Анекдоты про школу
Смешные анекдоты и истории для школы, учителей, учеников и родителей.
Навеяно историей (или анекдотом?) о том, как учитель заставил опоздавших учеников спеть гимн. Буквально на следующий день я наткнулся на видео на YouTube о первом годе жизни в Канаде «свежих» иммигрантов: Сергея Куприянова (актера из «Характеров национальной охоты») и его жены. Итак, жена рассказывает о том, как она привела ребенка в канадскую школу и при этом в первые недели обучения они почему-то опаздывали на 5-10 минут несколько дней подряд. Мальчик все больше нервничал после каждого опоздания, и его мать «произносила»: «Ну вот, мы опоздали, и я не могу снова спеть песню!». Мама не придавала особого значения «Неуверенной песне» — не споет сегодня, споет завтра. Пока однажды я не пошла с сыном в школу, на этот раз — почти без опоздания. Мой сын со всех ног побежал в сторону своего класса, но тут все двери открылись, и из них стали выходить учителя и ученики. Звучала музыка, студенты (включая сына) встали «в стойки мира», прижали правую руку к груди и дружно запели:
«О Канада! Наш дом и родная земля! Истинная любовь патриотов во всех нас командует».
«Песня» оказалась, в общем, ежедневным игровым гимном Канады. Казалось, они старались не опоздать в школу.
Не мой (из интернета) конец 80-х. Последние годы существования Советского Союза. Глупая деревня на дальнем востоке. История об учителе из той деревни.
«Меня уговорили на год взять на себя руководство классом в восьмом классе. До этого дети учились в течение десяти лет. После восьмого класса те, кому нет смысла учиться дальше, покидают школы. Этот класс почти полностью состоял из них. Две трети учащихся в худшем случае окажутся в ПТУ — сразу на грязной работе и в вечерних школах. Мой класс был трудным, дети были неуправляемыми, в сентябре следующий учитель в классе отказался от них. Директор школы говорит, что если я не уйду от них через год, то в сентябре следующего года они дадут мне первый класс.
Мне двадцать три. Самому старшему из моих учеников, Ивану, шестнадцать лет. Два года он учился в шестом классе, в будущем, второй год в восьмом. Когда я впервые вхожу в их класс, он встречает меня воскресным взглядом. Парта в дальнем углу класса, широкоплечий мужчина в грязной одежде с опущенными руками и ледяными глазами. Я боюсь его.
Я боюсь их всех. Они боятся Ивана. В прошлом году он избил одноклассника, который измазал кровью его мать. Они грубы, невоспитанны, обидчивы, не интересуются уроками. Они сожрали четырех учителей в классе, плевали на записи в дневнике и вызывали родителей в школу. В половине класса родители не подрабатывают. «Никогда не повышайте голос на детей. Если вы уверены, что они вас слушаются, они обязательно будут слушаться: «Я верю старому учителю на слово и вхожу в класс, как в клетку с тиграми, боясь усомниться в том, что они будут слушаться. Мои тигры грубые и приставучие. Иван молча сидит за задней партой, опустив глаза на стол. Если ему что-то не нравится, диревольф выглядит как нерадивый одноклассник.
Район втемяшился в увеличение образовательной составляющей работы. Нам необходимо регулярно посещать семьи в воспитательных целях. У меня есть огромное количество причин навестить их родителей — половина класса может остаться не на второй год, а на всю жизнь. Я буду проповедовать важность образования. Что касается первой семьи, то я в недоумении. Для чего? В лесной промышленности трудолюбивым людям платят больше, чем учителям. Я смотрю на пьяное лицо отца семейства, на отклеивающиеся обои и не знаю, что сказать. Проповеди о высоком с хрустальным кольцом рассыпаются в пыль. Действительно, почему? Они живут так, как жили раньше. Им не нужна другая жизнь. Дома моих учеников разбросаны на расстоянии двенадцати миль. Общественный транспорт отсутствует. Я хожу в семьи. Никто не получает удовольствия от визита — учителя в дом для жалоб и порки. Я захожу в один дом за другим. Гнилой пол. Пьяный отец. Пьяная мать. Сыну стыдно, что его мать пьяна. Грязные затхлые номера. Невымытая посуда. Мои студенты смущаются, желая, чтобы я не видел их жизни. Я бы тоже хотел их не видеть. Меланхолия и безнадежность переполняют меня. Через пятьдесят лет они все еще будут подпирать падающие заборы и жить в грязных, убогих домах. Никто не сможет выбраться отсюда, даже если захочет. И они не хотят этого. Круг замкнулся.
