. Они победили. Палатка, костры были разложены, все было в порядке. » «Хорошо, что все обошлось. Сегодня каникулы, мы проведем день на острове».
Отец потом видит, как Боря хмурится, особенно когда видит Женю. После обеда мы ушли, мы с Борей сказали. «Эта жена оказалась нашей сукой. Хороший пилинг, черт с ним. Почему вы думаете, что мы отстаем? Он сволочь, как потемнел и штурмовать начал, остыл и бросил шишку». «В смысле бросил?» «В прямом смысле. Он отказался плыть к острову, хотя был уже ближе к нему. Он бросил куличики, прижался к бортам и хныкал. Я уговаривал его и непристойные крылья, сидя и все такое. Видя, что» мы утонем Напрасно, что он напрасно, напрасно, напрасно. Я пошел с нами «и т.д., я греб один (вообще, опытный каякер на «месте капитана» может разминуться, но в шторм это очень сложно). Чуть не утонул. Мне пришлось вытаскивать ее из лодки на берег. Чтобы сломать палатку или вытащить вещи из лодки? Из двух? Он сидит ублюдок И жалуется, он винит всех в своих бедах. Я, конечно, все сделал, развел костер, поставил палатку, а утром этот парень начал писать — «Говорят, никто никому не рассказывает. Мы вместе, мы — команда. И так далее». Потом мы поплыли вокруг острова, и примерно через 600-700 метров вас нашли. Я убил рептилию. Я не хочу быть с ним. Вот и все. «
Отец задумчиво сказал: «Мы вместе вышли, мы вместе вышли, и нам нужно собраться. Мы никому ничего не скажем, чтобы не развалить команду. Но это уже будет другой разговор. ‘ У отца и Бори было скверное настроение, но поход закончился без дальнейших инцидентов. Правда, сам Женя понял, что дело не в этом, как только кампания закончилась, он тут же заявил, что ему срочно нужна Москва, и тут же вылетел отдельно.
В разделе туризма он больше не появляется. Да, и встречи, где после кампании они собираются и «бойцы вспоминают минувшие дни», тоже не состоялись. К концу его обучения отец лишь несколько раз приходил в институт и видел его. Они с Борей оба хотели поговорить по душам с Женей, но случай так и не представился. После института отец и другие мальчики ушли в армию с двухлетним ребенком, а он выпил Женю и исчез из поля зрения.
Друзья по институту разбрелись кто куда. Кто-то остался ни с кем, о ком сложилось определенное мнение. Конечно, их проверяли или вызывали, когда могли, но не часто, тогда не было ни Facebook, ни интернета. На встрече одноклассников, которых в течение пяти лет после окончания школы (т.е. через 6 лет после тех событий) мой отец не бил, родилась моя сестра. И десять лет ничего не получалось, а потом родился я. И пятнадцати не получилось, защита диссертации была. И он тоже не вышел за двадцать, мы уже паковали чемоданы в эмиграцию.
Минаха малко повече от 26 години (почти като във филма ИТ) и имаше още една среща за 25 години от дипломирането. Някой не можеше да пристигне, той не живееше да живее, но мнозина пристигнаха, и Бория беше. Вече живеехме в Съединените щати, така че бащата отново не беше на срещата, а на тези, на които бяха казани, че са видели Женя.
Оказва се, че е през 7 0-те години по партийната линия, става секретар на нещо и води нещо някъде. Отначало имаше п о-малък ранг, след това повече, след това още п о-хладни и дори 9 0-те години, които срещна в огромни редици. Сега той е голяма фигура, като сериозните политици се крият, избраха в Дума. Такое время от времени случается на телевидении: он говорит правильные вещи, но при этом стреляет фактами и блещет эрудицией. Он стал очень большим человеком.
И Боря сказал: «Это все, конечно, красиво, но все-таки мы напрасно тогда молчали, наверное, есть грех в наших душах. Мы не задушили это в зародыше, мы не разобрались с этим, они даже не сказали Somebody. Может быть, это было необходимо? » Кой знае, може би това е повлияло на живота ни. мина малко повече от 26 години (почти като във филма го) и имаше още една среща за 25 години дипломиране. Някой не можеше да пристигне, той не живееше да живее, но мнозина пристигнаха, и Бория беше. Мы теперь жили в Соединенных Штатах, поэтому отца на встрече не было, но те, кто был, говорили, что видели Женю.
Оказывается, в 70-е годы он был по партийной линии, стал секретарем чего-то и что-то где-то возглавлял. Сначала рангов было меньше, потом больше, потом еще круче, и даже 90-е годы он встречал в огромных чинах. Сейчас он — крупная фигура, за которой скрываются серьезные политики, избранные в Думу. Такое время от времени случается на телевидении: он говорит правильные вещи, но при этом стреляет фактами и блещет эрудицией. Он стал очень большим человеком.
И Боря сказал: «Это все, конечно, красиво, но все-таки мы напрасно тогда молчали, наверное, есть грех в наших душах. Мы не задушили это в зародыше, мы не разобрались с этим, они даже не сказали Somebody. Может быть, это было необходимо? Кто знает, может быть, это повлияло на нашу жизнь. Прошло чуть больше 26 лет (почти как в фильме), и была еще одна встреча выпускников, посвященная 25-летию со дня окончания школы. Кто-то не смог приехать, не дожил, но многие приехали, и Боря был. Мы теперь жили в Соединенных Штатах, поэтому отца на встрече не было, но те, кто был, говорили, что видели Женю.
Оказывается, в 70-е годы он был по партийной линии, стал секретарем чего-то и что-то где-то возглавлял. Сначала рангов было меньше, потом больше, потом еще круче, и даже 90-е годы он встречал в огромных чинах. Сейчас он — крупная фигура, за которой скрываются серьезные политики, избранные в Думу. Такое время от времени случается на телевидении: он говорит правильные вещи, но при этом стреляет фактами и блещет эрудицией. Он стал очень большим человеком.
И Боря сказал: «Это все, конечно, красиво, но все-таки мы напрасно тогда молчали, наверное, есть грех в наших душах. Мы не задушили это в зародыше, мы не разобрались с этим, они даже не сказали Somebody. Может быть, это было необходимо? Кто знает, может быть, это повлияло на нашу жизнь.
