Анекдоты из России, мемы и истории

Веселые анекдоты про власть

Теперь в России для задержания любого человека, который вызывает недовольство властей, в пакеты кладут не наркотики, а кусочки пармезана.

— Почему правительство позволяет людям так открыто насмехаться над ним? Потому что это ничто по сравнению с его издевательством над народом.

Врачи вышли на улицы в знак протеста. «Власти не могут понять, чего хотят врачи, потому что никто не может понять, что именно написано на транспарантах.

Одному еврею приснился ангел. Ты ведешь праведную жизнь, и Бог решил вознаградить тебя. Чего вы хотите — славы, денег, власти, мудрости? — Мудрость, мышление, сказал еврей. Вы стали мудрейшим из мудрых! Что вы скажете? — Ты должен был взять деньги.

Запад пытается навязать нам свои ценности (свободу, честные выборы, разделение властей), чтобы поработить Россию. Это не сработает!

— Почему российские власти так боролись за мир в России? — Потому что они боялись, что после Олимпиады в Сочи останутся бабушки …

Как работает российская вертикаль власти: — президент подписал — губернатор посчитал — чиновника закопали — народ зачерпнул.

— Почему Подгорный был удален? — Похвалить Брежнева в день его рождения: — Леонид Ильич, вы в свои семьдесят выглядите лучше, чем советские люди в свои шестьдесят!

Чтобы узнать, кто в доме хозяин, заведите собаку. Это определенно укажет на лидера. Если его ответ вас не устраивает, возьмите хомячка и организуйте с ним независимую оппозицию. Если хомяк вас не поддерживает, заведите попугая… И пусть он, как символ свободы, летает по дому и гадит на все подряд вместе с этой деспотической властью.

Анекдоты про власть

После таких «выборов», как в августе 2020 года, белорусы задаются только одним вопросом:

В ЧЕМ НАША СИЛА.

Раз ты поднял руку на свой собственный народ, Значит, ты теперь для нас не сила, Ты — ОРУЖИЕ и БАСТАРД.

Почему рейтинги так высоки…

Рейтинг Путина растет… Почему рейтинг так сильно растет? — Без труда люди поймут: власти освоили «маркетинг»

А фальшивый «хуетой»… Повышает свой рейтинг!

Сельский, столичный или сельский, Помните, когда пойдете голосовать, Что капитал распределен неравномерно, И кто может украсть больше всех.

Единая Россия, они провалились в трубу, Живут на полную катушку, а народ все беднее И регулярно в Кремле каждый год раздают медали и ордена ворам.

Только они не подчиняются закону, Кто против них, раз президент с ними? Все будет прикрыто и будет хорошо, вспомните хотя бы прецедент с Сердюковым

Единая Россия, они провалились в трубу, Живут на полную катушку, а народ все беднее И регулярно в Кремле каждый год раздают медали и ордена ворам.

Конечно, церковь в упряжке — Вся власть от Бога, процент священников Пусть будет трудно народу России С мигалками патриарх едет как президент

Единая Россия, они провалились в трубу, Живут на полную катушку, а народ все беднее И регулярно в Кремле каждый год раздают медали и ордена ворам.

Я отвечу тебе откровенно, Хоть я не один в поле воин: Народ имеет лишь ту власть, которой он — народ — достоин…

День народного единства — это когда правительство, укравшее миллиарды, говорит бедным россиянам, что они — один народ.

Народ живет в поте лица, но без выпендрежа, правительство — наоборот.

Мне вспомнились недавние рассказы Соломона Израилевича и Мони (автор Максим К.).

О пользе страха

Мой праправнук был потомственным кузнецом. Это была большая семья, 3 брата и 3 сестры, я седьмой (разница между старшим и младшим из братьев составляла более 20 лет). Пра-пра-правнук хотел, чтобы все сыновья унаследовали ремесло, потому что хороший кузнец всегда может прокормить себя и свою семью. Но можно предположить, но судьба распорядилась. Услышав свист пуль японцев, старший сын решил так, хватит войн и революций (1905) и России в целом. Он уехал в далекую Канаду в том же 1907-1908м году. Кстати, возможно, это было не самое глупое решение, учитывая то, что произошло в Российской империи десять лет спустя.

А потом одна за другой, с разницей в 1-2 года, все сестры тоже уехали из белорусской деревни. Идея была в том, что потихоньку и вся семья переедет туда, а те, кто приехал раньше, будут помогать остальным, но первая мировая, революция, гражданская и т.д. … Смешанные планы. Так в стране Советов остались пра-пра-пра-пра-правнук и 3 сына. Старшие два брата, как и ожидалось, стали кузнецами (вход в мой парадный подъезд), но младший, Вевл. Это касается его и будет продолжаться.

Конечно, отец тоже готовил в кузне, но он не был так строг, как с остальными. Самый младший, однако, Поскрейш (родился в 1904 году). Он понимал, что стоять в кузнице с раннего утра до позднего вечера в жаре, в копоти, размахивать молотом, пыхтеть, костить лошадей, зарабатывать потом копейки, не эта тема не была для него решающей. И я решил сделать небольшой гешефт.

Честно говоря, я не знаю, что он делал во время Непа в молодости. Я знаю только, что он хорошо зарабатывал, но в конце 20-х годов в него стреляли, и он вернулся домой с пулей в плече. Пока он там исцелялся, и Неп закончил. Что конкретно произошло, я не успел спросить у молодого человека.

Наступил 30-й год. Индустриализация, ирригация, рационализация и многие другие «TSIA». Но стране нужны все эти деньги. И где его взять? Конечно, Советская власть хорошо похлопотала за буржуазию и обывателей через 15 лет после революции. Казалось, все, барашек загрустил, голый и босой бегал по лужайке и жалобно блеял. Но нет. В руках горожан, несмотря на все потрясения, было золото, сирасты и антиквариат. Давайте, выверните свои карманы, сказало правительство. С помощью чего создаются различные заводы, фабрики и строительные днепрогэсы?

В то же время в стране социализма начались страшные дефицит и голод. Не то что предметы роскоши, еду часто было трудно достать даже в относительно сытой Беларуси. Но, как обычно, есть одно «но». Было место, где абсолютно легально можно было покупать французские духи, итальянские сыры, испанские вина и икру с балыком, и швейцарские часы, и английскую обувь, американские «Кодаки», даже автомобили, и материться в ступе. И место это называлось, теперь уже почти забытым словом, Торгсин.

Граждане носили туда свои цаты и домашних животных, а купленное государство, конечно, вытесняло их в силе и главном, когда судили. Золото принимали по цене лома, ну а где его взять с подводной лодки. Я хотел поесть, но в Торгсине все можно купить. Роскошное барахло было редкостью, но продукты питания и предметы домашнего обихода пользовались спросом. Страна, чье состояние было ужасно, должна была использовать Торгина с силой и главным образом для того, чтобы высосать из граждан кормилицу. Даже в очень маленьких городах были открыты отделы и «Вевль Герёк».