Иван смотрит на меня, нахмурившись. Его братья и сестры сидят вокруг него на кровати среди грязных одеял и подушек. Здесь нет постельных принадлежностей и, судя по одеялам, никогда не было. Дети держатся подальше от родителей и прижимаются к Ивану. 6. Иван-старший. Я не могу сказать ничего хорошего о его родителях — у него твердые двойники. И зачем что-то говорить? Как только я скажу, начнется драка. Отец пьян и агрессивен. Я говорю, что Иван — браво и очень старается. Все равно ничего не изменится, даже если они не будут бить его у меня на глазах. Мама светится от радости: «Он добр ко мне. Никто не верит, но он добрый. Вы знаете, как он заботится о своих братьях и сестрах! Он занимается хозяйством, ходит в тайгу… Все говорят, что он плохо учится, но когда ему учиться? Вы садитесь, садитесь, я вам чаю налью, — она вытирает крошки с табуретки темной тряпкой и спешит поставить грязный чайник на огонь.
Это горькое молчаливое взросление может быть хорошим? Я ссылаюсь на то, что уже вечер, прощаюсь и выхожу на улицу. Мой дом в двенадцати милях отсюда. Ранняя зима. Уже рано, должно быть, темнеет.
— Светлана Юрьевна, подождите! — Ванька бежит за мной по улице. — Как ты одна? Темнеет! Далеко! — Богородица, — проговорил он. Я не помню, когда в последний раз слышала его голос.
— Ван, иди домой, я отвезу тебя.
— Что, если вы не получите его? Кто будет обижен?
Ванька идет рядом со мной шесть километров, пока не застрянет. Мы разговариваем всю дорогу. Без него было бы страшно — снег вдоль дороги испещрен следами животных. С ним мне не менее страшно — передо мной мутные глаза его отца. Ледяные глаза Ивана не потеплели. Я говорю, потому что при звуке собственного голоса я не боюсь идти рядом с ним в сумерках по тайге. На следующее утро на уроке географии кто-то нажимает на мою записку. «Придержите язык», — раздался тихий, спокойный голос из глубины стола. Мы все повернулись к Ивану, замолчав от удивления. Он оглядывает всех холодным, надменным взглядом и говорит в сторону, глядя мне в глаза. — Попридержи язык, — сказал я, — ты разговариваешь с учителем. Если вы не понимаете, я объясню вам это в суде».
У меня больше нет проблем с дисциплиной. Тихий Иван — непререкаемый авторитет в классе. После конфликтов и двусторонних испытаний нам с моими студентами каким-то неожиданным образом удалось установить связь. Главное — быть честным и уважать их. Мне проще, чем другим учителям: я учу их географии. С одной стороны, предмет никому не нужен, знание географии не проверяет поле, с другой стороны, игнорировать знания невозможно. Они могут не знать, где находится Китай, но это не мешает им узнать новый. И я больше не зову Ивана на борт. Он выполняет письменные задания. Я старательно не понимаю, как дать ему записки с ответами.
В школе дважды в неделю должна проводиться политическая информация. Они не отличают индейцев от индийцев, а Воркуту от Воронежа. От безысходности я выплевываю редакционные статьи, политику партии и дважды в неделю пересказываю статьи из журнала «Вокруг света». Мы обсуждаем футуристические предсказания и возможность появления снежного человека, я говорю, что русские и славяне — это не одно и то же, что письменность была до Кирилла и Мефодия.
Я знаю, что они никогда не выберутся отсюда, и им лгут, что если они захотят, то изменят свою жизнь. Я могу уйти отсюда? Я могу. Если вы действительно этого хотите. Да, у них ничего не получится, но невозможно примириться с тем, что рождение не в том месте, не в той семье заблокировало моих открытых, отзывчивых, брошенных во всех отношениях учеников. За жизнь. Без малейшей возможности что-либо изменить. Поэтому меня вдохновляет, что главное — это желание измениться.
Весной они приходят ко мне в гости. Лешка — первый и надоедливый вопрос:
— Пампер, ты можешь сбить вилку. Почему вы купили пылесос?
«Пустой мусор и веник можно», — бухает он пальцем в сторону фена. — Для чего это?
— Лешка, это фен! Сухие волосы!
Ошеломленный Лешка задыхается от возмущения:
-Зачем их сушить! Они что, сами себя не высушат?!