Считается, что мед обладает целебными свойствами и продлевает жизнь. Я знаю по крайней мере трех пчеловодов, которые дожили до глубокой старости. Особенно меня впечатлила история моего бывшего начальника. Я поступил в проектный институт в 1972 году. Заместителем руководителя был товарищ Н. Через некоторое время ему предложили вступить в партию. Затем он должен был быть назначен вождем. — Я еще не готов к такому ответственному шагу», — ответил Н., и его встреча была отложена. Но он был назначен начальником. Мероприятие было исключительным. Чтобы беспартийный человек был назначен главой департамента, он должен быть очень хорошим специалистом. И, самое главное, директор, который явно симпатизировал ему, назначил его, потому что он был единственным, кто не претендовал на эту должность, и его назначение стало компромиссом в долгой тайной борьбе. При назначении на должность начальника отдела он не пересел за стол предыдущего руководителя, а остался на своем месте. Они предложили ему хотя бы поставить на стол телефон, но он запретил: будет повод снова встать из-за стола. Наш отдел проектировал объекты для всего СССР, а также для Вьетнама и Индии. Естественно, как начальник отдела он ходил туда и сюда. Индийцы не хотели ставить советское оборудование на ряде объектов. Он был направлен с миссией в Великобританию, чтобы получить характеристики оборудования, приобретенного индейцами. После приезда из Англии наш отдел, как это было принято в СССР, был направлен в колхоз на воскресные работы. Старый вождь всегда посылал туда своего заместителя; Н. Но Н. никого не посылал на замену, а всегда выезжал в поле с отделением. У него никогда не было машины. Он десятилетиями носил один и тот же костюм и обувь. Он зарабатывал не плохо, но его жена и трое детей зарабатывали плохо. Он пришел в колхоз в повседневном костюме. «Да, я гулял по Пикадилли на прошлой неделе в этих туфлях», — сказал он, вытирая грязь со своих ботинок. Единственными его увлечениями были сад и пчеловодство. Нашему институту достался очень хороший участок под сады, всего в 25 км от города. Он построил там красивый дом. Был ли он образцом настоящего советского человека? Возможно, да, но. Соседи злорадствуют, что никогда не видели его жену на участке, но его заместителя часто видели на его участке. Я поехал в сад в «джигли». И он был в поезде. Однажды, когда он шел из сада к поезду с тяжелым рюкзаком, я остановился и предложил его подвезти. Он отказался. Я не хотел ни от кого зависеть. Я стал немощным стариком, мне сделали операцию на сердце, я ушел, а он все еще руководил отделением. Он перестал быть шефом, когда ему было всего 87 лет. В 90 лет он все еще работал рядовым инженером в своем отделе. Я редко, но бываю в деревне. Время от времени я вижу его с рюкзаком. Но я больше не останавливаюсь. Он никогда не садился в мою машину (сейчас у меня это уже третья машина после Копейки). Дорогой? Его лечебные свойства? Да, этот мед я ел по фунту. Целебные свойства находятся не в меде, а в пчеле. Именно содержимое, а не мед, продлевает жизнь.
Те из вас, кто знаком с моими рассказами, вероятно, знают о моей любви к собакам. Это очень давняя и сильная любовь, взаимная, я хорошо понимаю собак, и они для меня просто замечательные. Мы легко прощаем друг другу пощечины, случайные укусы, лицо в песке, сопящих пополам ящериц, бессонницу. А я был таким собачником — насколько я помню, я их с детства не боялся, пушил морду самым дерьмовым собакам на трассе, завел собаку от родителей в семь лет — короче, природная черта. И за всю мою жизнь была только одна собака, которая поселила страх в моем сердце собакопоклонника. В 1982 году Карелия, стройотряд в Лахденпокии, строим дома. (Я бы сразу извинился перед жителями этих домов, если бы не так, мужчины физтеха строят, в университете не учат на сруб строительного комбината.) Добираемся долго, на автобусе, едем по Пограничной зоне — дело хлопотное, нас часто останавливали, на отряд. Было дано разрешение войти в зону, одно для всех. Пограничники были серьезными, разворачивали людей — в этом году несколько нарушителей сбежали в Финляндию, им было не до шуток. Карельское лето на свежем воздухе, физическая работа, длинный световой день, близость Ладоги — это было очень хорошо, смею вас заверить. Одно но: купаться там было холодно, Ладога была холодной даже для закаленного Балтийским морем рижского Цагана. Спасением были небольшие лесные озера, одно из которых находилось недалеко от города. Хорошо было бежать туда после работы и, сбросив халаты, нырять в ласковую прохладную воду. Как-то довольно поздно вечером, в легких сумерках, мы решили искупаться. Плавать. И вот с берега команда, жесткая и короткая: на берег. Они повернули и поплыли к берегу. Мы плывем, одетые в одежду пограничников, с автоматами Калашникова, как и ожидалось. Уже выходим под их конвоем к одежде, велено предъявить разрешение на нахождение в пограничной зоне. Командир стройотряда находится в нескольких километрах отсюда, дядины охранники ломятся привести их к командиру, показать газету. А пока вы, арестованные студенты, шагайте вперед и не делайте глупостей. Да, ситуация, солдаты, пулеметы, нарушение границы. Но это было еще не самое худшее. С ними была собака, овчарка, все это время не сводившая с нас глаз, с низким горлом, выполнявшая одно из наших более или менее быстрых движений при одевании. Большие белые зубы и натянутый поводок, неумолимый, внимательный взгляд, готовый к действию — им не нужны машины. Она была оружием, собранным из спусковых крючков собак спецназа. Так я впервые почувствовал страх перед собакой, впервые в жизни и, надеюсь, в последний раз. Дошли до бумаги, самый большой из патруля сделал нашему командиру предложение нарушить пограничные правила, мы отпустили, все были свободны. Собака в одно мгновение расслабилась, ревность охранников покинула ее, внимательные глаза стали равнодушными, она зевнула и полностью потеряла к нам интерес. Солдат похлопал ее от Уизерса, она упала на бок, отдыхая. Солдаты занялись питьевой водой, отогнали собаку, а сами ушли на дальнейшее патрулирование. Я часто вспоминаю, как пастух укорял моих собак за отсутствие должного служебного рвения: вы лежите здесь, ленивые твари, пока ваши сородичи охраняют границы, находят раненых под развалинами землетрясений, штурмуют леди бен Ладен, работают со Слепцом и предсказывают приступы эпилепсии, а вы? И то, что мы отвечаем псам укоризны, у нас также есть услуга, жесткая, может любить вас, 24/365, вы знаете, как трудно любить вас. А ведь любовь — это еще и своего рода безопасность. Мы служим пушистым пограничникам вашей души! Хорошо,
Если да, то продолжайте.
Эта история произошла с моим другом Павлом много лет назад, в советское время. Сейчас мы разбросаны, но тогда мы жили на берегу Каспийского моря, в городе Баку. Он играл в одной секции по футболу, был на год старше. Его отец, моряк, был суровым, жестким человеком и передал ему свой мрачный характер и хмурый взгляд из-под бровей. Мать работала проводницей в поезде, мало занималась его образованием. Была еще бабушка, о которой, собственно, и рассказывается эта история, но она долгое время жила отдельно. Отец терпеть не мог свою тещу и не подпускал ее к внуку. В возрасте 10 или 11 лет Пол потерял сначала мать, а затем отца. К нему переехала бабушка, положительный, добрый человек, как она в шутку себя называла, помесь ЧК (четырех кровей). Единственный оставшийся родственник, которого мой друг так боялся потерять. В первую неделю он ударил девочку во дворе, потому что она сказала что-то о его матери. Отец девочки побежал к ее бабушке и стал жаловаться. Она обещала поговорить с ним, и мы не виделись с ним почти 3 дня — он был наказан. Как он потом рассказывал, она взялась за его сердце (слабое оно у него было или он им пользовался — не знаю) и стала упрекать его со своей обычной легкой еврейской интонацией: — О, сердце, о, я умираю, Павлик, ты ударил девушку? Она сказала своей матери. — Неважно, что она сказала, она хрупкая, маленькая девочка… — Она не хрупкая. — О, сердце… Ну, бабушка… Павлик, ты доведёшь бабушку до сердечного приступа. Сын моей дочери ударил девочку. Вы бы тоже ударили свою мать? — Нет, конечно, нет — Павлик, поверь мне, эта девочка станет чьей-то мамой. Никогда не смей поднимать руку на женщин, ты понимаешь меня, обещаешь мне? Павлик обещал. Он очень любил эту добрую, позитивную женщину, которая дала ему больше, чем его родители. Прежде всего, тепло и искренняя любовь. И он очень боялся потерять ее. И что еще хуже — оказаться в детском доме.