Конечно, золота и алмазов практически не было ни в его, ни в деревне, их просто неоткуда было взять. Но у Вевла было кое-что получше — доллары. Это была валюта. Где? Ответ был прост, дети, уехавшие в далекую Канаду, были закаленными, они не забывали своих родителей. И до революции, и в период новой экономической политики (с возможной паузой на годы Гражданской войны, когда почтовые отделения почти не работали), письма и посылки регулярно отправлялись из Канады. Даже тогда российская почта работала не очень хорошо, посылки либо не приходили, либо приходили выпотрошенными, но с письмами обычно проблем не было. И они вставляли доллары в каждую букву (не знаю почему, но это было американское, а не канадское письмо. Даже сегодня в семейной коллекции сохранилось несколько небольших заметок).

Сначала они не посылали больших сумм, им тоже было нелегко. Но брат и сестра крепко держались друг за друга, постепенно помогая друг другу выкарабкаться. Мой брат мог открыть магазин, потом гостиницу. Средняя сестра забралась круче всех: вместе с мужем и тремя сыновьями они открыли портновскую фабрику, где шили мужскую одежду. Затем они стали владельцами нескольких магазинов мужской одежды. Не знаю, чем занималась младшая, но каждый месяц она собирала «жвачку» у брата и сестер, писала длинное письмо, что и как, и отправляла его вместе с динарием родителям.

Прапрадедушка и прапрабабушка не тратили эти доллары в 1910-х или 1920-х годах. У прапрадеда была своя кузница, он был хорошим мастером, а по натуре они были экономными людьми. И как бы вы потратили эти доллары в стране? Видя, что Вевле не взял профессию в свои руки, большая часть ее была предоставлена ему — он мог сходить с ума, и все получалось. Ну, он подкупил еще больше валюты у таких же семей в районе во время Новой экономической политики, пока деньги текли рекой. И как он смотрел на воду.

В начале 1930-х годов официальный курс доллара по отношению к рублю составлял всего 4-5 рублей, но кому они нужны — в обычных магазинах на них ничего не купишь. Но за доллар США давали 2 рубля Торгсина, за которые можно купить много чего. На черном рынке торгсиновский рубль стоит почти 40-50 советских рублей (то есть при средней зарплате в 100-120 рублей). То есть, вполне можно было существовать на один доллар в течение месяца, жить на два доллара и хвастаться тремя долларами.

Но Вевль поступил еще более мудро, в Торгсине купил товар. Но, конечно, не все. Продукты портятся, проигрыватели могут сломаться, никто не будет покупать Kodak и швейцарские часы, мало кто может себе это позволить, но ткань. Бостон, джерси, шевиот, бархат, шелк — вот тема. И владеть ими не так страшно, как золотом или бриллиантами, ОГПУ их не конфискует, а продать их вообще не проблема, их отрывают с руками. А на вырученные советские рубли, когда у тебя их много, можно прилично жить. Почти на все доллары, которые у него были, он купил торгсиновские рубли и прожил без меланхолии и грусти почти 5 лет, женился и родил сына.

А потом магазин неожиданно закрылся. Вы не можете играть в азартные игры с государством. В начале 1936 года они сказали «все», Торгсинс был закрыт. Рубли Торгсина превратились в ничего не стоящие бумажки. Те, кто не успел купить — опоздали. Я не знаю, обанкротилась ли компания «Вевль», но они определенно потеряли источник дохода. И снова возникла дилемма: как жить дальше? Он не умеет работать кузнецом уже 32 года и не хочет. Профессии как таковой нет, смысла оставаться в деревне нет, на шее у родителей сидеть нельзя — они старые. А ведь надо как-то кормить жену и сына, и он уехал в Ленинград. Город большой — места хватит всем.

После окончания курсов он устроился работать на завод. Я ремонтировал некоторые устройства, но официально эта должность называлась что-то вроде «контроль качества». Там были соответствующие обложки, где была прописана позиция. Работа не поразила ложью, а прибыль составила соответствующие копейки. Но он придумал довольно забавный гешефт.

Для начала он посмотрел, какие товары были в дефиците в Ленинграде, а в конце 1930-х годов это было практически все. Затем он понял, кому и куда можно продать этот дефицит. Затем выяснил, какие магазины «выбрасывают» на продажу. Они не только продавали дефицитные товары за редкие, они были обычными. Они просто продавали их в небольших количествах. И поэтому, как только товар появлялся, выстраивалась бешеная очередь, полки брались практически штурмом, а принимали только первых и самых наглых. Ну, он четко распознал параметры ГОСТа для конкретных продуктов.

Более того, он прекрасно понимал, что в культурной столице и в стране правит его величество «страх». Так что вполне можно играть в мою игру и тянуть Софью Власьевну за антенны. Немного, в рамках закона, — не дурака валять.

VEVL был высоким, презентабельным парнем с хорошо поставленным внушительным басцистом. Пока он был одет в хороший костюм, а приличная шляпа была сразу видна — мужчина был привлекателен. И он решил использовать этот козырь. Но для осуществления плана ему нужен был помощник, и тут пригодился серьезный 17-18-летний мальчик по соседству. В своей рубашке, пуховике, пиджаке, шляпе, с выпученными глазами, глумливой ухмылкой и тетрадными руками, он изобразил идеального Веваля, и они исполнили спектакль вместе с исполнением.

Например, дефицит был сброшен, говорят Крепели. Материи мало, она всегда нужна. Слухи ходят мгновенно — говорите «дай». Люди живо выстраиваются в очередь. На каждое сокращение приходится битва титанов, шансы на сокращение минимальны. Крики «не давай двум рукам два в одном», влюбленности, слезы, иногда измены. И вот первые запыхавшиеся, мокрые от пота, но со счастливыми глазами покупатели выходят из магазина. А потом появляется крутой парень, ведет себя уверенно. За ним семенит услужливый человек.