— Лешка! И сделать прическу?! Чтобы все было красиво!
— Вот это угощение, Светлана Юрьевна! Насыщаешься жиром — тратишь деньги! Хрустальникова, там полный балкон был захламлен! Передайте пыль!
В доме Леши, как и в доме Ивана, нет дупат. Смотреть — это постельное белье.
Иван не придет. Они будут жалеть, что Иван не пришел, будут ломать домашний торт без нее и ловить безе для него. Тогда они найдут еще тысячу причин заглянуть к вам в гости, причем в компании. Все, кроме Ивана. Он не придет. Они и без моих уговоров пойдут в ясли за сыном, а я буду спокойна — пока с ним деревенские панки, ничего не случится, они лучшая защита для него. Ни раньше, ни позже я не видел такого уровня преданности и взаимности со стороны студентов. Иногда сын приводит Ивана домой из детского сада. Они испытывают молчаливую взаимную симпатию.
На носу выпускные экзамены, я хожу хвостиком за учительницей английского Еленой — уговариваю ее не оставлять Ивана на второй год. Непрекращающийся конфликт и взаимная страстная ненависть не оставляют Ваньке шансов вырваться из школы. Елена Колетт Ванька с пьющими родителями и братьями и сестрами, брошенными живыми родителями. Иван люто ненавидит ее, Хамит. Убедил все предметы не оставлять Ваньку на второй год. Елена — немигрантка. Также невозможно убедить Ваньку извиниться перед Еленой:
— Я не буду извиняться перед этой сукой! Пусть она не говорит о моих родителях, тогда я не буду ей отвечать!
«Ван, ты не можешь так говорить об учителе», — Иван молча поднимает тяжелые глаза, замолкает и снова идет убеждать Елену:
— Елена Сергеевна, конечно, его надо оставить на второй год, но он еще не выучит английский язык, и вам придется его еще на год оставить. Он будет сидеть с теми, кто на три года младше, и будет еще злее. Перспектива терпеть Ваньку еще год оказывается решающим фактором, Елена обвиняет меня в завоевании дешевого авторитета среди студентов и соглашается вытянуть Ваньку на третий год.
У них мы сдаем экзамены на русском языке. Всему классу были выданы одинаковые ручки. После сдачи эссе мы проверяем работу с двумя ручками в руках. Один с синими чернилами, другой — с красными. Чтобы эссе получило тройку, нужно исправить чертову тучу ошибок, после чего можно браться за красную пасту.
Объявить результаты экзамена. Они гордятся. Все говорили, что мы не сдадим русский язык, но мы сдали! Передано. Очень хорошо! Я верю в тебя. Я сдержал свое обещание продержаться год. В сентябре они дадут мне первый класс. Те из меня, кто пришел учиться на девятый день, подарят мне все свои букеты во время расстановки.
Прошло несколько лет. Начало девяностых. Первого сентября сотрудники той же школы.
— Светлана Юрьевна, здравствуйте! — кричит мне ухоженный молодой человек. — Вы узнали меня?
Я судорожно вспоминаю, чей это отец, но не могу вспомнить его ребенка:
— Конечно, я понял — возможно, в ходе беседы память отступит.
— Я привел свою сестру. Помнишь, когда она пришла к нам, она сидела со мной на кровати?
— Я, Светлана Юрьевна! Вы меня не узнали, — в голосе возмущение и упрек. Волк-переросток, откуда я тебя знаю? Вы совершенно разные.
— Я окончила техникум, работаю в Хабаровске, коплю на квартиру. Когда я куплю, я заберу все свое.
Ему легко было за девяносто — у него была отличная практика выживания и твердый холодный взгляд. Через несколько лет он действительно купит большую квартиру, женится, заберет своих сестер и братьев и разорвет отношения с родителями. Лешка спился и умер к началу 2000-х годов. Несколько человек окончат институты. Кто-то переедет в Москву.
«Вы изменили нашу жизнь.
— Вы много чего рассказали. У вас красивые платья. Девочки все ждали, в каком платье ты придешь. Мы хотели жить, как вы.
Как я. Когда они захотели жить, как я, я жил в одном из трех домов убитого военного городка рядом с поселком лесорубов. У меня был миксер, фен, пылесос, постельное белье и журналы Vokrug sveta. Я сама шила красивые платья по ночам на машинке.
Ключом, открывающим плотно закрытые двери, могут быть фен и красивые платья. Если ты действительно этого хочешь».