А на футбольном поле Полу не было равных в технике. За это он часто получал по ногам. Те, кто знал характер Павла, не трогали его. Но во встрече с иностранными командами обидчик получил гол, а Пол — красную карточку. Наш тренер, который видел в нем талант, но не мог повлиять на него, попросил его бабушку прийти посмотреть матч. Бабушке было трудно, но она пришла. Едва дыша, под нашими руками. Мы поселили ее в тени. Матч начался. Пол увидел свою бабушку и в тот день играл отлично, мы выигрывали, но к концу тайма уставшие соперники стали вести себя откровенно грубо и в конце концов в одной размолвке сшибли Пола на обочине. . Пол зарычал и не смог сдержать себя, защитник отлетел на несколько ярдов. Судья показал обоим красные карточки. Бабушка стояла, схватившись за сердце. Когда Павел ушел с поля, она закричала: — Павлик, иди сюда — бабушка, мне надо уходить… — Павлик, ты уйдешь только после моей смерти, иди сюда. Павел подошел к ней. — О, о, о. О, как мне плохо… О, я умираю… — Ну, бабушка. Бабушка перевела дух и закричала. Павлик, пожалуйста, скажи мне, почему ты ударил ту несчастную девушку? Павел был в шоке, а сидящие рядом с ним перестали болеть, стадион успокоился. — Павлик, скажи честно своей бабушке, разве ты не обещал мне больше не бить девушек? Павел не знал, что ответить, и только пробормотал из-под бровей: «Это был мальчик…» «Павлик, убери отца с лица и смотри прямо на бабушку. Правильно. Если кто-то обыграл тебя в игре, значит, это хрупкая девушка. ты хорошо меня понял Ты уверен, что хорошо меня понял? Бабушка переспросила еще 5 раз, и все 5 раз Павел кивнул. Но это было еще не все. — Теперь идите в примерочную, постучите, поздоровайтесь и извинитесь перед девушкой. Прости меня, я не должен был тебя бить. Ты правильно меня понял, Пол кивнул и пошел извиняться. Люди суетились, смеялись, кто-то принес ей бутылку воды, кто-то начал рассказывать ей, какой Пол хороший парень, и даже предложил подвезти ее до дома. После этого Пол больше никогда не выходил на поле. Скорее, после нарушений против него, он вставал, улыбался своему оппоненту и шел на свою позицию. Спасибо, бабушка 🙂
Как-то была у меня своя военная служба в далекой, забытой деревне, со странным названием Кураково, что в районе Тулы, именно там старший сержант по секрету рассказал мне, что гораздо полезнее спать без трусов — мол, резинка нарушает кровообращение, ну, в общем, проветривайте свое причинное место только на пользу. Поскольку сержант производил впечатление человека разносторонней эрудиции, среди своих товарищей и командиров пользовался авторитетом, его советы навсегда катастрофически врезались в память. Во время службы каждую ночь рядом подтягивались полтора молодых, здоровых сослуживца и принимали предложения на ночь, по крайней мере, они были не разумными, и я решил отложить этот эксперимент до увольнения из рядов вооруженных сил Российской Федерации десять лет спустя. Утро девятого мая… две тысячи седьмого, или восьмого, не суть… Я просыпаюсь с глубокого похмелья в квартире моего хорошего друга Тимура, рискнув пройти на кухню на непослушных ногах, потому что со вчерашнего дня предвидел свое нынешнее состояние, прислонив в холодильнике несколько бутылок дешевого шампанского. С легким хлопком я отправляю пробку в дальний угол кухни и делаю несколько больших жадных глотков. Холодная жидкость обжигает мой рот углекислым газом, скользит по пищеводу, опускается в желудок и наполняет его приятным теплом. После нескольких минут волшебства пузырчатый эликсир растворяет головную боль, тошноту и первые признаки депрессии. Сухость во рту, еще недавно казавшаяся невыносимой, мгновенно исчезает, туман в голове рассеивается, я начинаю различать звуки, предметы вокруг и легкую прохладу на теле. Внезапно приходит осознание того, что стою на кухне абсолютно голый, потому что спать голым уже вошло в привычку, к тому же я замечаю не комичную эрекцию. Видимо, голодный Сиддрум решил, что мозг представляет собой экзистенциальную угрозу, а могучий инстинкт размножения решил обеспечить и оставить после себя хоть какое-то потомство. И исторически так сложилось, что на протяжении всей своей жизни я постоянно боролась с собственными вредными привычками и поэтому принимала, как мне кажется, важные решения, чтобы сделать себя и мир вокруг меня немного красивее. Неделю назад я решил не мастурбировать в течение нескольких месяцев, поэтому идея, которая пришла мне в голову, была пойти в ванную и меньше. Нуждаясь в том, чтобы как-то отвлечься, я сел в кресло и приложился к шее, уничтожив добрую половину содержимого. Пока я пил, я подумал, что было бы здорово, если бы вдруг в то прекрасное утро неожиданно для всех оказалась жена Тимурова Татьяна, было бы чертовски весело слушать его объяснения, которые делались на их кухне, развалившаяся на главном стуле, непоколебимая, улыбающаяся имбецил от недопитой бутылки и эрегированного члена. Поскольку мы никогда не встречались, то, на мой взгляд, момент для того, чтобы узнать друг друга получше, был просто идеальным. Я даже представила, как подыгрываю в этом замечательном спектакле возмущенному, истеричному голосу Тимура: — Ты что, про нас ничего не говорил! Ублюдок! Но ты обещал. А его жена: — Он любит меня, понимаешь?! Ну, куда он тебя ведет, Танюша?! И в тот же миг, как по волшебству, я услышала короткий, звучный, приближающийся стук каблуков в дверном проеме, и мое сердце радостно забилось. Я уже мог представить, как закрывается замок.