Раздается жесткий бас: «Здравствуйте, товарищи. Пожалуйста, пропустите контроль качества». У него в руках красная книга. Люди, даже с самым толстым хвостом, расходятся, как прокаженные. «Здравствуйте, товарищи продавцы!» — звучит официальный тон «Прошу отмерить 10 метров такого-то и такого-то цвета в соответствии с Гост Намерек». И достает свои рулоны. Одновременно он кивает мужчине: «Товарищ, уполномоченный, запишите имя продавца». И с дрожащими руками продавцы под пристальными взглядами других покупателей отмеряют столько, сколько сказано. Сова крепко замирает, потом снова замирает. Потом сибилянтно осматривает, ощупывает и небрежно бросает мальчику: «Товарищ, разрешите, записывайте». В настоящее время при проведении ряда таких-то и таких-то контрольных обмеров, ткани типа крепдешин, длинной в количестве метров «зю», в соответствии с ГОСТом, выявляются такие-то и такие-то нарушения при обмерах. Так сколько от меня, продавца, до товарища? «

«Товарищи, спасибо за сотрудничество. Магазин работает в соответствии с ГОСТом. Все в порядке». И кивает мальчику: «Возьмите вещественные доказательства». А мальчик тащит кусок ткани. И все счастливы. А затем дефицит был успешно продан уже на черном рынке. Вевел был осторожен, посещал один и тот же магазин не чаще, чем раз в полгода, всегда менял виды покупаемых товаров, а главное — не был жадным. Он много брал, но не хватал. И все это было в соответствии с законом, поскольку любой покупатель мог попросить измерить или повторно взвесить любой товар.

И ни разу, за почти 5 лет, никто не попросил его посмотреть в книгу, или показать документы, или даже просто возмутиться. Да, велика сила страха. А в сочетании с доверием к умелым рукам это очень выгодно. Поэтому он жил, а не горевал. Он ел хлеб с маслом и даже колбасу до 1941 г. Ну, тогда это совсем другая история.

Народ смотрит на правительство через черные очки, а правительство смотрит на народ через фиолетовые очки.

Из года в год одно и то же — Народ не хочет, власть не может, Но это стихи, но в прозе — Все равно носит на шее.

«В ответ на наглые выходки бухгалтера Кукушкинда, который требовал оплаты сверхурочных, мы ответим.

В детстве у меня был кролик. Не кролик, а заяц. Мы с моим другом Серегой осенью поймали зайца в лесу, когда ходили за грибами. Затем привез его домой на поезде, спрятав в своем лоне. Дома мы принялись за работу: нашли и переделали большую коробку с крышкой, отбили у нее дно, а затем прибили продольные планки на расстоянии полутора дюймов друг от друга вместо дна. Где-то они нашли большой ржавый лист тонкого металла и сделали поддон, орудуя кусачками и молотком. Кролик жил на балконе. Сначала с Греем, потом, когда стали появляться его родители, со мной. Мы кормили его в основном морковью и капустой. Так он прожил у нас до лета, и мы решили отпустить его обратно в лес, так как они оба уезжали в пионерский лагерь.

Это подводит нас к той части истории, ради которой я все это пишу. Конец этой истории очень аллегоричен. Кролика мы везли обратно в том же ящике с подкатным поддоном. В нем было много мягкого сена, капусты и моркови. Мы с Греем пошли дальше в лес с коробкой и открыли крышку. Но наш кролик не спешил покидать коробку! Затем мы сами достали его и положили на землю. Но вместо того, чтобы прыгнуть в глубь леса, на свободу, он забрался обратно в коробку! Мы этого совсем не ожидали. Это повторялось три раза, пока он наконец не понял, чего от него хотят и что он должен делать. Он наугад побежал в лес, упал в канаву с водой, переплыл ее и навсегда исчез в густых зарослях дикой малины.

Честно говоря, я должен сказать, что это не первый раз, когда я использую эту историю. В следующем учебном году я написал об этом в сочинении «Как я провел лето», которое заканчивалось пикантным «…и мы поняли, что, возможно, никогда больше не сможем подержать в руках живого, пушистого, теплого кролика». Я получил пятерку за сочинение, и учительница прочитала его всему классу, пока я лопался от гордости.

Когда я вижу бесконечные интернет-перебранки на всех сайтах Рунета по поводу СССР, я всегда вспоминаю этого Кролика. Для меня он олицетворяет советских людей, которые когда-то были освобождены, хотя на самом деле они об этом не просили. Коробка — это сам СССР. Это было скучно, но безопасно. Было пропитание. А лес был огромным и опасным, особенно для того, кто привык жить в коробке. Как я хочу вернуться туда, закрыть крышку, где мне не нужно ни о чем беспокоиться и уйти от врагов, где Босс решает все за меня. Если смотреть объективно — место для кролика находится в лесу, а не в коробке на балконе. А те кролики, которые рождаются и живут в дикой природе, не захотят менять ее на размеренную тюрьму.

В горах штата Вирджиния находится Монтичелло, бывший дом одного из отцов-основателей Соединенных Штатов Томаса Джефферсона. Огромный сад и огород окаймляют усадьбу, здесь же расположились дома рабов. Мы с друзьями, которые не так давно приехали в отпуск из России, гуляли там, проходили мимо капусты, и вдруг я снова вспомнил про кролика. Да, за огородом там постоянно ухаживают и выращивают те же овощи, что и раньше. Правда, не рабы и не черные, а все белые. Вот последовательность мыслей: Джефферсон — рабы — капуста — кролик — СССР. Я часто думаю, как невероятно повезло Америке, что в одно и то же время туда попали несколько человек, таких как Томас Джефферсон, каждый из которых был умнее и мудрее Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина вместе взятых. Люди, которым не нужна была неограниченная власть и которые понимали, что сила и независимость страны вырастает из силы и независимости каждого гражданина. Ну не дорос МЭЛС до такой вещи, как, например, «Те, кто куют мечи на плуг, будут пахать тех, кто не пашет». Угнетенные люди предпочитают стабильность тирании бурному океану свободы. Ну, господа (товарищи) из МЭЛС до таких высот мысли не поднимались.

Этот опус был написан не для того, чтобы кого-то оскорбить. Каждый из нас — маленький Кролик, в том числе и я.

Церковь, власть и богатство — Это бремя, с терпением На людях лежит До судного дня.

(c) Дмитрий Торчинов

Перед музеем Ленина или Сто лет спустя.

Мы видим прежний Петроград В семнадцатом году: люди те же — они небогаты И видят только проблемы.

Рабочий тащит — все, что украдет, И все приносит домой. Поскольку у семьи нет дохода от заработной платы.

Несут, как могут, бедную Кошку на плече. И ближе к силовым кулакам. Я забыл про Илитча!

Москаль! Смените власть снова! Верните социализм. Мечта по-новому не сбылась — Нам удалось соврать.

Победа далась нелегко, Ленин вел нас вперед. Хоть Ленин и видел издалека, Но гниль покрыла плод.

С консенсусом своих идей — Горбачев обманул нас — Он вернул всех трудящихся к капитализму.

