Анекдоты из России, мемы и истории

Анекдот про носилки

В России уже была русская семья, и они никуда не собирались уезжать. А все потому, что денег не хватало: парень пьяный был ужасно. Все это, Ессино, не было бы инфракрасным, и она видела своего мужа каждый день и каждый день. Однажды парень смотрит на телевизионный перенос «видимо-невменяемый» и там показывают йога, который принимает пол-литра, ставит его перед собой, внимательно смотрит на него и падает, а группа врачей объявляет от него опьянение третьей степени. «В классе!» Человек думает. «С одной бутылкой можно ходить пьяным всю жизнь!» Он звонит жене и говорит: так, мол, и так, по новому методу йогов я буду пить — купите мне одну бутылку, и я всегда буду пьян и не буду больше тратить деньги. Жена так и сделала, купила пол-литра, принесла. Мужчина выгнал ее из комнаты, мол, не мешай мне сосредоточиться, поставил на стол бутылку, сиди и смотри на нее. Через час жена заглядывает в свою комнату — мужчина лежит на полу. «Это действительно работает!» — восхищенно подумала она. «Вась-Вась!» — позвала она его, но он не ответил. «Дело не в том, что произошло», — подумала она и, конечно, сразу же позвонила в скорую помощь. Врачи приехали через полтора часа, подошли к мужчине, посмотрели и сказали: «Он холодный!». А жена спрашивает: «Что, мол, вы пили?» «Да, нет», — отвечают врачи, мужчина мужчине на носилках. «Он захлебнулся слюной».

— Здравствуйте! Что случилось с твоим дядей? Говорят, он сломал руку? — Он смотрел телевизор, тетя тихонько подошла сзади и шутливо потискала его. Он был поражен до глубины души. — И что? — И то, что тетя тоже испугалась, вызвала скорую помощь. Когда приказчики донесли дядю до машины, он пришел в себя. Санитары спросили, что с ним случилось. Он сказал. Они засмеялись, уронили носилки, и дядя сломал руку.

— Здравствуй, Берия! Что случилось с твоим дядей? — Он сломал руку. — Как это произошло? — Он смотрел телевизор, тетя тихонько подошла сзади и, шутя, ущипнула его. Он был напуган до смерти. — И что? — И то, что тетя тоже испугалась, вызвала скорую помощь. Когда приказчики донесли дядю до машины, он пришел в себя. Санитары спросили, что с ним случилось. Он сказал. Они засмеялись, уронили носилки, и дядя сломал руку.

В России уже была русская семья, и они никуда не собирались уезжать. А все потому, что денег не хватало: парень пьяный был ужасно. Все это, Ессино, не было бы инфракрасным, и она видела своего мужа каждый день и каждый день. Однажды парень смотрит по телевизору «явно встревоженный», а там показывают йога, который берет пол-литра, ставит перед собой, внимательно смотрит на него и падает, а группа врачей объявляет от него третью степень опьянения. «В классе!» Человек думает. «С одной бутылкой можно ходить пьяным всю жизнь!» Он звонит жене и говорит: так, мол, и так, по новому методу йогов я буду пить — купите мне одну бутылку, и я всегда буду пьян и не буду больше тратить деньги. Жена так и сделала, купила пол-литра, принесла. Мужчина выгнал ее из комнаты, мол, не мешай мне сосредоточиться, поставил на стол бутылку, сиди и смотри на нее. Через час жена заглядывает в свою комнату — мужчина лежит на полу. «Геройская игра!» — восхищенно подумала она. «Вася — Вася!» — звала она его, но он не отвечал. «С ним случилось то, что случилось», — подумала она и, конечно же, сразу давай звонить обидчику. Врачи приехали через полтора часа, подошли к мужчине, посмотрели и сказали: «Он холодный!». А жена спрашивает: «Что, мол, вы пили?» «Да, нет», — отвечают врачи, мужчина мужчине на носилках. «Он захлебнулся слюной».

Реаниматолог, оказавшись в отделении скорой помощи, спрашивает только что прибывшую бригаду скорой помощи: «Как пациент?» «Мы потеряли его, доктор!» «Простите, как и когда это произошло? — На одном из поворотов задняя дверь открылась, и носилки полетели в кювет.

Play or Stone Age КГБИСТ ЮРИЙ ТАРАСОВИЧ предоставил мне восхитительную историю огненных 90-х. Об этом ей рассказал ее друг и собутыльник Тарик в деревне. Какие ужасы на нас порой не обрушивались, аппетит пропадал и шашлык не лез в горло (ведь он тоже из мяса…), но эта история из ряда вон — и ее приятно вспомнить и рассказать, чтобы ему не было стыдно… сейчас он полковник в отставке, но тогда, в начале 90-х, он был капитаном и служил в городе Киеве героем:

— Каждый день где-то «стрелы», взрывы, стрельба, «набитые тараны», и мы будем разжигать дерьмо. Вот маленький летний день, следующий звонок, я выезжаю с группой на место. Небольшая застройка, почти в центре города. Параллельно улыбается «скорая», смотрим — стоят две машины, впереди «Жигуль», опирающийся на кучу песка, а сзади джип Jeoroki. Я много раз видел машины после взрыва, и поначалу тоже грешил на что-то антиличностное. У джипа нет ни одного стекла, но характерные вмятины от осколков по всему кузову, но в то же время у «Жигуля» все стекла целы, ни одной царапины. Врачи извлекли и переместили из джипа четырех братьев (пятый истекал кровью под машиной) у них были все осколочные травмы черепно-мозгового поля, хотя по уму не тяжелые, трое, но ни одного осколка на их лицах не было. Раненые братья были доставлены в больницу, а во время обыска внедорожника, в запасном колесе, мы нашли пистолет ТТ с патронами. Впоследствии двое «отсиделись» долго, а трое других спустились с сильным испугом (трещины в костях черепа, выбитые зубы, а один вообще лишился глаза). Но я не буду забегать вперед. Они начали понимать — кто взорвал, кого и что? Мы смотрим, водитель с молочными поросятами, которому чудом удалось выплюнуть яблоко и спастись от нового года, сидя в гулкой «Ладе», сидит в воздухе… Мы помахали счастливчику в воздухе, Нам интересны подробности событий. Мужчина пришел в себя и сказал: — Я тихо бомбил по городу, четыре года примерно с пятнадцати до шестнадцати голосовал, обычные с сумками и теннисными ракетками в чехлах. Засада, загон. Здесь на дороге — эти раненые бандиты в джипе, привалившись к обочине, кричат, угрожают. Либо я их отрезал, либо они хотели получить от меня деньги за «валы», но, скорее всего, им просто нравились мои девушки. Они кричали, что собираются стрелять, поэтому я не остановился, чтобы ехать позади них. Приехали на эту стройку, положили меня на песок джипом, вытащили из машины, ударили по лицу, потом взялись за моих пассажиров. Они начали лапать себя, она кричала, ну, она догадалась — она разбила себе нос в кровь. Остальные трое, под шумок, побежали к тем грудам битого камня, затушили ракеты и давай на семь метров, камни пулять. И вы знаете такую их презентацию, как пистолет. Сначала бандиты бросились на них, но где там, только дула трещат… они бы разбежались, дураки. Гравий летел в голову с таким ужасным звуком, как будто взрывались арбузы. Да, так много! Он только убрал руки от головы, как тут же туда полетели три или четыре камня. Ужас был простым, я даже в кино такого не видел. Теннисисты окружили их, и, загорая в машине, один выполз из-под нее. И спортсмены все четверо выходят из джипа, они тренируются, тренируются, тренируются. Как пулемет. Братья пытались подглядывать, но быстро поняли — чтобы остаться в живых, главное лежать ниже уровня очков. Видимо, охранник вызвал полицию, а когда вдалеке завыли сирены, девушки спрятали ракеты и спокойно пошли к своему …