Но, к моему огорчению, каблуки щелкнули выше и исчезли в гулкой тишине подъезда. Не желая больше ждать в одиночестве, я пошел будить своего друга. Мои попытки были безуспешны, он не просыпался, не реагируя даже на угрозы допить шампанское самостоятельно. Мне стало немного скучно, и вдруг я неожиданно вспомнил, какой сегодня важный день, и тут родилась просто блестящая идея. Я открыл балконную дверь, вышел на хрустящий весенний воздух и громким, грудным голосом, который, казалось, напоминал мне Левитана, начал свою торжественную речь — Дорогие земляки. Я поздравляю вас с Великой Победой. И еще раз хочу напомнить вам о великих подвигах, силе духа и нечеловеческой стойкости нашего народа. Видимых зрителей не было, но мне показалось, что весь город прислушивается, даже веселые воробьи перестали чирикать и замерли. «С каждым годом наших ветеранов становится все меньше и меньше». Но закончить мысль мне помешали грубые непристойности соседа сверху, который пообещал, что если я немедленно не заткнусь, то он спустится и совершит со мной насильственный половой акт. На несколько секунд я потерял дар речи, что-то подсказывало мне, что обладатель этого сочного, звучного баритона был сильным человеком и не бросал слов на ветер. Но и молчать я не мог — я был уверен, что в этой ситуации я прав, моя речь заслуживает аплодисментов и должна войти в историю. Оскорбленный в лучших чувствах, сделав несколько больших глотков из волшебной бутылки, я вдруг почувствовал себя всесильным и бессмертным и ответил незваному гостю, что если он не заткнется, то я сам подойду к нему и сделаю с ним все то, что он обещал сделать со мной только дважды. На что он неожиданно согласился. Влетев в комнату как пуля, я впилась глазами в Тимура, который все еще лежал, но уже приподнялся на локте и смотрел на меня с явным любопытством… По ехидному выражению его лица я поняла, что он немного опешил, поэтому, чтобы не отвечать на глупые вопросы типа, что я голая или чего реву в такую рань, я начала первой: — А что за редкая скотина живет наверху? На слегка помятом лице Тимура появляется ещё более широкая ухмылка: — Да, это… Серёга-парашютист. Рост два метра, вес сто двадцать килограммов. Да, редкий зверь, затопил меня неделю назад, дай ему потыкаться!», — ответил Тимур, громко смеясь. Бессмертие мгновенно исчезает, как и всемогущество, и мне вдруг становится очень грустно, на долю секунды я понимаю все несовершенство нашего мира. Это проклятье. Ну почему там не живет, например, танкист Афанасий, зенитчик Андрюха, Санок из сто двенадцатой мотострелковой дивизии, пожарный Романов или выпускник педуниверситета Елисейка. И вдруг стало понятно, почему он так быстро согласился на мое непристойное предложение. Шансов у меня практически не было, единственным правильным, логичным решением казалось просто извиниться, желательно прямо с балкона, никуда не вставая и не выходя из безопасной квартиры, но я прекрасно понимал, что в этом случае мне никогда не восстановить свою честь, достоинство и высокую мораль в глазах старого товарища и, что было еще страшнее, в своих собственных. Мое уязвленное, гордое самолюбие разорвало к чертям все доводы логики и просто бушевало — смерть лучше, чем позор. Мой мозг лихорадочно искал спасительный выход из этой ужасной ситуации. Ситуацию неожиданно спас Тимур,
Самый логичный вопрос: — Почему вы тогда голый? На долю секунды в моей памяти промелькнуло событие месячной давности, мастер-класс по боевой йоге, молодой человек в хорошей форме рассказывал интересную теорию о разрыве шаблона и о том, что нестандартное поведение в критической ситуации может сэкономить три-четыре секунды. Ну, вот и все. Дескант ждет меня, но если я разденусь, он явно будет смущен, а пока вы можете выстрелить бутылкой в его череп. Мама, конечно, с детства твердила, что нельзя никого бить кулаками, но про бутылки она, кажется, ничего не говорила. В то же время я помню, что удар от полной бутылки гораздо мягче, чем от пустой, давление жидкости делает свое дело, я бегу на кухню и достаю из холодильника вторую, нераспечатанную бутылку игристого полусладкого. Прости меня, мама, я для Сереги старался, тем более парашютист — голову надо тренировать. Прыгнув в темно-синий, китайский шифер, через полминуты я уже стоял на лестнице, ведущей на верхний этаж, и со сжавшимся сердцем нажимал на звонок. Дверь открылась почти мгновенно, и только через долю секунды я понял, что сильно просчитался — Серега действительно был ниже двух метров ростом, а его коротко стриженная голова почти упиралась в верхнюю балку дверного проема. Траектория выстрела была просто нереальной. Мы оба замерли. Мои спасительные секунды, выигранные каким-то чертовски нестандартным поведением, таяли на глазах… Где-то далеко, в закоулках затуманенного алкоголем сознания, я прекрасно понимал, что должен был ударить первым, только в этом случае у меня мог быть хоть какой-то шанс на победу, но меня словно парализовало, я не мог даже моргнуть, не говоря уже об ударе или даже движении. Неожиданно для себя, моя правая рука с шампанским сжалась в локте и из пересохшего от волнения горла вылетело совершенно, казалось бы, неуместное: — Вы это… Будете пить? Серега упал на пол, схватился руками за живот и засмеялся так сильно, что слезы почти сразу хлынули из глаз, — Ха-ха-ха, ваа-ха, слезай, слезай, я не могу… ха-ха-ха, ладно, ты… ха-ха-ха. Люда, Люда, иди… Иди сюда. Нет, ты правда собираешься меня трахнуть?! Ха-ха-ха, чертов Дон Джон, он схватил шампанское… О, я не могу, убирайся с глаз моих поганых. Uga gaaa aa Молодая, красивая Люда разразилась истерическим смехом и тоже согнулась пополам… Почему-то было не смешно, а ужасно стыдно, я неловко отступила и, прикрываясь бутылкой, хотела убежать, но совсем не грубый десантник прочитал мои намерения и между взрывами смеха скомандовал: — Люда, держи! Послушная Люда осторожно взяла меня за руку, завела в их квартиру, закрыла дверь… И тут на меня тоже напал истерический смех. Минут десять мы хохотали в коридоре почти без остановки, Серега лежал прямо на полу, а мы с Людмилой сидели на корточках, после смеха гостеприимная хозяйка принесла мне полотенце из ванной, за что я был очень благодарен. Шампанское мы так и не открыли — хозяин достал из морозилки закупоренную бутылку водки и тоном, не терпящим возражений, пообещал мне: — Сегодня я с тобой напьюсь… И он выполнил свое обещание. Минут через пять встал Тимур, и в этой замечательной компании мы провели чудесные майские праздники. Серега оказался отличным парнем, и потом не раз спрашивал меня — помнишь, как мы познакомились? Ты все еще хочешь меня трахнуть? Теперь я рассказываю о вас своим друзьям. Спасибо, дружище, я тебя тоже помню. Особенно девятого мая.
Прошло много времени. Я только что вышла замуж. Все еще зеленая девочка. Только исполнилось 20 лет. Я летела (впервые на самолете и в океан!) с медового месяца на Мальдивах, даже мужа спрашивали, взрослая ли я (я до сих пор выгляжу моложе своих лет) обратно в Москву. Она вернулась, потому что мужу нужно было вернуться на работу, а мне еще нужно было получить визу и оформить все документы. Грустно. Сама она была не из Москвы, до замужества жила очень недолго и не смогла завести ни друзей, ни подруг. Мне пришлось остановиться на родителях моего мужа. Хорошие люди — это очень хорошо, но вы не станете семьей через неделю.