Филология и политика. Шокирующее снижение уровня грамотности по сравнению с советским периодом, вызванное успешной ликвидационной деятельностью Министерства образования, стало общим местом, и говорить на эту тему скучно. Здесь давно надо было действовать по совету Владимира Владимировича (имеется в виду Маяковский): ваше слово, товарищ Маузер. Но есть политический и психологический аспект этой вакханалии в Олбани, который заключается в следующем. Каждый из более чем семи тысяч языков, существующих на планете, имеет свои особенности, традиции, языковые клише, способы кодирования мыслей, которые естественны для носителей языка, но иногда трудно объяснить тем, для кого этот язык не является родным. Например, англофоны говорят и пишут «США», «Украина», но «Россия» (без артикля). Ну, они говорят себе и говорят — это нормально, это традиция языка. Финны называют русских «вене», а Россию — Веней; а мы их страну — Финляндией, хотя для них это Суоми. Ни мы, ни финны не возражаем. В центре Европы живет народ, который соседи называют немцами, германцами, алеманни — хотя сами они называют себя дойчи. Список таких примеров можно продолжать бесконечно. И это нормально — ну, так сложилось исторически, это особенности языков. Это никого не удивляет. Учитывая вышесказанное, довольно забавно наблюдать, как Хакамада кричит: «И я скажу «в Украине», потому что я уважаю Украину!». Хорошо, уважаю, но зачем навязывать язык, на котором вы говорите? Ну-ну, носительница светлых идей равенства, братства и политкорректности сошла с ума на русофобской истерике и борьбе с кровавым режимом, Бог ей судья. Но (внимание, господа!) он является членом Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека! Вы хотели бы поехать на Канарские острова, Кубу или Мальдивы, мадам? Проблема в том, что мы сами способствуем этой лингвистической неразборчивости. В чьих мозгах, не слишком обремененных интеллектом, родилась светлая идея русских по-русски называть Молдову Молдовой, а Кыргызстан — Кыргызстаном (страхуя свою челюсть от вывиха рукой). Откуда взялись эти Татарстан и Башкортостан? Напомню, что я говорю о нормах русского языка. На других языках, конечно, надо говорить в соответствии с нормами этих языков, но на русском надо говорить и писать, драт, по-русски! Проблема глубже, чем может показаться на первый взгляд. Заставляя нас искажать наш язык, нарушать его нормы и традиции, они пытаются лишить нас нашей национальной идентичности и ампутировать наше чувство национального достоинства. Происходит ли это из-за глупости и тупости правительства, или это делается намеренно пресловутой пятой колонной — думайте сами. Извините за многочисленные рукоприкладства.

Новогодние страдания (частушки) …

Мы не можем выжить без ругани Я спою вам песню: жизнь среди русских страшна. Жизнь — это как ****…

А наши люди борются, — * забоя нет! ……………………………………………… Почему нам нужна маленькая зарплата, чтобы выжить? Ответ Путина. Я не считаю свою зарплату

Я не живу на зарплату… Она слишком маленькая!» ……………………………………………. На горе «Кудыкина» кто-то свистнул на рассвете: угнали скот, трактор, сеялку, машину фермера…

Суд принял такое решение: «На горе, знаете ли, краб свистнул!» ……………………………………………. Кого бы ни называли властью, эти мечты сбываются… Одна мечта уже сбылась — у власти деньги, черт возьми!

Для чего? — Это легко понять: власть стала много зарабатывать! …………………………………………… … Многое строится, — президент у нас спортсмен! С уважением относитесь к оценкам «бизнесменов» на петербургской арене:

Многие «залезли» в оценку — миллиарды там… исчезли! ………………………………………….. ………………… Российским мужчинам надоел футбол… члены команды это знали и «Мельдоний» приняли:

Доза — сверх всяких норм… «не на коне», видите ли, была «еда»! ……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………О всех русских и длинноруких русских и длинноруких русских людей! Надеюсь, у него будет меньше страданий… Искренне: Akindri n-31.12.2016

В истории есть урок. — Представьте себе семнадцатый год, февраль, холодно. Люди недовольны бессмысленной войной. Самодержавия больше не было, власть перешла к Временному правительству. — Маривана, вы рассказываете нам по учебнику или просто мечтаете?

Давно обидно за народ — народ обнищал, просвета не видно… но власть на власть не обижается: народ рвется, — обогащается!

Для максимальной заработной платы …

Наши ПАО — корпорации, не боясь отца всей нации, платят максимальную зарплату «избранным» по форме!

«Избранные» не избирают, — они спокойно распределяют все места для «хлеба»… эта логика проста:

Они назначают только «своих» — в чужих мало смысла: власти чужих давно боятся — они не хотят… делиться!

Свежий пример — Улюкаев: От таких «расчлен*аев» бюджет сильно пострадал! Министр брал много взяток…

Я не хотел ни с кем делиться. Как говорится, они открыли вопрос об этом — этот «бизнес» поразил всех …

Начали «дурить» «своих» и спускать награбленное: кто-то в Европе, кто-то в офшорах… оказались «свои» — воры!

Король трясет их: «Патриоты, у вас яхты, самолеты! Максимальный размер заработной платы не может быть рассчитан без …

«Золотые парашюты» — все это было с вами, мошенники! В Министерстве финансов — «Черная дыра», а премьер-министр кричит: «Ура!».

Видите ли, придется отказаться: «…люди ждут и зло смеются: не зря смеется наш народ — «Мальчик» нужен для битья!

Власть исполняет указы короля … (почти, как в старые времена)

У правительства неизлечимая нефтегазовая болезнь — «проказа»! Наша элита тоже «шутница»: вместо головы работает задница …

Он превращает ресурсы в дерьмо! Народ терпелив и долго терпит… возможно, он напрасно обращается к царю — власти выполняют указы царя!

Народ утешил власть …

Сила народа признана: -Пати готовит «экстрим» — России придется выживать… за «ценой» мы не постоим!

Поскольку «кадастровая» цена охватывает половину страны …

Акындрын — 31.10 2016

Кот Васька слушает… (почти как в старой басне).

Однажды в недрах страны, где власть «валяла дурака», грызуны появились в Саске… лиса хлестнула Колобка, — — — — — — — — — — — -.

Любимец простого народа по всей России… царских людей: «Хеннинг, спаси! Проблема от грызунов и землероек, — направьте свою кошку в Суски!» …

И сразу наступил «прогресс»: крысы, мыши стали плодиться, — их кот не трогал, сжигал лакомства и становился грызуном вместо «крыши»!

Люди кричат, носятся на чреслах, — кошачий Васька слушает, чтобы… поесть!

Простые люди попали в ловушку — власти клянутся в «верности»: половина россиян за чертой бедности!

Остальные — молча ждут, когда их отпустят…

История о беспроблемном дедушке вдохновила. Я не нашел своего деда. Он умер до моего рождения. Пересказал мне поучительную историю из своей юности.

Это было примерно в 1918-1920 годах. Кто-то был за «красных», кто-то за «белых», кто-то за себя. Дед был за «красных», хотя происходил из яицких казаков, как он сам о себе говорил. Возможно, сказались гены прапрадеда, поляка, участника, кажется, восстания Костюшко, сосланного за это на Урал.