Я не хотел искать теннисистов (росли такие), да и задержанные не особо настаивали, одно дело на стройке «попасть в аварию», другое — играть с молодежью. ..

Полная женщина на отдыхе выпила слишком много. Друзья тоже не стояли на ногах. Мы решили повеселиться. Они позвонили в больницу, сказали: женщина рожает, забирайте ее скорее. Был вечер, все хотели спать. Врачи долго не понимали, на носилки — и вперед. Утром просыпается, а перед ней все родильные дома в боевой готовности. Главный врач подбодрил ее: — Сейчас, дорогая, родишь! Тот (ошеломленно): — Я убил проклятую тварь!

And all the pak te biaha.

Сержант Снегирев. Фамилия маленькая, живая, и сержант такой же. Маленький, но коренастый. Сильно приседайте. Большинство из нас — до уровня носа. Тогда мы «тихо» встаем. И мы так стоим, потому что, как на тренировке, до присяги осталась неделя, а он — сержант-майор. И не просто сержант, а инструктор. И он научит нас правилам оказания первой помощи. Например, обучение санитаров. В первый день обучения у нас «тактика». Мы смотрим на себя — у нас еще не бум в медицине. Но они одели, пристегнули, пристегнули, добавили полный боекомплект и еще мед. полировку со снаряжением. Мы стоим на своем. Одежда не встает, оружие висит, лица сонные. Но мы пожираем сержанта глазами. А Снегирев пальцем выдергивает из строя рядового Полихаева, толстого дурака страшных размеров. Он отводит его в сторону, на расстояние тридцати ярдов, и что-то говорит. Мы видим Полихаева, лежащего на земле без движения. Сержант возвращается и ведет меня и еще одного солдата, Рагулина, дальше. И в первую очередь он ставит нам боевую задачу: — Товарищи бойцы! В тридцати метрах от вас лежит рядовой Полихаев и стонет от ран. Ваша задача — добраться до него под огнем противника, оказать первую помощь и вынести его с поля боя. Время ушло. Да, мы все берем с собой. И, кстати, ползи! Вы считаете, что ползти тридцать метров — это бред? А когда у тебя есть штурмовая винтовка, кобура, противогаз и даже запас медикаментов? Кроме того, эта сука Рагулин ползет вперед, волоча носилки. Ручки носилок обмотаны рваной резиной и пытаются попасть в глаз! Не успеваем отползти, как что-то «бала» бьет по моей каске! «Огонь противника!» — докладывает Снегирев, — «и следующий камушек в «бала» Рагулина. А потом на нас обрушился дождь! Весь взвод стрелял, Ироди, братья по оружию. А некоторые даже одним глотком. Камешки маленькие, но когда они находятся на шлеме или прямо перед носом, это неприятно. Мы ползем, упираясь мордами в землю, и кажется, что они действительно стреляют в тебя. Доходим до Полихаева, мокрые, злые. Полихаев лежит, держа в руках лист бумаги. Мы читаем: «Проникающее ранение в живот, контузия и оторванная рука». В общем, не арендатор. . Давайте лечить его. Открыты мешки с медикаментами, в которых, кажется, все вспомнилось, но сможете ли вы найти это? В одну секунду все было перевернуто вверх дном, все, что нужно было перетасовать. — Измерьте его давление!» — шипел Рагулин. — Что за нах… давление! Жгут на руку! Нет! Сначала повязка! Повязка разматывается, падает в грязь. Не стерильно! Где еще один! И живот, живот! Что освещать? А Полихаев вдруг стал кричать: «Ой, мамочка! О, спасите меня! Ой, как больно, я умираю!». И не просто кричал, а размахивал руками и вставал, чтобы попробовать. — Рагулин встал на землю, опираясь на руки. И тут же сам на каске с камешком «Вот». О, да. Мы оба лежим на Полихаеве, вокруг нас свистят пули. Он снова закричал: «О, спасите! О, бледность в глазах! Да отпустите вы его руку, пидоры!» — кричит он на Рагулина. — У него пойдет кровь! Сделайте ему бандаж на живот, он проникает! Да попробуйте сто двадцать килограммов недвижимости развернуть! И все равно он лжет! Мы выталкиваем его, повязка под спиной, коленом по ребрам. Пристрелите ублюдка! Я вроде как догадался. На носилках! Та же проблема, переворот на одну сторону, носилки под спину, спина. Полихаев стонет, руки трясутся, Рагулин уже даже не шипит. Я положил. перетащил. О, мошенники! Вам нужно перетаскивать этого слона с кочки на кочку и так далее одновременно, иначе вы не сможете сдвинуть его с места. И у нас тоже есть с собой оборудование и инвентарь, и вы не встанете — битва в самом разгаре. Помоги с ногами! Я говорю ему. — Толкай, ублюдок!