Загорелый, свежий. Дай, думаю, погуляю по зимнему Арбату. Я вышла из метро, и тут моя девочка зашипела: «Помоги, чем можешь». Деньги у меня были, муж уехал, но по старой привычке я стала смотреть по сторонам, нет ли поблизости других цыганских таборов, а то отдашь, потом не вернешься. Она повернула голову, сама на себя не похожая. Она смотрит ему в глаза, протягивает тонкую ручку. Мое сердце сжалось в комок и закричало: «Я не буду прятаться». Я говорю, у меня осталась мелочь доллары, рубли (они были большие) хочу отдать, но скажу честно, не знаю, где вы их поменяете. (Рассыпались, износились почти до дыр Везде без комиссии, а тогда это было 16 лет назад). «Нет, — говорит, — пойдемте, тетя, у меня тут один есть, я побежала переодеваться». На Арбате очень много иностранцев. «Я развесил карманы, все раздал, а девушка не уходит, и спешить некуда. Я говорю». Вы хотите поесть? Мы ходили на пироги? ‘ Пока я покупала пирожки, продавец успел сделать замечание о том, какие и так сгорели в декабре. Мы взяли пироги. Мне было нечего делать, и мы говорили об одиночестве. И куда я ходил, и чем делился. У нее есть братья и сестры. У нее есть младшие. И что она не ходит в школу. Ничто и никто больше не согнется. Когда она пройдет. Как только вы заберете его домой. «Изида улучила момент, вдохнула полной грудью свежий воздух и приняла решение». Лучше с деньгами. Мама будет ругать по-другому. Он будет думать, что я сама потратила все деньги. Да, твоя тетя не тратит на меня деньги, я не очень голоден. «-» Я тоже дам денег, говорю, будет сдача с крупной купюры. Вы принесете домой «добычу». . Пока, по ее словам, из-за спины БАМК прямо на поднос с едой для девочки положили красивую игрушку и детскую книжку. Повернувшись, я встал. Он говорит, что ты послушал, не выдержал и тоже побежал покупать что-то свое. Они поблагодарили обоих. Мы покинули MCDAC. Я говорю, что мне пора домой, но мы еще увидимся. «Правда-правда». Девушка даже засветилась. «Да, — говорю, — эй, подожди меня там, потряси меня на морозе и ложись спать».
Я все еще страдаю от того, что оказался в заблуждении. Девочке может быть и 6 лет, и все 9. Изящный, ловкий, быстрый как ртуть и очень умный. Речь очень связная, не растянутая во времени.
С тех пор, даже со сломанной ногой, я прихожу на собрания, только предупреждаю, что могу сильно опоздать. За 16 лет я ни разу никуда не опоздал. Но мысль не дает покоя: неужели я уничтожил последние чистые помыслы ребенка, доверие и веру в человечество, значит, жизнь ее не сахар, а тут еще сказочная тетя. Пишите. С тремя коробками на подходе. И не приходить. В моей жизни может быть только один случай, когда я хотел бы вернуться в прошлое и прийти на ту станцию метро в (сколько там утр), может быть, девушка бы и не пришла, но, по крайней мере, меня бы не кусали так много лет.
Я знаю эту семью очень давно. Когда мы только прибыли в этот земной рай, нас встречали многочисленные родственники родственников. Чернокожие, темнокожие, белозубые, они пели и танцевали на рассвете. Но одна девушка просто поразила своей красотой: ну, просто Джина Лоллобрида! Ее звали Мария, и она была женой какого-то троюродного брата. Но больше, чем красота, меня поразило одно обстоятельство: где бы ни появлялась эта девушка, она всегда держала на руках свою крошечную дочь. Маленькая девочка с синеватыми губами и землистым лицом. Врожденные пороки сердца. В возрасте 2 лет девочка не ходила, ей было трудно дышать с полуоткрытым ртом. Мария нахмурилась, сдерживая слезы: девочке осталось жить не больше года. Жизнь пошла своим чередом, мужа пригласили на работу в город Приморский, и на долгое время я потеряла Марию из виду. Я только слышал, что ее старшая сестра Рита приезжала из Америки и забрала с собой Марию и ее дочь. Говорили, что вторжение Рита, якобы, удочерила свою племянницу и добилась для девочки в США дорогостоящей операции на сердце. А месяц назад, спустя 25 лет, я получил письмо от Мэри. Она объявила, что ее дочь Элиза собирается навестить больную бабушку, и попросила девочку встретить ее. Я настроился, ожидая увидеть тонкое хрупкое создание, и вышел из дверей аэропорта, как вошла широкая, высокая девушка, подстриженная и в военных шортах. Со всей решительностью Элизы все мои робкие попытки показать ей пляж и парки развлечений были разбиты вдребезги: «Я приехала навестить больную бабушку, а не отдыхать. Покажите мне, где находится автобус до деревни. ‘ Так и не дождавшись автобуса, мы поехали на моей машине. Бабушка, худенькая, заплаканная, встретила внучку. Была бабушка в каких-то брызгах и тряпках, очки перемотаны изолентой. Элиза нахмурилась. Бабушка привела нас в дом. Оказалось, что своей комнаты у нее нет, старуха свернулась калачиком на кухне в бальном платье. Элиза нахмурилась еще больше. Мы поднялись на второй этаж. Три просторные роскошные спальни, одна комната была оборудована под спортзал: маты и тренажеры. Брови Элизы поднялись в виде буквы V. Вечером все дяди и тети собрались во дворе. Сначала, как и ожидалось, они поставили угощение, напоили бабушку и внучек за здоровье. А позже начался главный разговор. Как выяснилось, после смерти мужа бабушка осталась без носителя, так как никогда официально не работала с пятью детьми. Маленький бизнес ее мужа тут же сгорел, и теперь ссорящиеся дети кормили ее по очереди. Но. Бабушке требовалась дорогостоящая операция на почках. А потом все началось. Крики стояли по всей улице. Пожилые, солидные, здоровые люди махали руками и доказывали, что не могут сейчас отрезать такую значительную сумму денег. И только Элиза молчала. Я видел, как она щурится, а ее пальцы крепко сжимают сигарету. Покричав, родственники разошлись, так ничего и не решив. А мы с Элизой вернулись в город. С неохотой мы пошли в банк, где на имя моей бабушки был открыт счет. Звеня сумкой, девушка раздраженно пробормотала, что только что окончила университет, выплачивает кредит и не может выслать много. Дома она меня удивила. Посыльный из интернет-магазина вручил ей неприятный электрошокер. В ответ на изумленный взгляд Элизы она только усмехнулась: «Значит, так надо». Я только ответила Элизе: «Спасибо, теперь я знаю». Через неделю одна из тетушек с выпученными глазами поторопилась. Как оказалось, Элиза радикально решила вопрос о лечении бабушки. В свое время дедушка и бабушка построили большой двухэтажный дом площадью 400 квадратных футов.