Мой дедушка тогда был еще мальчиком. Красные» выдали ему мандат, маузер и отправили в одну из деревень собирать урожай у крестьян и перевозить его в город. В поле этот дед не выглядел особенно ревностным, но история не совсем об этом.

Однажды, купаясь в реке, дедушка познакомился с местным деревенским мальчиком. Мы общались от слова к слову, подружились. А тот возьми и признайся: — Если бы ты знал, кто я, ты бы со мной даже не разговаривал. — Почему все произошло именно так? — удивился дед. — И от того, что я поп, сын сельского попа. — Ну и что! — возмутился дед. Одним словом, молодой защитник революции проявил классовую близорукость. С тех пор эти двое стали друзьями.

В то время настроения и власть быстро менялись. Поэтому казаки передумали поддерживать советское правительство. Советские войска были рассеяны. Революционеры были расстреляны. Патрули начали обходить деревни, выслеживая и расстреливая (а может быть, и обезглавливая) захваченных представителей «красного» правительства.

Настал черед моего деда. Казаки вывели его на улицу. Они поставили его к стене. Одежда была уже разложена и готова. По словам моего отца, дед говорил, что он был молодой, глупый, ничего не боялся. Он помнил только небо — голубое-голубое. Солнце было мягким и теплым. Это был хороший день, все в порядке.

Затем святой отец вышел на улицу к казакам. Да, не просто вышла, а в полном облачении. С иконой в окладе, но с молитвой. И он обратился с речью к казакам, говоря: проклятый Ирод, ты что-то делаешь. Человек, говорят, даже с мандатом и маузером, но он никого не трогал, не совершал злодеяний, как другие. Сейчас вы ударите его и уйдете, а вместо него нам пришлют другого, и не факт, что он будет лучше. Что хуже, это точно.

Одним словом, отец казаков успокоился. Старший позвал деда, от души огрел его плетью по спине и приказал спрятаться с глаз долой. Так мой дед выжил. На этот раз.

О чем эта история? Я считаю, что в жизни, независимо от убеждений и обстоятельств, нужно всегда оставаться порядочным человеком.

Ради любви к природе.

В небольшом (по китайским меркам) промышленном городке был большой (по всем меркам) завод. Что производил этот завод, не имеет значения для целей нашего рассказа. И знаменательно, что в офисе этой фабрики советских времен работала женщина. То есть в те далекие советские времена она была еще девушкой, молодым специалистом. Затем она стала зрелой женщиной. Потом тетя в предпенсионном возрасте. А потом выход на пенсию. А потом грянул кризис.

По заводу прошел приказ о составлении списков граждан на убой (т.е. на сокращение). Конечно же, власти, не задумываясь долгое время, включили нашу героиню (М.) в эти списки. Но у М. были другие планы на карьеру. Маленькая пенсия не была пределом ее мечтаний, а по размеру она явно проигрывала зарплате. Идея жить на средства, сопоставимые со стоимостью ежемесячного содержания кошки элитной породы, не привлекала М. В этот момент тихая леди встала и отказалась уйти по собственной воле. Ну-ну, не она первая и не она последняя, бюрократическая машина сработала, и в установленный законом срок, с соблюдением всех необходимых формальностей, тетка была сокращена.

М. собрал его личные вещи и отнес к машине, стоявшей на улице. Она попрощалась со своими коллегами, которые закатили глаза и направились к выходу. Что здесь оптимистичного, спросите вы. На самом деле, в нашей истории до сих пор не произошло ничего смешного.

Следует отметить, что М. не сделала карьеру на заводе, как ни старалась, но в процессе попыток она ее не получила, как и ее муж или дети. Ее единственной страстью было садоводство. На полученных вовремя шести центах выросли самые удивительные яблоки и груши, кабачки и сквош участвовали и побеждали в выставках, клубника с ягодами размером с детский кулак тоже поражала всех плодоношением почти до снега. Зная об этом увлечении, все знакомые привозили ей в подарок из командировок не московскую колбасу и китайские скатерти, а различные огрызки травинок, которые в руках М. поднимали голову и распускались в невиданные в наших широтах экзотические растения.

Но настоящей жемчужиной коллекции была удивительная пальма. В то время, когда кукуруза, сын одного из коллег М., пилота Аэрофлота, летавшего на Кубу, стала доминирующей сельскохозяйственной культурой нашей страны, приехал к родителям в далекий холодный уральский город и привез ее в подарок для М. зная о его страсти — нежно-зеленом щавеле, растущем в банке из-под майонеза. Смена климата и часовых поясов не лучшим образом сказалась на ростке, и визуально было понятно, что росток не жилец. Привлекая листья, он лежал на чужой земле, и весь его вид намекал на близлежащие поминки.

М. сказал «Хм…» и, не поблагодарив дарителей, быстро побежал на свое рабочее место. Вертикально располагалась специальная трубка ватмана, в центр трубки помещался стебель, а вокруг стебля — еще пять баночек из-под майонеза, наполненных водой. Все строение находилось на южном окне. К удивлению моих коллег, странная травинка не зашевелилась, а подняла свои стебли и набросилась. Через несколько месяцев окрепший росток был пересажен в банку с сельдью и накрыт сверху пустым аквариумом вместо бумажной трубки.

Пустая оказалась какой-то экзотической пальмой, не часто встречающейся на самой Кубе, и вырастить ее на Урале, даже в закрытом помещении, казалось абсолютным подвигом. За годы работы М. на фабрике Росток вырос в двухметровое дерево с общим стволом, толстым у основания и с пышной зеленой кроной наверху. М. отправил фотографию пальмы в отделение Академии наук в Свердловске, там подтвердили, что это пальма, редкая порода, поздравили М. с успехом и попросили сохранить растения при жизни.

М. Заключенный измерял высоту и толщину ствола, описывал болезни и температуру окружающей среды, вносил в таблицу графики и объемы полива, продолжительность светового дня, фотографировал пальму и отправлял отчеты биологам.

Но ничто не вечно под луной. И вот М. изгнал себя с местной фабрики, сгибаясь под тяжестью гравитации, когда он промчался через крытый проход с двумя пальмами. Те, кто работал на предприятиях со строгой пропускной системой, вероятно, уже догадались о последующих событиях. Защита М. останавливает проход и требует, чтобы материал перешел на ладонь. М. утверждает, что его ладонь является частной, поэтому пропуск не нужен. На нем нет отметок о введении пальм на территории, так как они были введены через шестьдесят — один год, и тогда вид был совершенно другим.

Конечно, все, кто работал с М., знают историю с пальмой, устно подтверждая ее историю охранникам, но охранники принципиальны, и хочется показать силу. Короче говоря, ладонь отбирают у М., она навязчиво хватает ее и не отдает. Разгорается скандал. М. требует отчета о приступе. Вызывают ВОХР (*ВОХР — военизированная охрана), силой берут ладонь и составляют отчет. Более того, проявив смекалку, они написали в акте, что М. отказывалась отдать ладонь, мешала действиям такого-то и такого-то сотрудника ВОВПЧ, пришлось применить спецсредства (дважды ткнули ей в руки резиновой дубинкой). Затем их выгнали с территории Взашей и взвесили прощальный пендель.