— Полихаев оправдывается. — А Снекир обещал два вне очереди, если увидит что! Как они его заполучили, я не помню. Весь мокрый, уже сидит на корточках в сапогах. В глазах слезы, темные круги и три сержанта Снегирева. — Вставай! — скомандовал он. Он обходит Полихаева, смотрит на часы: «Пятнадцать минут», — говорит он. Этого не может быть. Они провели там два часа. Смотрит вперед, от кучи, где лежал Полихаев, метров тридцать, два прыжка. И борозда глубокая. — Товарищи бойцы!» — объявляет Снегирев. — Сегодня в бою с врагом геройски погиб рядовой Полихаев! Взвод стонет, задыхается, падает лицом вниз. Мы с Рагулиным обменялись взглядами. — Его не убили враги!» — продолжает Снегирев. — Враги только ранили его. И они прикончили друзей, сослуживцев, товарищей по оружию, так сказать! Потому что так далеко они зашли, так далеко они зашли, но так далеко, как они затащили его обратно. И какая бы первая помощь была оказана, даже здоровый человек не выжил бы! И он смотрит на нас. Намного яснее. Это вам не палец перевязать и не таблетку в два счета. Но это еще не бой. . Все, что можно, все, что нужно, объяснил всем нам сержант Снегирев. И не сонные лекции, а живой пример, в течение пятнадцати минут.

С того дня прошло двадцать два года. Сегодня я сам врач, живу в другой стране, служу в другой армии. Но что я хорошо помню: до самого конца школы, в течение целых шести месяцев, ни на одном уроке у Снегиревского, никто из нас не заснул. Нет, все же были люди, были. .

Эта история произошла в небольшом провинциальном городке, и я услышала ее со слов своей мамы, которая когда-то работала медсестрой в городской больнице. В основном это было так.

Ночь. Больница. Две молодые медсестры на ночном дежурстве в отделении. Скучно, если не принимать во внимание теплый медицинский спирт, разбавленный водой, плещущийся в бокалы. Только один больной раком был немного тревожен, но в целом он был спокоен.

Ни для кого не стало сюрпризом, что в 2 часа ночи он тихо отошел в мир иной. Этого можно было ожидать изо дня в день — рак это не простуда. Накрыв несчастного простыней и положив его на носилки, слегка подвыпившие барышни столкнулись с небольшой, но вполне решаемой проблемой — что делать с покойным? По правилам Службы внутренней охраны беднягу должны были доставить прямо в морг.

Жизнь иногда преподносит такие замечательные уроки. Несколько лет назад одна компания решила построить больницу на пустом участке рядом с домом. Все было как полагается — разрешение от городских властей, план и общее собрание для всего района по поводу возражений. Я не был на собрании, и, очевидно, никто там не протестовал, потому что больница была построена. Как и ожидалось, ночью включились сирены скорой помощи. Мне пришлось заменить двери и окна на звуконепроницаемые, чтобы уменьшить вой сирен. Где. Со временем эти сирены начали меня раздражать, причем довольно сильно. Как только я слышу одну, так невольно пролепетала «О. Все в порядке!» Это преамбула.

На Новый год я решил побаловать себя суши. Я просто обожаю их, и они готовят лучше, чем суши-бары. Но поскольку моя жена их не ест, а я всегда в катушках, возможность приготовить их выпадает редко. И такой день — никаких поводов и не предвидится, вечером идем к друзьям отмечать встречу выпускников 2012 года, а до этого — гуляй — не хочу. Но, как говорится, если вы решили рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах.

Я купил ингредиенты. Кальмаров не было свежих, я купил замороженные. Шеф-повар. Я была рада помыться. Да, с пивом! Перевернута на все сто! Год, когда вы почти не ели свое любимое блюдо! Через два часа наступило легкое недомогание. К пяти часам стало ясно, что я никуда не смогу пойти. Мне казалось, что я подхватил простуду по утрам. Через полчаса стало ясно, что в лучшем случае новогодняя дата храпит. Когда она заболела, он начал подозревать отравление кальмарами. Когда ей стало плохо во второй раз и она начала вытягивать ноги, он сказал жене, чтобы она посмотрела в интернете симптомы отравления и что делать в таких случаях. Обращаться в скорую помощь здесь бесполезно — если она не сжимает грудь (подозрение на сердечный приступ), ее увезут в лучшем случае через 3-4 часа. Так что в этот раз лучше лежать дома. А тут еще и фуга-шоу на Телик (рыба такая ядовитая, что не узнать) показывают — прямо, как говорится, тему придумали! Жена говорит, что дело серьезное — нужно срочно обратиться к врачу. Я анализирую ситуацию. Учитывая скорость ухудшения, я удивляюсь, что карусель появляется примерно через час. Я говорю — мы едем в больницу. После нескольких бесполезных звонков по телефонам, указанным на обратной стороне страховых карточек («мы закрыты, звоните туда-то и туда-то»), мы понимаем, что нам нужно вызвать 911. Две пожарные машины, полиция прибыли внутрь в течение минуты. С сиренами. В дом ворвался парень с 8-10 причиндалами, как у дяди Блэкмора. Все как на подбор! Я лежу на диване и смотрю на все совершенно другими глазами. Все кажется до боли знакомым, но не совсем обычным. Они быстро измеряют давление, уровень кислорода и характеристики, которые еще не известны (это все пожарные), и только потом вызывают скорую помощь. Скорая помощь прибыла через несколько минут. Они предложили больницы на выбор. Он выбрал свое, где когда-то лежал («Джамбул — там мой дом, там моя мать» (в) Вася Алибабаевич). Поместите носилки, взятые в полуископаемом состоянии. Он успокоился — теперь точно не умрет. Дали кислород, поставили капельницу. Сквозь туман мне кажется, что мы едем без сирен, без спецсигналов, останавливаемся на каждом светофоре. Мы приехали. Они не нашли ничего серьезного, кроме очень малого количества кислорода в крови. Выписан в 23.56. Врач сказал — «Будет хуже, мы — милосердие». Я встретил Новый год с Вакстером в приемном покое больницы. Мы пожелали друг другу счастливого Нового года. Никаких тостов.

На следующий день я вспоминаю события прошедшей ночи. И вопрос преследует — почему они не включили сирену? Ехать было бы гораздо удобнее — машин на дороге почти нет, не надо никого обливать, включать сирену и газовать без остановки.

Хотите верьте, хотите нет, но сейчас я вообще не реагирую на сирены. Если она включена, то тому, кто находится в машине, в большой жопе, гораздо хуже, чем мне тогда, в новогоднюю ночь. Пусть они окажут помощь в ближайшее время и пусть быстрее выздоравливают!