В этом доме бабушка жила со своим младшим сыном и его семьей. Элиза, с согласия бабушки, выставила дом на аукцион в интернете и продала его за 2 дня. Часть денег пошла на операцию бабушки, часть — в банк под проценты, а на оставшиеся она купила маленький уютный домик. На вопрос ошарашенного сына: «Где я теперь могу жить?» — девушка лаконично ответила: «Зарабатывай». «А теперь этот сын в больнице!» Только тогда я понял, почему Элиза купила электрошокер.
Однажды (я наблюдатель, а не участник) произошла забавная, но травмирующая история. В Институте последипломного образования (в моем городе) туалет для посетителей находился на первом этаже. Три скромных унитаза, разделенные фанерой и с дверцами впереди. Все это великолепие было прикреплено к двум трубам (расположенным по обе стороны от центральной «белой лошади», к ним были прикручены куски фанеры, а к этим перегородкам были прикреплены двери). Унитазы также необычны — без кольца, но верхний край закруглен (чтобы ноги не забирались). В этот момент курсы вели русские преподаватели и мы, биологи. В туалете, конечно же, хвост. Русские прибежали первыми, поэтому мне пришлось встать в очередь (забегая вперед, скажу, что это было невероятное везение). Одна почтенная россиянка (ей за 70) вообразила себя самкой орла, не меньше, и попыталась забраться на свой насест (ногами на унитаз). Только она не ожидала, что мокрые подошвы ее туфель не останутся на краю фаянсового друга и разойдутся в разные стороны. Что мы наблюдали: сначала мы услышали странный шум; затем фанерная конструкция, ограждающая туалеты, покачнулась, внутренние стены упали (на тех, кто сидел во внешних кабинках); внешняя стена упала последней. И мы увидели (я мечтаю не видеть)! Женщина сидела в туалете (ее зад был засунут туда), расставив ноги крест-накрест и держась за сердце. Ее соседи чутко следили за важными частями тела и осыпали коллегу нелитературными выражениями. Чем все закончилось, я не знаю, мне пришлось сбежать на пару. По их словам, они вызвали скорую помощь и отвезли заслуженного учителя в больницу. Туалет, кстати, был переделан (теперь кабинки разделены кирпичными стенами).
Приятно быть мужчиной. Они облегчают жизнь.
Вот, вот, зима на носу, а ты уже ходишь, с тоской смотришь на ценники в обувных магазинах, чувствуешь драп на пальто, но в меховой салон даже не заглядываешь: понимаешь, что еще позапрошлогодняя дубленка из крашеного кролика еще очень даже ничего. А на обтрепанную лысину можно пришить карман. Как дизайнерская находка. Задний карман. Очень стильно и молодежно. А где взять деньги? Все вы, нормальные женщины, выходите на улицу, надеваете новые сапоги, а вы сидите, плачете и завидуете. И карманы с задницами.
Как вы думаете, когда и где состоялась первая атака дрона? То есть беспилотного, дистанционно управляемого летательного аппарата? >А как насчет мужчин? Я поменял летние шины на зимние — и все. И вы сможете выпить больше пива.
Женщина годами чинит свое разбитое сердце. Он расскажет о негодяе всем своим подружкам, а потом полгода будет собирать силы, чтобы выбросить из дома свою зубную щетку — рука не поднимается. Затем он соберет все свои подарки в мешок и засунет их на антресоли. Письмо за милю от него будет написано, но не отправлено. Наконец, удалите его номер из телефонной книги. Но это только через несколько лет.
А вот первый случай в истории, когда люди сдались в плен роботам, операция «Буря в пустыне»: >А как насчет мужчин? Бабушка ушла — захворала, купила проститутку, отомстила и забыла. И жена, и проститутка. И вы сможете выпить больше пива.
А вот что нас ждет очень скоро: >Женщина не влезает в платье — это катастрофа! Это сразу и диеты на кефире, и в спортзале, и даже к эндокринологу: а вдруг с гормонами что-то? Ну, невозможно начать! Ну вот, прошло полгода, как фунт за десять фунтов, и вот, на распродаже, вы уже спешите за летними солнечными джеззи на следующий год и никак в них не влезете! Паника паника!
И человек пойдет, купит штаны еще на два размера больше, проделает новую дырку в ремне, и вы сможете продолжать пить пиво.
Если женщина занимается сексом, она готовится к нему в течение двух недель. Она убирает волосы, покупает красивое белье в солярии, новые духи, платье, туфли, серьги, красит волосы, делает укладку и даже репетирует перед зеркалом платный хрустальный смех.
Если мужчина запланирован на секс, то все, что он делает, это приходит к нему. И он будет пить пиво.
Когда женщину спрашивают: «О, классные джинсы! Где вы их купили?» она должна назвать приличный магазин и дату покупки, не более чем за шесть месяцев.
Когда мужчину спрашивают: «Откуда у тебя джинсы?» — он может спокойно ответить: «Да, я не лох, им уже восемь лет», и они продолжат пить пиво.
Нет, конечно, есть разные мужчины. Тут и тонкая душевная организация, и секс возбуждает, и в гардеробной вместо любимого удлиненного джемпера висят три смокинга и очень модное пальто Hugo Boss, а вместо пива пьют коньяк. Очень редко. И на свидание придут с цветами, и на твое новое платье обратят внимание, да только все они уже давно счастливы в браке, и о чем с ними тогда говорить?
Я не говорю сейчас о мужчинах. И как трудно быть женщиной.
Я был сегодня в магазине. Я почувствовал синее пальто. Драпчик был хорош, а ценник — шесть скрипок. Я подумал, подумал, подумал и пошел домой выпить пива. В конце концов, я отличаюсь от человека только формой хромосомы.