М. обратился в травмпункт, снял побои, обратился в полицию и написал заявление об ограблении. Полиция будет долго упрямиться и не примет заявление. В результате М. отправляет заявление в полицию по почте, пишет жалобу на отказ зафиксировать заявление о серьезном правонарушении в вышестоящие органы полиции и сама обращается в суд за возмещением материального ущерба, причиненного ей удалением пальмы с территории завода. К заявлению он приложил заключение эксперта о том, что стоимость взрослого растения такого-то и такого-то размера составляет 150 тысяч рублей, а также всю свою переписку с Академией наук и черно-белые фотографии, на которых запечатлен весь процесс выращивания пальм на производстве. Завод пыхтит и отдувается, крича в суде, что офис завода не является дендрарием, чтобы там росли пальмы. Но факт налицо, и завод проигрывает судебный процесс.

И М. направляет окончательное решение суда после апелляции начальникам полиции. Решение суда больше не является скандалом на скамье подсудимых, оно должно быть исполнено. Полицейское начальство объясняет своим подчиненным, что не принимать заявления от граждан с пальмами чревато ректальной стимуляцией, на самом деле они должны работать, иначе будущие полицейские сами имеют шанс заняться садоводством до пенсии. Совершенно обезумев от такой палки, полицейские сами находят М., берут у нее показания и даже успевают возбудить дело.

В этот момент все становится совсем плохо для VHP, которые начинают таскаться на допросы в рабочее время, а в свободное время сами бегают за М. и уговаривают ее отказаться от заявления.

М., видимо, ненавидит такую нервную отставку и на полученную от завода компенсацию уезжает отдыхать в Кисловодск. Игровая милиция начинает составлять преступление, совершенное группой лиц по предварительному сговору. ВОВПЧ отчаянно обвиняют друг друга и единогласно начальника охраны. При такой перспективе завод уже разрушается, и в Кисловодск отправляется специально обученный курьер с чрезвычайными полномочиями.

Что они обсуждали с М., история умалчивает. Но М. отозвала свое заявление, неожиданно у нее появились деньги на квартиру в Кисловодске, и М. сняла квартиру в родном городе, где находился завод, получив значительную прибавку к пенсии. М. стал жить в новой квартире, в Кисловодске, а племянник дарителя пальмы с женой и ребенком стал жильцом старой квартиры. Дело не дошло до суда, никто не был заключен в тюрьму. На фабрике имя М. все еще запрещено произносить, как имя Волдеморта в Хогвартсе.

А как же пальма, спросите вы. Увы, пальма была потеряна, и никто не смог сказать, куда она делась после удаления. Говорят, что он сильно пострадал в процессе борьбы за право обладать им, поэтому несчастный цветок — единственная и невинная жертва этой истории. Хотя, возможно, он все еще растет где-то вдали от глаз властей. В конце концов, никто не видел, как она была разрушена. Двухметровая ладонь — это не игла. Взяли и уехали. Наши люди отзывчивые и домашние, у каждого второго есть сады. Конечно, они не могли пройти мимо такого чуда, забредшего на территорию завода. Спрятать двухметровую пальму на территории огромного завода, где бесследно исчезали целые составы, — задача не очень сложная. По крайней мере, эта версия мне нравится больше.

Выборы — это когда правительство врет, лечит, а народ не рвет и не мечет.

Вот что происходит, когда правительство и народ — это две пары сапог, и обе остаются на месте.

Если бы я услышал эту странную историю о вампирах и хасидах, о волшебниках и книгах, о деньгах и налогах от кого-то другого, я бы не поверил ни единому слову. Но рассказчиком в данном случае был Зяма Цванг, а он не умел ничего выдумывать. Вообще, долгое время я думал, что Б-г одарил его единственным талантом — делать деньги. Он также давал святую веру в то, что наличие этого дара компенсирует отсутствие других.

Я знаю Зама, можно сказать, всю жизнь, так как мы родились в одном дворе, но в разных подъездах, а я на четыре года позже. Наша семья жила на последнем пятом этаже, где постоянно протекала крыша, а родители Зямы жили на заветном втором этаже. Они были более благополучны, чем толпа ИТР, которая в основном населяла наш двор, но не настолько, чтобы писать на них доносы. Когда речь заходила о Цванге-старшем, моя мама всегда делала пренебрежительный жест рукой и произносила не очень понятное слово «гешефтмахер». Когда разговор перешел на Цванга-младшего, она сделала тот же жест и сказала: «Порвите его и отпустите». Ей даже не приходило в голову, что все эти пары дневников и общение с панками были лишь побочным эффектом его главной страсти — зарабатывания денег.

Я, в отличие от матери, всегда относился к Заме с уважением: он был старше, и именно на его примере я познакомился с идеей свободного предпринимательства. Все вокруг работали на государство: родители, родственники, соседи. Некоторые, как я заметил еще в детстве, умели получать больше, чем платило им советское правительство. Например, моя мама дала три рубля врачу, который выписал больничный лист, а сантехник из ЖЭКа дал рубль, чтобы починить кран и налить стакан водки. Но жилищный отдел и поликлиника не перестали быть государственными. Двенадцатилетний Зяма был единственным, кто работал на себя. Если вдруг в магазине за углом начинала образовываться очередь, например, за мукой, Зиама собирал около десяти таких детей, как я, и ставил их в «очередь» на расстоянии нескольких человек друг от друга. Примерно через час ко всем подошла незнакомая тетя, обратилась к ним по имени и встала рядом. Через несколько минут она жирным голосом приказала мне идти домой, а сама осталась стоять в очереди. На следующий день Зяма купил честно заработанное мороженое для всех. Конечно, он тоже не пострадал. Единственная фотография, которая осталась у меня с тех давних времен, — это наша с Зямой фотография. Вы можете увидеть эту фотографию на сайте http://abrp722.livejournal.com/ в моем Живом Журнале. Зяма — слева, я — в центре.

Когда наступил следующий месяц сбора макулатуры, Зяма возглавил группу младших школьников и повел их к огромному серому зданию в нескольких кварталах от нашего двора. Там располагались десятки конструкторских бюро. Он смело входил во все кабинеты подряд, коротко, но с энтузиазмом рассказывая о том, как макулатура спасает леса от вырубки. Он призвал меня внести свой вклад в это благородное дело. Веселые дяди и тети охотно бросали ненужные бумажки в наши сумки, а Зяма тут же вытаскивал из этого потока конверты с марками. В то время марки собирали не только дети, но и взрослые. В мире без телевидения они были, пусть и маленькими, окнами в мир, где были другие страны, другие люди, экзотические рыбы, цветы и животные. Причем некоторые марки были очень дорогими, но совершенно незаметными среди дешевых — качество, незаменимое, например, при обыске. Одним словом, на марки был устойчивый спрос и хорошие цены. Я не знаю, как Зяма продавал их, как не знаю и других источников его дохода. Но они, несомненно, были, поскольку первый мотороллер в микрорегионе пришел прямо к Зиаме, и он всегда говорил, что заработал его сам.