Учения по гражданской обороне в автобусе в день суда, вдруг нас останавливают, они выходят, ко мне подбегают 2 ребенка, кладут их на носилки и куда-то тащат. Не нашел, получил пожилых людей. Срочные случаи. ‘ Они… ‘Нет, мы боимся напугать пожилых людей, вдруг они станут грубыми по отношению к ним’. И здесь я совершаю роковую ошибку. В своей обычной манере я говорю им: «Тогда хотя бы поставьте рядом кого-нибудь молодого». Я — «Ах. Молодой. Мы заставим вас имитировать дыхание во рту с помощью пятен». В ужасе я застыл и взмолился: «У меня есть свой, я уже прошел армию», но все почти молодые армию прошли. Мальчики смеялись и кричали «Выдыхай». Тогда я уже сказал им: «Я прошел через» — Сед, он вышел. Но не до конца. Они сказали: хорошо, мы сделаем так, что ты умрешь и будешь отдыхать в больнице. Мы поменяли пол-литра, а они едут липкие с какой-то мутью. Больница была передана другим — без молодых нахалов. И я не вижу себя, но понимаю лица, которые выглядят ужасно, потому что сначала на них появляется страх, а потом домашний смех. Они надевают какую-то серую рубашку и заставляют все снять, положить больное в пакет, отдать им и одеть этого Раубе. Я безропотно подчиняюсь, вот они несут кашу, и один из них хочет меня ею накормить, я наотрез отказываюсь и требую мобильный телефон, наверное, они все меня ищут. Эти гестаповцы просят телефон (я отдал его матери, я был дежурным, хотел, хотел, хотел, хотел, вот она меня и отпускает) — так эти изверги говорят: «Сейчас мы тебя сфотографируем и отправим матери прямо с фотографией, она полетит быстро». ‘ Они сделали снимок, я видел его позже, как полу-Трамп с разбитой головой. Но потом смех уже сказал конец, я сказал». Если моя мама плохая, то все кончено». Долго рассказывать, 5 часов в общей сложности хранили, а когда вернули вещи, сказали, что трусики пропали, я закатила скандал, кричала, что они дороже сотового телефона, но они их не нашли. Ребята смеялись над тем, что на мне не было трусов. Вот ублюдки. Я был больше обижен этим, чем расстроен проигрышем. . Мы живем весело, нам некуда идти, и мы живем.

Несчастный случай произошел в больнице скорой помощи в Ярославле. В один из будничных вечеров скорая помощь привезла жителя деревни с диагнозом «острая сердечная недостаточность». С персоналом больницы, как всегда, проблемы. Заказов не хватает, как в других местах. Но они несут этого человека, развернув тележку. И ничего нельзя поделать с двумя бабушками-медсестрами, которые подбрасывают его на второй этаж. Не проходит и десяти минут, как на втором этаже крики, ругань, шум. Доктор поднимается и видит следующую картину. Халаты пустые, а бабушки стоят в позе, ругаясь на чем свет стоит. Мы тащимся отдохнувшие, потрепанные, едва прикрытые, а он, собираясь идти на боровую.

«Каждый вор думает, что все тоже воруют» (Саведра, Мигель де Сервантес)

Я уважаю целеустремленных людей, которые, несмотря ни на что и ни на что… они абсолютно точно способны в один прекрасный день свернуть с выбранного пути: ни постоянные неудачи, ни отсутствие достигнутых результатов, ни даже неизбежность заслуженного наказания, ни-че-го. Нравится вам это или нет, но именно такие парни с искрой правят миром и меняют его всеми возможными способами. С одним из таких ярых энтузиастов, сорокалетним мужчиной по имени Сергей, я познакомился на темной лестнице в городе Нинский Тагил. Сергей, с сигаретой в зубах, постоянно карабкается по лестнице и каждый раз на мгновение отскакивает от электрощита, пряча плоскогубцы за спину, когда соседи покидают квартиры. Как-то ради интереса посмотрел на этот самый щиток, там такая сеть проводов, искр и островков, что можно без слов понять все сложности и нюансы взаимоотношений между соседями по этой лестничной клетке. Но вернемся к жестокому энтузиасту Сергею. Однажды прекрасным утром я обнаружил его в каком-то согнутом, медленном, но напряженном состоянии, как будто у него на шее висела невидимая трехфунтовая штанга и он выбирал место, куда бы ее уронить. Оказалось, что у него лопнула спина. Мы разговорились, и тогда я понял, что Сергей — настоящий соавтор и энтузиаст, а главное — в какой области. Сергей — профессиональное «ничтожество», а проще говоря — мелкий воришка, только катастрофически невезучий. На какой бы работе он ни работал, его замкнутая судьба не забрасывала, он всегда старался вынести хоть что-то от прохожего. Только его обычно очень быстро ловили, наказывали и отправляли в кабалу по статье. Меньше всего Сергей продержался на мясокомбинате, всего полдня, и это был личный рекорд в его карьере, а дело было так: каким-то образом он устроился грузчиком в цех дорогой колбасы на сыромятных пуговицах. Утром он вытащил ящики, пробил почву и к своему ужасу понял, что невозможно удержать ни унции готовой продукции, чтобы передать их. Сергея удручало обилие чужой ценности и ее нечеловеческий дымный запах, а тут еще и время ужина подошло, вся слюна сложная, бедная. В конце концов, он дождался момента, когда остался один на один с огромным холодильником, быстро открыл дверцу, вошел в царство ароматных сосисок, висящих на веревках, и, чтобы не терять драгоценное время, не разрывая веревку, схватил первый брунсвик и вонзил зубы прямо в середину. К счастью, никто не заметил, Сергей вскочил и быстро ударил по холодильнику позади себя. Все. Оглядываясь по сторонам, он медленно жевал, но не насытился, а только разжег аппетит. Ему пришлось взять пятки набегу, а значит, еще несколько палок колбасы. Ну, что это было? Если подумать, в конце концов, кто бы мог это заподозрить? Здесь человек сорок рабочих выходят на улицу, и любой желающий вполне может залезть и погрызть готовую продукцию. Главное — разблокировать и сделать наступающего грамотным из всего, и это прекрасно удалось. Но был перерыв на обед, и работники цеха, конечно же, на улице. Ну откуда Сергей мог знать, что в обед все работники цеха собираются вместе, варят крепкий чаек, режут одну и ту же колбасу из холодильника и едят ее до изнеможения? Вы можете съесть его, но не можете вынуть. В такой ситуации не нужно быть миссис Марл, чтобы сотни людей могли вычислить несчастье Сергея.