Они говорили — не покупай, какой шанс, что ты получишь? В любом случае, конец сезона — самое время сменить обувь», — говорят они. Я купил, и это лучшие сорок рублей, которые я потратил в своей жизни. Но сначала о главном. Не так давно некоторые бесполезные подарки приняли закон, чтобы другие бесполезные подарки могли быть принудительно оплачены за счет их носителя, то есть народа. Речь идет о глупых поправках к правилам дорожного движения, которые делают необходимым размещение наклейки «W» на заднем стекле вашего автомобиля, например, если вы замечаете, что у других участников дорожного движения есть шипы. Зачем эта информация другим участникам дорожного движения — неизвестно, но нужны поправки в закон, чтобы кто-то исправил материал или свою официальную позицию. На следующий день после вступления закона в силу, как все помнят, улицы были заполнены темно-синими и черно-белыми, наши милые правоохранители с нетерпением собирали с незадачливых автомобилистов взятки, которые завершали службу «палочек», которые, «работали на себя». Статья симпатичная — особенно красива в ней причуда запрета на эксплуатацию автомобиля до устранения неисправности, то есть до того, как на вашей роже появится этот дурацкий знак. Сколько лиц счастливых автомобилистов можно увидеть, проезжая мимо, когда инспекторы объявляют бедняге, что у него новый красивый закон! Они говорят мужчине: либо наклейка, либо ваша машина на стоянке. И где мне ее взять, эту наклейку? А их нигде нет (те, что были, расхватали в первый же день), и вы не знаете, куда их тащить. А потом у кого работа, у кого бизнес, у кого здоровье, у кого детский сад. И вот инспектор, робко двигаясь и заливаясь краской, пробормотал, что, мол, от предупреждения можно избавиться. Продолжение истории известно всем, а те, кто не знает, могут прочитать стоны на любом автомобильном форуме и порадоваться за нашу замечательную страну и заботливые силы, которые неустанно бдят за нуждами граждан. И т.д. Но здесь получилось забавно. Я поехал, то есть на днях я готовился купить масло и фильтры в автомагазине, а это означало, что я вспомнил, что мне придется купить эту самую наклейк у-Gibbed. Я вообще собирался тогда поменять шину, но, думаю, дай-ка я ее достану. Что за черт, без шуток, это может быть полезно. Пригодился. Я положил наклейку в бардачок и забыл о ней. Но в тот же день, вечером возвращаюсь с работы — и АП, на дороге — продавец волшебных палочек. Я думала, что он будет в ней, не заметит мою бесшовную резинку, но нет, он увидел. Он сразу же бросился к заднему окну, обнаружил, что там нет иконы — и бросился внутрь. Глаза опустил, что два карата — это три велосипеда, бросился на меня, как черт на грешника — мол, а где значок? Почему мы нарушаем границы? И давайте снимем номера с машины, сейчас я вызову эвакуатор. Ну, обычная история. В первый момент я растерялся и совсем забыл о наклейке в бардачке и даже как-то заикнулся, что за такую ерунду останусь без колес. В конце концов, автомобиль не находится в невыгодном положении, он не представляет угрозы, он обычно работает, в порядке и т.д. В голове уже все крутится — и девочку не возьму, и маму на дачу не повезу, и вообще все планы накроются медным тазом. Наш хороший друг, конечно же, мгновенно обрисовал эту знакомую реакцию. Он также обратил внимание на то, что у меня в бумажнике было несколько пятитысячных купюр. Обычно я не беру с собой деньги, но старый долг заклинило, и я нажал на банкомат. Начались все эти полумеры и предложения. Скажем, ты можешь сделать предупреждение, если ты точно не будешь больше, и я могу оставить все как есть, но ты должен как-то помириться и т.д. Я разговариваю с ним.
проклиная всю российскую коррупцию и упырей-законодателей, ни с того ни с сего заставляющих простых и честных людей участвовать в таких грязных и глупых сценах и пытающихся сбить цену хотя бы до штуки-другой. Он, напротив, поднимает планку до пяти, а еще лучше — до десяти. И тут, посреди этого мерзкого торга, в моей голове, как молния, промелькнула мысль о лягушке и наклейке! Ну, думаю, брат, теперь моя очередь повеселиться!». Я тут же делаю кислое и усталое лицо, как будто только что узнала о смерти всех своих близких. — Ладно, говорю, черт с ним. Если вы хотите десятку, вы получите десятку. И даже знаете что? Возьми все, что у меня есть!» (как проявление отчаяния). Я достаю из бумажника всю отбивную (у меня было тридцать тысяч — долг другу двадцать пять) и отдаю инспектору. Ты должен был это увидеть, мой друг! Щеки раздуваются, глаза горят, ручка, тянущаяся к деньгам, дрожит. И эмоции! И он труслив, как-то пытается заслонить и меня, и себя от потока своим телом, чтобы взятка не была видна, и в то же время он счастлив, как мартовский кот, пришедший к породистой кошке. Но на полпути я вдруг отдергиваю руку и замираю на секунду, театрально закатывая глаза и, кажется, что-то придумывая. Вдруг я закричал от радости и бросился к машине. Инспектор стоит и ничего не думает. Наконец он делает неуверенный шаг ко мне, словно в погоне за ускользающим счастьем, даже протягивает ко мне неуверенную лапу — один против одного Василий Алибабаевич из «Джентльменов удачи», кричащий робкое «Стой!» в сторону уходящих Леонова и Храмарова, покидающих цементный бак. И тут появляюсь я — гордый, довольный, сияющий, как солнце. В руке у меня, как флаг поверженной крепости, как сердце Данко, как драгоценный алый цветок — блестящий треугольник с красной каймой по контуру и буквой «Y» в середине! И вы не поверите: в этот момент охранник очереди разрыдался. Тут он натурально разрыдался — дорогая мужская слеза медленно скатилась по его обветренной щеке! Конечно, он меня побеспокоил — выписал штраф за езду без документов, вывернул машину наизнанку, проверил наличие аптечки, предупреждающего треугольника, даже изучил этикетку проклятого огнетушителя на предмет срока годности. В его глазах была ненависть, которую я не скоро забуду. Думаю, он бы точно придумал, чем меня поколотить, но в этот момент из машины появился его напарник, пораженный тем, что его коллега потратил столько времени на общение с несчастным сыном Лансера. Увидев его, наш герой был несколько ошарашен. Может быть, парень был честен — в конце концов, есть честные полицейские, на тех же форумах пишут, что им иногда прощают отсутствие знака «Шипы», а может быть, мой герой не хотел посвящать коллегу в подробности своего конфуза. В общем, я получил права, и меня отпустили. Но даже сейчас я вспоминаю эту историю с удовольствием. Однако как мало нужно для гордости современного россиянина! Подумать только, всего 70 лет назад наши предки брали Берлин! Кстати, всех с Новым годом 🙂
Тихий город над сонной рекой, Голубое небо плещется над ним. Он золотой осенью, весной, Из соборов, особняков, мостов, — С каждым днем все краше.
Он такой неторопливый и большой, С тихой музыкой в переулках. Как замок Спящей красавицы, Он проспал сто лет, А теперь смотрит на нас удивленно — Как будто только что проснулся.
Старые мечты оживают — Люди улыбаются друг другу. Солнце прячется в мутных водах Цны. Бьют по башне старинные часы, Отмечая время нашей разлуки.
Город-крепость, форпост добра, я не хочу расставаться с тобой.