На мотороллере Зяма подъехал к стайке девушек, выбрал самую красивую и предложил ее подвезти. Наши местные панки просто убили бы любого другого за такие вещи. Но не Зяма. И не спрашивайте меня, как или почему. Я никогда не умел строить отношения с панками.

Затем Цванги поменялись квартирами. Зяма надолго исчез из виду. От кого-то я слышал, что он пукает, от кого-то другого — что он увлекается фотобомбированием. Трудно гарантировать точность этих отчетов, но, по крайней мере, они не противоречили друг другу: он определенно зарабатывал деньги. Однажды наши пути пересеклись. Мы говорили о том и о сем. Я попросила джинсы. Зама оглядел меня сверху донизу, назвал мои идеи совершенно нелепыми. На этом они расстались. И они снова встретились через много лет на книжном рынке, и, как ни странно, дело опять не обошлось без макабра.

Я был завсегдатаем книжного рынка с тех далеких времен, когда он был абсолютно нелегальным и прятался от бдительного ока полиции либо в плантации у городского парка, либо в овраге в дальнем пригороде. Там собрались книголюбы-ботаники. Они неспешно обсуждали книги, менялись ими, даже давали друг другу почитать. Некоторые занимались самиздатом. Короче говоря, было много разговоров, но мало действий. Эта идиллия закончилась с появлением «макулатурных» книг, которые продавались за 20 фунтов старой бумаги. Конечно, можно сколько угодно смеяться над тем, что малоизвестные люди передали полное собрание сочинений Фойхтвангера, чтобы купить Гойю того же автора, но суть дела от этого не меняется. И вывод был таков: впервые за бесчисленное количество лет издаются не гнусные Шолохов и Полевой, а Дюма и Сабатини, которые открываешь и не закрываешь, пока не прочтешь до конца. Миллионные тиражи подлили масла в огонь. Они сделали мусор столь же популярным, как и певцы на телевидении. Ну, и цены на эти книги соответствующие. После того, как были выпущены книги, Зиама вышла на рынок.

Он ходил вокруг, перелистывал книги, задавал вопросы. Он заметил меня, увидел томик «Библиотеки поэта», который я принес на обмен, посмотрел на меня, как на слабоумного ребенка, и сказал немного сочувственно: «Потц, здесь можно заработать, а ты делаешь какую-то ерунду!

В следующий раз Зяма приехал на рынок на собственной белой «Волге». Он медленно залез в багажник, вытащил две 10-пачки «Королевы Марго», погрузил их в странную по тем временам тележку на колесах, добрался до поляны, уже заполненной любителями чтения, и начал, как он выразился, «дышать свежим воздухом». С тех пор он повторяет эту пранаяму каждое воскресенье.

Таких людей, как Зама, на языке того времени называли спекулянтами. На рынке их было много. Но таких дерзких, как он, не было. Полиция время от времени устраивала облавы на спекулянтов. Затем все люди вместе убежали в лес, сбивая на ходу деревья. Зиама никуда не убегал. С упрямым видом он выделил главного вышибалу, подошел к нему, взял его за локоть и повел к своей машине, что-то беспрестанно шепча на ухо товарищу в форме. Затем они оба сели в зяминскую «Волгу». Вскоре товарищ в форме вышел из машины с выражением глубокого удовлетворения на лице, и Зяма отправился домой. И не спрашивайте меня, как или почему. Я никогда не знал, как строить отношения с полицией.

Однажды Зяма предложил подвезти меня. Я не отказался. По дороге я набрался нахальства и спросил, откуда столько мусора. «Никогда бы не подумал, что ты такой дурак!» — изумился он, — «Что за макулатура! Каждая книга имеет свой отпечаток. Имеется печатный станок и его адрес. Я иду к директору, получаю оптовую цену. точка! И далее. Тот, как он, которого все на рынке знают? Юра! Ты трахалась с ним всю свою жизнь. Так что, имейте в виду, этот тюлень не дышит свежим воздухом, как мы с вами. Он служит и служил в КГБ. Понял? Понятно.

В конце 1980-х годов советских евреев охватила массовая жажда странствий. Все уходили, и мы решили уйти. Это решение сразу и бесповоротно изменило обычную жизнь. Мои любимые книги — «Искусство программирования» Дональда Кнута (от Кнута недалеко до Сохнута) и «Базовый английский для иностранных студентов» Чарльза Экерсли. Я не работал по специальности, но хорошо владел персональным компьютером. Я записался на курсы вождения, о которых год назад даже не думал. В субботу я решил отпраздновать шаббат, но не знал, как праздновать, поэтому изучал английский язык. В воскресенье, вместо книжного рынка, он занимался тем же английским с молодой преподавательницей университета, Еленой Павловной. Елена Павловна жила на пятом этаже без лифта. Так что мы с женой встречали выходящих студентов, когда поднимались, и прибывающих студентов, когда спускались. Однажды Зяма решил уйти. Мы посмотрели друг на друга, все поняли, улыбнулись, похлопали друг друга по спине. Зяма представил свою жену — статную, эффектную блондинку. Мы договорились встретиться для обмена информацией в недавно образованном еврейском обществе «Алеф», и мы встретились.

Наши ответы на вопрос «Когда мы поедем?». Они почти совпали: Зиама уехал на четыре месяца раньше нас. Наши ответы на вопрос «Куда мы идем?». Они точно совпали: «В Нью-Йорк». На вопрос «Что мы будем делать?». Я неуверенно пробормотал, что попробую заняться программированием. Радугу ждало гораздо большее будущее, чем его слова: полгода назад его дядя, которого он никогда не видел в Штатах, оставил ему в наследство электростанцию в Джерси-Сити. «Из Манхэттена, прямо через Гудзон», как выразился Уинтер. Я представил себе угольные генераторные установки, паровые котлы, турбины, команду, которая должна вести работу на английском языке. Я сразу же подумал, что не буду вырываться. Видимо, такие мысли даже не посещают Зиаму. Честно говоря, я немного завидовал, но, к счастью, проблески зависти быстро угасли.