Потом он рассказал, как работал на кондитерской фабрике, но недолго, ушел, оказалось, что он совсем не прибыльный. Стрелял из пращи с шоколадным забором конфетами, но для выстрелов находил только каждую десятую конфету — это не дальность, просто смех, а шоколадки даже летают везде… Я прервал его длинный рассказ об аэродинамике конфет и перешел к «Беде дутой спины», и Сергей рассказал следующую историю: — а я недавно устроился на завод, осмотрелся, переехал и решил протянуть толстую медную проволоку, даже нашел на нее покупателя. Насколько мало? Наверное, сорок пять фунтов. В конце смены он ставил катушку в дальний угол мастерской, выжидал момент, раздевался до трусов и наматывал всю эту катушку на себя: на руки, на ноги, на торс и даже немного на шею. Ну, был бы у него помощник, все могло бы сложиться гораздо лучше… Короче говоря, он надел огромные брюки с большим верхом (специально привезенные с собой), затем джемпер и куртку. Иду мимо расслабленной походкой, вроде бы ничего страшного, просто получается подозрительно медленно, но ничего не бросается в глаза, хотя можно играть мышкой. И вдруг я чувствую — я начинаю по-детски мерзнуть. Проволока имеет медный цвет, на холоде она мгновенно загорает. Иду, как огромный радиатор охлаждения, все тело дрожит, зубы стучат, но надо идти, я недоволен, но нельзя выпрыгивать из проволоки, вокруг люди. Я захожу в проход и верю, если чувствую смертельную усталость, все это, нет больше сил даже ступить. И как раз в это время я упал на пол самого турникета, сидел и смотрел на охранников и на это мне. Она испугалась и спросила: — Мужчина, что с вами? — Не обращайте внимания, — говорю я, — мне просто надоела эта смена. Я посижу немного, расслаблюсь и пойду домой. А она говорит: — Странно, зачем мне отдыхать на грязном полу? Я шел домой, там и отдыхал… эх, блин, все равно плохо себя чувствуешь, видишь, весь посинел. В этот момент я действительно почувствовал, что голубая кровь под медной проволокой полностью остановилась, я бы потерял сознание. Приехала «скорая», они положили носилки, и я из последних сил оттирал себя, чтобы сделать руки — ноги они не трогали, я там медный всадник… Приказчики привели меня к машине, они Взяли меня совсем немного с фабрики, вдруг остановились, и доктор говорит: Доктор говорит: Доктор говорит: Доктор говорит: Доктор и говорит: — Если не хочешь неприятностей, поди, выкинь сюда, что он вынес с фабрики, в виде шестидесяти фунтов и весом больше ста. Им там пришлось расслабиться, они крутили носом, но все равно взяли мед и выкинули меня из машины, даже в дом не взяли, суки. Сейчас, понимаете, я уже неделю на больничном со спиной и не могу согреться после мед …

Я услышал эту историю и хочу поделиться. Он служил в стратегических ракетных войсках. Изменения в названии. Меня это позабавило. )))

На ракетной шахте было проведено плановое техническое обслуживание. Советской Армии и поэтому действовали на советский манер. Подобие подвесной скамейки (типа домашних качелей) развернул боец, краски и кисти в руках, на голове противогаз (такой не украсть), по тросам и вперед. Но подавали все виды. И пирожные появились. Они вызвали его, чтобы посмотреть мультфильмы. Дело в том, что в моем довольно душно. А солдат, чтобы не согнулся во время плановой работы, то есть краски его, в газе защищены. Но если его снять… ну, вы видели, как к таким личностям подходят на улице. В руках полиэтиленовый пакет, в руках клей из упаковки и глубокий вдох. Вот так. Отверните шланг противогаза и дышите «на здоровье». По пути всегда сопровождал сантехник. Подкладывают всякую дрянь. Они называли его хорошо, скажем, Саша. Саша Удамбаев. Он не знал Нихрома и не имел медицинского образования. Но всегда ходили очень важно. И вот в один из таких теплых дней палочка, «насмотревшись мультиков», не привязавшись, выключается и падает. С какой высоты не известно, скажу только (это не секрет) длина ракеты 25, а моя 35 метров. И лежит боец на дне безжизненно. И это чрезвычайная ситуация. И что Дез. Они вынимают тело и засыпают травой. Снимите противогаз. Лицо белое. Похоже, он дышит. Офицеры тихо ругаются. Солдаты смотрят. В мыслях, в которых есть что-то. Командир полка кричит: — Удамбаев! Появляется, смотрит и так, авторитетно: — перелом нижних конечностей. Может быть открыт. Шок. Все смотрят … ПИНЕЦ. Сапоги смотрят в другую сторону. Они назывались поворотным столом. Довольно быстро (экстренно) прилетает бригада: травматолог, анестезиолог-реаниматолог и фельдшер (женщина). Дают нашатырь на запахи, поле само пришло в себя. Лежит, смотрит по сторонам, приходит в себя. Очевидно, обычно. Нужно забрать его, отвезти в больницу, сделать рентген и все такое. Все равно упал. Врачи: — Ну и что! Бойцы! Мы осторожно берем его и кладем на носилки. ФЕЛЬДШЕР: — Да, и ребята, снимите с него ботинки. Почему они бросают трубку. Оказалось, что они просто ползали, пока он сидел на «качалке». ))) Рука командира поползла к кобуре: — Одумбаеси. И он поцарапал Тайгу. Они сказали, что к вечеру он просто отключился. )))

Как рождаются легенды. «Некоторые стесняются воровать в армии. Не стыдитесь. Надо воровать», — но Покровский.