Это было, очевидно, в 86-м году, я только окончил Мэтти (совсем мальчишка), но уже работал на кафедре, заведовал лабораторией. Менеджер позвонил мне и сказал. — Ты — комсомольское поручение. Конечно, я был не очень счастлив, начало не предвещало ничего хорошего. И он продолжил. — Я знаю, что вы умеете программировать. Она висела у меня на сердце. Программирование! Тогда это было моим любимым занятием. Я действительно жил этим. Институт арендовал и оплачивал для меня машинное время, я писал программы на Фортране, ходил на ВТС Госкино СССР, считал 1032 для ЕС в основном по ночам. В течение дня почти всегда был запланирован среди сотрудников Госкино. А ночью — студенты, аспиранты. Словом, охоты больше, чем неволи — по собственной инициативе он бегал в машинное отделение несколько раз в течение недели и даже в выходные дни. В отделе также начало появляться вычислительное оборудование. Мы приобрели несколько ДВК и несколько агатов. Диски DEVK были обычными аудиокассетами, а программы для болгарских агатов были записаны на пятидюймовых дискетах, которые мы получили от заведующего лабораторией при получении и должны были вернуть в случае увольнения, не из-за секретности информации, а как материальную ценность. Я писал программы на языке Basic, которые использовались в учебном процессе. В справочниках гордо вспыхнула моя фамилия и необычная для кафедры надпись: «Лабораторные работы с использованием компьютеров», которую я услышала как программирование, я тут же объявила — я готова. А голова — я так подумал и продолжил. — У нас есть подшефная школа. Я понял, что рано обрадовался, но не перебивал, а слушал. — Школа, скажу я вам прямо сейчас — не просто. Он не успел закончить мысль и тут же перескочил к другой. — Ведь у нас в стране как. Ведь мы должны учить не только избранных, не только тех, кто уже поумнел и готов впитывать знания. У нас обязательное образование для всех в течение десяти лет как для интеллигенции, так и для детей рабочих. Что-то он приходит издалека — промелькнуло у меня в голове. «Дело в том, что сейчас многие не понимают, что без компьютеров Нестеров никуда. И вы сами видите — программирование, информатика, кибернетика, куда сейчас без кибернетики? — Никуда, — согласился я. — Вот — Нестеров взял, есть специальный английский рядом с нашим подшефным и в нем для детей все условия — и лучшие учителя, и разные вкусности. Но не у всех есть время на английский, а где как не на улице. Они переданы нашим подшефным, — ознакомил меня с ходом дела Нестеров. В районе еще есть школы, вы их тоже знаете, для детей способных родителей. И там тоже не всех выдергивают после восьмого класса. И все эти, так сказать, искушенные подростки должны где-то учиться, а не ходить за ворота. Понимаете? — Наконец менеджер спросил меня. — Конечно, я утвердительно кивнул в ответ. Вот, — сказал Алексей Федорович, — я вам честно скажу — учитель информатики там не прижился. Похоже, что-то с его здоровьем пошло не так. И никакого учителя химии. А теперь их негде взять. А детям нужна информатика. Короче говоря, школа здесь рядом с дорогой, иди сейчас, тебя там ждут — девятый класс. Если вы продержитесь хотя бы один семестр, то через год мы уже будем считать это общественной работой. — Чему я их научу? — Например, компьютерные науки, потому что химия — не твоя специальность. — А какой учебник нужно читать? — Да, какой там учебник. — Расскажите им о том, что вы знаете, введите это в курс дела. Я слышал, что в других школах преподают базовый язык, но он вам знаком. — Подпишитесь, — говорю я. — Это замечательно, прямо сейчас и сейчас,
Они ждут вас там. Я пришла в школу — школа как школа. Довольно прилично, вроде. Когда я вошла, я сразу рассчитала и пошла, чтобы меня поприветствовал невысокий, тщедушный мужчина с огромной копной вьющихся волос. — Александр Николаевич, — приветствовал он меня, — мы вас ждали. Пойдемте, я отведу вас в класс — сегодня у вас первый урок информатики. — А вы? — Я удивлен. — То есть от места к карьере? «Ты профессионал, что с тебя взять». Мы поднимаемся по лестнице — вокруг суетятся дети. — Макарон, кто нас привел? — Как я понимаю, мой потенциальный кибернетик заинтересован в этом. Мы входим в большой просторный класс. Это было время перемен, и поэтому дети в классе вели себя раскрепощенно. Некоторые из студентов стояли на карнизе в полный рост, смотрели на что-то на улице и хлопали ладонями по стеклу. Мокрая тряпка пролетела мимо класса. В дальнем конце на столе лежала упитанная девочка, и какой-то мальчик щекотал ее обеими руками, девочка выгибалась дугой, визжала и расплывалась от отчаяния. Крики девушки утонули в диссонансе перемен. — Макарон, кого ты нам привел? — Некоторые старательные студенты повторили вопрос. — Это ваш новый учитель информатики!» — крикнул Макароныч, предательски краснея. ‘Я не буду описывать все свои мучения. Комсомол бросал молодежь на самые тяжелые участки работы, и это не метафора, а реальная правда. Время было непростое. Компьютеров в те времена не было, за языком Басик не следил, обязательное образование и партийная дисциплина сократили нас в той школе на целый семестр, и лично я запомнил тот тест на всю жизнь. Пока я писал на доске, операторы языка, который Басик изучал в классе, появлялись по-разному. Девушки достали помаду, накрасили губы и подвели ресницы. Мальчики достали карты. Как только я повернулся, запреты скрылись. Я вел машину особенно подло. Был в классе такой Юркин — маленький и совсем без обуви. Я пытался поймать его и не смог. Он буквально чувствовал, когда я собираюсь повернуться, и я сделал это за долю секунды до этого. Чаще всего он подбрасывал к потолку чей-то портфель или сумку. В тот момент, когда я обернулась, портфель был в воздухе, а Юргин сидел за своим столом, сложив руки, как примерный ученик. Все, что я мог видеть, это падающий с потолка портфель, учебники, тетради, выпавшие из него, яблоко, скатившееся на пол, карандаши и ручки, перелетающие из пенала в пенал. Через пять-десять минут в классе воцаряется оживление. Студенты ползают под партами, собирают мелкие предметы. Как я ни старался, я не смог поймать Журбина. И вот прошло семь-восемь лет, я уже четыре года помощник, у меня трое детей, вместо проблем с комсомольскими поручениями появились другие. Иду по Тверскому бульвару и думаю свои горькие мысли — надо идти на конференцию в Тульский политех, хорошо бы купить новый костюм, в этом невозможно разговаривать. Хотелось бы купить более-менее приличные, но где взять такие деньги — не совсем понятно! Моя жена хотела купить куртку. Я видел куртку, представленную в комитет, но она стоила каких-то нереальных денег! Дети буквально мгновенно вырастают из всего. И так глубоко погрузилась в свои переживания, что не сразу поняла, что кто-то меня шикает: — Алексан Николай! Смотрю, лицо знакомое, но где я его видел, вспомнить не могу. Этот человек очень силен. Там, где я могла его видеть. А потом он мне: — Ты помнишь? Юркин — моя фамилия. «Юркин», — говорю, — «Ну, вот так встречают»… Я как бы машу рукой! Как дела? Где? Что?! Он также был в восторге: «Я в порядке. Как дела? Это одно и то же? — Да,
— Я говорю, — все на прежнем месте — защитилась, преподаю, сейчас трое детей, забот прибавилось, конечно. Как дела? Вы случайно стали программистом? — Кто из меня программист, Александр Николаевич, — стеснялся Журкин, — то малый бизнес больше. — Какой бизнес? — Я даже не знаю, как это сказать. Солнцевский, вы, наверное, слышали, теперь под меня ходят. Вы можете записать мой номер телефона? Никогда не знаешь, что будет, если кто-то вдруг переедет тебя. — «Нет, спасибо, — сказал я, — кто меня переедет! И я подумал: кому придет в голову столкнуться со мной! И я вспомнил рассказ Чехова «Толстый и тонкий».
В прошлую пятницу я держал в руках кусочек будущего — сердце беспилотника. Небольшой газотурбинный двигатель. Текущий опытный образец, 120 тысяч оборотов в минуту. Внутреннее развитие. Напечатано на 3D-принтере, лазерное выжигание слой за слоем, микрон за микроном. Конечно, авторы оригинала — люди, но что касается практического производства, то это, по сути, робот, режущий лазером робота.