Тем не менее, мысли о том, как советский человек справится с ролью владельца американской компании, настолько захватили меня, что на следующем уроке я спросил Елену Павловну, что там у Зямы с английским. — В Зиновий Израилевич? — спросила Елена Павловна, — он самый способный ученик, которого мне когда-либо приходилось учить. У него прекрасная память. Он усваивает материал любой сложности с первого раза и практически не забывает. У него прекрасный слух и, как следствие, нет проблем с произношением. Его великолепное чувство языка компенсирует все еще недостаточно большой словарный запас. Всякий раз вы напоминаете ему, чтобы он больше читал, а он всегда жалуется, что у него нет времени. Но если я читаю. Елена Павловна еще несколько минут продолжала петь дифирамбы Зие, и я снова немного позавидовал и снова порадовался, что это чувство быстро прошло.

На вокзале собралось довольно много людей, чтобы увидеться с зятем. Мне показалось, что большинство из них никуда не собирались уезжать. Они были хороши дома. «Я не понимаю Цванга, — сказал гладкий мужчина в пижиковской шляпе, — если ему нравятся электростанции, он не мог купить здесь?» «Ну, не сегодня, но через несколько лет вполне, — согласился с ним собеседник в той же шляпе, — помните Данко из обкома комсомола?» Я слышал, что он продает свою долю в Старобешево. Он просил вполне разумных бабушек.

Я сам в тот день бился над неразрешимым вопросом: где, с приходом гостей, купить хоть какое-то спиртное и хоть какую-то закуску. — Да, у кого нет тяги к супу, но у кого есть сумасшедший жемчуг!» — промелькнуло у меня в голове. И вдруг впервые я искренне обрадовалась тому, что скоро покину свою странную родину, где для нормальной жизни нужно уметь строить отношения со шпатом или силой и навсегда — как с теми, так и с другими.

Следующая встреча с Зямой произошла через девять долгих лет, которые, вероятно, осели в памяти больше, чем предыдущие сорок. В теплом марте я вышла из офиса своего бухгалтера на Брайтон-Бич в Бруклине. Совершенно неожиданно для себя он оказался в русском книжном магазине. Через несколько минут он вышел из нее с миниатюрным изданием «Евгения Онегина», заветной мечтой моего прошлого. Вдруг откуда ни возьмись появилось знакомое лицо и заговорило знакомым голосом: — OBOR, ты должен зарабатывать деньги в Америке, а ты продолжаешь разводить этот мусор! Они обнялись и сблизились по американскому обычаю щеки. «Винтер, — предложил я, — давай пообедаем вместе по такому случаю». Я угощаю, а ты выбираешь место. Идешь? Зяма рассмеялся, и через несколько минут мы уже шли в один из русских ресторанов. Зал был пуст, как всегда бывает на Брайтоне в дневное время. Они заняли столик в дальнем углу. «Слушай, — сказал Зяма, — давай выпьем за это событие!» «Давай, — согласился я, — но только немного». Мне еще нужно вернуться в Нью-Джерси. «И для меня на Лонг-Айленде». Не бзди, проскочим! Официантка поставила перед нами тонкие стаканы, которых я никогда не видел в местах общественного питания, налила ледяную «серую жижу», только не до краев. Сказали «Лехаим», протиснулись, выпили, закусили соленой селедкой с лучком и бородинским хлебом. «Неплохо», — подумал я, — «этот ресторан должен запомниться».

После короткого разговора о погоде и семейных новостях Зяма спросил: «Что ты делаешь? — Я программирую медленно, а вы? — Итак, несколько предприятий. Кажется, этого достаточно, чтобы оплачивать счета. «Подождите, — говорю я, — а электростанция?» — Электростанция? — Зяма задумчиво покачал головой: «Я могу сказать, но предупреждаю, ты не поверишь. Приходите второй! И мы выпили по второй.

«Пока адвокат, — начал свой рассказ Зяма, — не узнал об этом через две недели после нашего приезда». Он вступил в наследство, подписал кучу бумаг. Они постоянно что-то искали для меня, но я почти ничего не понимал. Нет, с английским, благодаря Елене Павловне, все было хорошо, но они вылили адвокатские кишки, а местные и этого не понимают. От важного детского сада, что документы придется ждать не менее двух месяцев, что налог на недвижимость съедает пиковые деньги и что в наличности были слезы.

Прямо из офиса я отправился посмотреть на свою собственную электростанцию. На Манхэттене он сел на паром, переправился через Гудзон, вышел в Джерси-Сити и прошел по Грин-стрит. На пересечении с заливом мое внимание привлекло монументальное разрушенное здание с трещинами в массивных кирпичных стенах. В трехэтажных пустых окнах кое-где виднелись остатки стекол, на крыше, обсаженной деревьями, торчали три ужасного вида черные трубы. Солнце уже садилось, быстро темнело. Вдруг я увидел, как из трубы вылетел человек, повернул, улетел на Манхэттен. Меньше чем через минуту вылетел еще один. Вокруг домов завыли собаки. Я не трус, но здесь, можно сказать, он был окаменелым. Он открыл рот с косой на конце! Кто-то позвал меня: — Господин! Сэр!» Я обернулся, смотрю — черный, но одет как обычно и не пахнет. «Эй, парень, — говорю я ему, — как дела?» — «А я еду быстрее». Я всегда держусь подальше от таких вещей. «Не будь придурком, — останавливает он меня, — видеть вампира — к деньгам. Не торопитесь, смотрите внимательнее, денег будет больше» — и он владеет парой биноклей. Бинокль был настолько сильным, что следующего летуна, казалось, можно было коснуться рукой. Это была полуобнаженная девушка с ярко-красным ртом, из которого торчали зубы. Позади нее появился человек в черном плаще с красным воротником и подкладкой. — Кто эти вампиры? — Я спрашиваю своего нового друга: — Как в аду? «Нет, — говорит он, — скорее, оживить мертвых». Во время Великой депрессии это здание было заброшено. Потом какой-то сумасшедший иммигрант из России купил его за символический доллар. А потом здесь появились вампиры. Они проводят день в подвале, потому что боятся света. Вечером они улетают, утром возвращаются. Их редко можно увидеть, их мало, но о них знает все местное население и, конечно, те, у кого есть собаки. Из-за того, что собаки воют на них. Так или иначе, это место считается мертвым, вечером его окружают. Но не я! Я вижу такое зрелище, как сегодня, но когда есть возможность, на следующий день обязательно иду в казино. «Черт, — оборвал я его, — они опасны или нет?» «Ну, да, в основном, опасны: пьют человеческую кровь, обладают сверхъестественными способностями, почти бессмертны. И не принципиально, они тусуются на Манхэттене среди богатых и знаменитых, обычным людям вроде нас с вами до них нет дела. Вы просто не понимаете их руки.

Стало совсем темно. Я решил, что завтра буду любоваться своей собственностью, и уже собрался уходить, как вдруг что-то ударило меня по голове. Я спросил: «Послушайте, что происходило в этом здании до Великой депрессии? И услышал в ответ: — Электростанция железнодорожной компании «Гудзон и Манхэттен».