Воровство в армии — это давняя, уважаемая и укоренившаяся традиция. Это называется только тогда, когда вы поймали руку (задницу). Мелкое воровство уважительно называют рождением: — Где ты это взял? -Род! -Я благодарен! -Попробуйте, сэр! Я имею в виду, блядь, служить Советскому Союзу! Как говорится, «В армии не трахаются, через армию проходят», как оказалось, я занимал в роте почетную должность Главвора. Они планировали меня в соответствии с анкетами. Еврей? Так что я должна быть способна мужу на все! На мои медлительные возражения, я не обратил никакого внимания на зернового офицера, только на баклана. Тип, есть трудности. И они не ошиблись. Я оправдал доверие. В конце службы я был полным преступником. Мошенник с опытом. Дорогой человек. Все, что он мог украсть. Вплоть до флага подразделения. Заступничество за благо компании изменило мое увольнение. То есть в гражданскую Крудунова сажали в тюрьму, в армии, наоборот, отпускали гулять. Потому что я получил заказ «родить топливный насос на Камаз». В течение недели я обходил окрестности, пока не нашел головку грузовика в ближайшем автобазе. Приказчик сторожа был выведен в астрал бутылкой водки, замененной ранее на дерьмо. Он не отдал мой шарик за шарик. Конура была непослушной, но охранник сказал мне, что мужчина перерезал цепь и неделю зажигал с цыплятами. Как только охранник был перерезан, я начал разматываться, оглядываясь по сторонам. Немного и желаемое увольнение в руках произошло. Тяжелый, сука. О. В тридцати метрах от него разорвалась кавказская кровеносная цепь. Вернулся от шлюх, но в неподходящий момент. Спасло меня то, что кавказец сначала не доверял своей удаче. Сексуальные излишества, как вы знаете, негативно влияют на умственные способности и рассеивают внимание. Секунды с третьей он озадачился композицией «Flagrante Delicto», после чего бросился выполнять свои прямые обязанности. Поздно. За эти мгновения я научился летать. Буквально. Не помню, но я взлетел над остовом грузовика и огромными прыжками помчался на место в депо МТС. Ржавые острые куски железа послужили мне трамплином, и я перелетел через забор за 5 секунд. Придя в себя, он обнаружил, что TNVD не отпускает его руки. Прекрасно. Он повернул назад, и Окабрель сохранил такую кучу (8 футов ростом)? Прыжки? За несколько секунд? С HDVD в его лапах? Что это такое? За горой Металолома простирался Кавказ. В его лае слышались нотки уважения. Ладно, пора и честь знать. Ут, блядь! Оказалось, что при падении он подвернул ногу. Легко сойти. Суриран в боли, прижатый к месту. На следующий день нога распухла и посинела. М-ди. Точно не за увольнение. Время до первого поста.

Армейские медицинские пункты — это отдельная тема. Есть трупные пятна — это попытка утечки со службы. Но потом, к своему удивлению, я столкнулся с забывчивым сервисом. До трех парамедиков прыгали вокруг моей конечности. -E? Что за паника? Проблема ампутации пахнет ампутацией? -Не совсем. Вы не имеете к этому никакого отношения. Вчера нас завалило со страшной силой. Здесь я прошел по сети. Он жаловался на желудок. Есть такие симуляторы — один из них… И? -Довели, сука, до перитонита. В больнице его почти не откачивали. Ну, поршень был установлен от земли до неба. Так как они похожи на храп. Итак, я собирался сделать вам йодную сетку и отправить молоток, но из-за того, что это. -Не тяните. -И я бы отправил тебя в больницу. Рентген. -Я в порядке. -Такое бывает. -Что? -Вы говорите, что вам нужна ограничительная повязка, но у меня нет ножных лингвальных повязок. -Да, и член с ним. Так что я понял. -Что он опять меня трахнул? Ну, я не знаю. -Что вы предлагаете? -Ну, у меня нет ноги, но у меня перелом позвоночника. Вы не возражаете? -Да, продолжайте! Они достают настоящий скафандр и начинают раскачиваться. Через 5 минут я превратилась в мумию. -А как я пойду? -Нет, мы за вами заедем. Носил, медицинский «хлеб», идет рядом, и мы оказываемся в больнице. Они принесут в кабинет хирурга. Там очередь. У кого рука на перевязи, некоторые на костылях. И здесь. В повязках от ушей до пяток. Люди сочувственно перешептываются. -Таддок, где ты такой? Мне отвечают умирающим шепотом: — Я выключил кран. Их впускают без очереди, и приказчики втаскивают свое бренное тело ногами вперед в кабинет. Хирург в замешательстве. -Аааа, почему не в реанимации? -Давайте я вас положу. Он начинает раскачиваться от удара головой. -Что болит? -Нет. Ниже. -Здесь? -Низкий. Мы перемещаем все тело к стопе. В углу растет куча бинтов. -Здесь? -Да! -А почему они тебя так трясли? -Ну, говорят, на ноге не бывает томлений. Только на корешке. Хорошо. -Ааааааа. Придурки. У доктора истерика. Он рыдает в углу, бормоча о том, что стране нужны герои, а пусси сражаются с дураками. Наконец он находит в себе силы осмотреть мою ногу. -Он потягивается. Теперь я собираюсь повернуться и сделать шаг. Три дня будут изъяты. Бесплатно! Куда вы пошли? Принесите носилки и бинты!

Я выбрасываюсь из кабинета с носилками под мышкой. Люди устают. Глаза у всех как блюдца. Сказать, что я их удивил, значит, ничего не сказать. Коронованная оса подавляет в кабинете: — Спасибо, доктор! Вы спасли мне жизнь. Я отдам тебе своего сына в честь тебя. Я обращаюсь к очереди и договариваюсь: — Да, жизнь советской медицины. Толпа в благоговении скидывает исцеленных. Вы слышите чей-то вздох — «Чудо!». Некоторые крестятся. Радостно, скача, скача по коридору, размахивая носилками. Так, вероятно, рождаются легенды. Аминь.

Стеклянный суп. — «Бедный, бл…, неудачник!» — душераздирающе кричал лейтенант Косогоров, стоя на параде на земле перед выстроившимися в ряд солдатами. Ряды расступились, и несколько человек вышли вперед. «Горки», надо сказать, были не самой, мягко говоря, респектабельной группой в Советской армии. Они отличались ненадежностью, безответственностью и ленью, были злостными нарушителями воинской дисциплины; среди них было много преступников, которые иногда, чтобы не попасть в тюрьму, шли в армию. Горьковчане ненавидели его так же, как и москвичи — правда, по другим причинам, — и я старался не слишком афишировать свое происхождение. Лично мне москвичи нравились, с ними было интересно, и сейчас я стоял с москвичами, в самом углу нашего отряда. — Я не вижу другого истребителя!» — отмахнулся лейтенант. — Как он. Аля… Алешин… Алешин, сука, вали отсюда, а то я тебя сейчас уберу!!! Нас было восемь человек: пара безнадежных гопников, несколько готовых тормозов, сумасшедший лысый качек с автозавода и даже я. Один Ивахин в этой компании сохранил хотя бы немного человеческого достоинства, мне придется общаться с ним в другой день. — Вы сегодня стоите в туалете столовой!» — зловеще сказал лейтенант. — Свободен. Обычно в таком наряде отправляют тех, кто совершил какое-то правонарушение, но поскольку мы «горьковские», то нет причин, чтобы нас отправили на следующие 24 часа в ад. Накормить тысячу человек завтраком, обедом и ужином не так-то просто, если все делается вручную: 12 банок с картофелем, которые раньше привозили с дальних складов на носилках, чистятся вручную, посуда моется вручную, столы и полы за этими жирными солдатами тщательно вытираются после каждого приема пищи. Место, где моют посуду, называется в насмешку «Диско»: сколько дисков (тарелок) надо прокрутить, чтобы убрать за тысячей солдат. Туши лошадей или свиней тоже несут на носилках и чаще всего волокут, чтобы носилки случайно не сломались — а они, туши, ледяные, неудобные и очень тяжелые. В наряде 24 часа без сна и отдыха, и это удовольствие еще надо «заслужить»… самое неприятное место в наряде — «Варочная». Пара огромных джибов с готовящейся на пару съедобной массой, волосатые короткие туркмоны, шагают в одном: в этих белых штанах и рубашках. Это установленная униформа для кухонных работников, другой одежды для них не предусмотрено. Мы с Ивахиным в полночь чистили и таскали картошку, а потом нас, как самых ответственных, отправили в Хоб — лучше бы нас сразу убили. Там все находится в жире, и этот жир нужно удалять бесконечно. Ты ползаешь в этом дерьме, трешь и трешь, но меньше не становится, жир везде: в ушах, на голове, вся твоя одежда становится как кожа из этих салонов. В дальней части комнаты, которую мы нашли… Впрочем, я не буду говорить, что мы нашли, да и не хочу вспоминать. Видимо, таджикские повара всю ночь пили водку, их тоже били, а из пустых бутылок прямо у стены ничего не разбили — осколки валялись повсюду. Мы с Ивахиным собрали весь этот мусор в 80-литровый бак шовной лопатой, а потом еще была атака, лопата сломалась, и мы ее тоже заложили штыком в этот бак и потащили к выходу. — Kude Keputst? Куде? — Вдруг таджик крикнул повара, увидев, как мы вышли на улицу с баком, сверху которого были очень грязные, с пола, капустные листья. Сначала я даже не понял, чего он хочет, Ивахин пытался объяснить повару,

Эта капуста только сверху, а вообще там мусор, бутылки. — Несите суп!» — таджик стал пинать нас ногами Ивахина; Мы пытались вырваться из танка, но не смогли. Таджик — сумасшедший. Уйдя в отставку, мы переместились в фургон «Yarro w-Free» с кипятком и прямо там вылили содержимое бака в суп. Мы так устали, а таджик или узбек, или кто там был, ничего не понимал по-русски или просто сходил с ума после рая. Это не наше дело. Они выбросили полный бак мусора с битым стеклом, дохлой крысой и ржавым штыком лопаты в суп. Капуста! Затем мы взяли лопату, что, кстати, было нелегко: подходить к еде за едой было запрещено. И они сказали своим друзьям, что не ели супа, а была чашка.

Ремен ь-он. Бат и перловый ячмень.

Бат — большой артиллерийский тягач.

В нашем полку ракетных войск стратегического назначения батарея боевого обеспечения была «летучей мышью». Скорее два батта, но один двигатель на двоих. И сама эта штука была таким тяжелым тягачом на танковом шасси. В нашей ванной был огромный нож с фигурным клином. Если мне не изменяет память о школьных уроках НВП, для расчистки проходов, в зоне сплошных разрушений от ядерного взрыва.

А в нашем полку была солдатская столовая, где нас кормили. Как правило, их кормили. В то время их кормили в основном перловым ячменем, и нам это не нравилось. Потом нам понравилось, но было уже поздно. А потом наряд по кухне должен был отнести много выброшенного перлового ячменя в хозблок, где специально обученные солдаты держали свиней и коров, видимо, на случай полного прекращения поставок продовольствия. Для переноски отходов, вес которых составлял не менее 100 килограммов, были сварены стальные носилки. Теперь картина — вы с напарником, испариной в рваной запасной форме, мокрые насквозь, вынуждены тащить эти литеры со стальными ручками по заснеженной тропе в лесу 300 ярдов до Худора. А за борто м-20 — эт о-30. По сути, редкая птица, долетевшая до середины. Обычно это месиво сбрасывали зимой в снег прямо за столовой. А к весне вырос плохой холмик мерзлого жемчужного ячменя. Над столовой. И после этого чудо увидел командир полка, полковник Шевский. А один узбек хорошо отзывался о нем: «Когда другие офицеры кричат — вы понимаете — этот должен кричать, и он кричит. И Шевски не просто кричит. Он вкладывает свою душу!» И вот Шевский увидел эту гору жемчужного ячменя, сверкающую на солнце. Моя муза бессильна описать его крик. Упругие импульсы мата пошатнули нашу систему. Солдаты толпами бросались в бой. Но толпу развлекала хрустальная гора. Мороз придал овсяную прочность гражданскому бетону. Его тут же (полдня на оживление) выгнали со стоянки битой крушить гору. Летучая мышь зарычала и погналась за ним, как дракон. Но овсянка резко развернулась от ядерного взрыва. Так мы потеряли последнюю биту. Гора таяла только летом.

А наши свиньи, ячмень с золой, выросли отдохнувшими и хищными, с длинными рылами, как у крокодилов. Однажды, на зимней вылазке, нам дали тряпку, в которой был кусок сала от нашего хоздвора. Хорошо, что он был маленьким. У них не должно было быть ножей, у Аксу не было штыков — нет, откусить этот кусок было невозможно. По консистенции он напоминал протектор автомобиля. Даже велосипед. Хороший, маленький. Я покатался на нем полчаса и проглотил. (Василяки — рядом с садом).

PS: В солдатской столовой нашего командира полка часто ждали сюрпризы. То один повар кипятил свой халат в чае, желая придать ему легкомысленный оттенок, то другой повар украл военный билет солдата из наряда в столовой и переделал его под себя, поставив фальшивые отметки о службе в Афганистане (это было в 1985 году), видимо, чтобы повысить свой авторитет в гражданском мире. Но один случай заставил нашего командира на мгновение потерять дар речи. У входа он встретил привидение (прослужившее менее шести месяцев), которое пришло с ведром, чтобы накормить солдат, несущих службу в хозяйственном дворе. Все было бы хорошо, но у солдата была длинная черная кустистая борода.

Быстрое рождение. Трагикомедия.

Первые роды моего любимого три года назад прошли как по маслу. Когда она узнала, что началось, нам удалось потихоньку взять себя в руки, уложить ее в ванну, сбегать в магазин за забытыми мелочами и доехать до родильного отделения с запасом на случай пробок. Они тоже бомбили по книге, а потом я поехала домой, с трудом втиснув свою улыбку в машину: не могла войти через дверь. 🙂

В тот понедельник я проснулся в два часа ночи под шум воды в ванной и понял — поехали. Не чувствуя подвоха, он встал, стараясь не разбудить дочь, медленно пошел варить кофе и на полпути услышал шепот любимой: — Дорогая, давай вызовем скорую, что-то сильные схватки прямо сейчас. Я набрала 103, продиктовала адрес, меня стали переводить в акушерскую службу, вызов отклонили. Я снова набрал номер, снова продиктовал, звонок перевели на другое место, продиктовал адрес в третий, четвертый раз и медленно начал сходить с ума. Жена сказала: «Слушай, как будто нет никакого фокуса!» и, нагнувшись, пошла в прихожую одеваться. Моя дочь проснулась, завизжала, мне пришлось нести ее на руках и кричать по телефону. Когда я наконец перевел дыхание, снизу раздался отчетливый писк новорожденного. В полном исступлении я слетела вниз, умоляя дочь (теперь уже старшую) не кричать; милое дитя мужественно подчинилось и, прижав руку ко рту, слушало, что происходит. У подножия лестницы, в луже крови, стоял на коленях мой возлюбленный с очень круглыми глазами. Держала на руках крошечную девочку, которую активно шлепала и брызгала, играя на ее соске. — Дорогая, принеси подгузник, — сказал мой солнечный лучик. — Неважно, насколько холодно ребенку.

Мой любимый гражданин в тринадцатом поколении, с высшим техническим образованием, не хуже настоящего неандертальца, четко, спокойно и профессионально родился на ее ладони.

Через несколько минут приехала скорая помощь. Должен сказать, что я постоянно читаю анекдоты и всегда любил истории на скорую руку. Я рад, что в нашей загнивающей стране хоть что-то делается быстро, профессионально и с душой. Хм. Поэтому, не чувствуя подвоха во второй раз, я встала, чтобы успокоить старшую дочь и поговорить о младшей сестре. Я почувствовал, что что-то не так, когда услышал крики снизу: «Привет! Пуповина! У нее есть пуповина. ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?! Попросив старейшину помолчать, я снова полетел вниз. Коридор был завален рваными резиновыми перчатками, марлевыми мешочками и прочим медицинским хламом; молодой Фершал был разорван в мобильный телефон, прилипший к железной входной двери; пожилой фельдшер стоял как столб у окна (там, где обычно снимают трубку) и глупо ухмылялся в усы. Любовник с пеленаемым ребенком и пуповиной под платьем продолжал стоять на коленях. Я сильно сжала его ухо. Поверить в происходящее было еще труднее, чем в то, что только что произошло. Наконец невидимый абонент зазвонил, и через некоторое время прибыла вторая машина скорой помощи, на этот раз детская. Врач средних лет, спокойный, как шкаф, быстро нажал и перерезал пуповину, передал ребенка медсестре, которая вытерла его от жира, положила в плотный красивый пакет и быстро обмахнула его. — Может, вам стоит положить роженицу на носилки? — спросил спокойный педиатр. Сейчас она упадет. Истеричный Фершал взял себя в руки и принес матерчатые носилки. Он попросил у меня простыню и одеяло. Пока я рылась в бельевом ящике, обнаружился персонал педиатрической скорой помощи. Начались дискуссии о том, в какую больницу кого везти. Робко я высказала мысль, что было бы неплохо действительно поехать в родильный дом, куда мы собирались сегодня, гордо сжимая в руках наш общий контракт на рождение ребенка. Идея, к счастью, была принята, и Возлюбленную отвели в комнату ожидания. Как выяснилось позже, они смогли доставить товар. Правда, по дороге они попросили полис для новорожденных.

Педиатр также начал собирать вещи и нашел дополнительный чемодан. Он попросил отнести его к машине, сказал, что передаст его первой бригаде. — Доктор, — крикнул я. «Откуда взялись эти клинические идиоты?» «Они не идиоты, — спокойно ответил доктор. — ‘Акушерские бригады сокращены. Это кардиология. Вот здесь мне действительно стало страшно.

P.S.. Пуйло! Когда ты, сука, так нажрешься денег, выжатых из твоих лекарств, что они вонзятся, как кол в прямую кишку, я от всего сердца желаю, чтобы к тебе пришла бригада САМИХ с клизмой. И чтобы они сделали тебе самую большую клизму с тех пор. В ухе. Или в ноздри.

P.P.S. Наши дорогие женщины. Плюньте на контракты с родильными домами. Заранее подыщите надежную акушерку с личным автомобилем в вашем районе. Потому что, как говорила моя покойная мама, обосраться и родить — никакого терпения!

Моя 90-летняя бабушка, увы, уже не может ходить. 9 мая она захотела посмотреть на могилу своего любимого дедушки. Представляет тетю, дядю и бабушку. Т — Мама, давай сядем на стул, мы тебя понесем. Д — Так что берите с собой носилки, на них даже лучше. Б — Нет, они скажут, что совсем с ума сошли, тащат бабушку живой на кладбище.

Жила-была русская семья в России и никуда не уезжала. А все потому, что денег не хватило: парень был пьян — ужас. Жене, Есено, все это не нравилось, и она видела своего мужа каждый день и каждый день. Однажды парень смотрит в телевизор «явно встревоженный», а там показывают йога, который берет пол-литра, ставит перед собой, внимательно смотрит на него и падает, а группа врачей объявляет третью степень опьянения от этого. «В классе!» Человек думает. «С одной бутылкой можно ходить всю жизнь!»

Он звонит своей жене и говорит:

— Согласно новому методу йогов, я буду пить — купите мне одну бутылку, и я всегда буду пьян и не буду больше тратить деньги.

Его жена поверила, купила пол-литра, принесла. Мужчина выгнал ее из комнаты, мол, не мешай мне сосредоточиться, поставил на стол бутылку, сиди и наблюдай за ней. Через час жена заглядывает в свою комнату — мужчина лежит на полу.

«Это действительно работает!» — восхищенно подумала она.

— Вася — Вася!» — позвала она его, но он не ответил.

«Это действительно произошло? …», — подумала она и, конечно, тут же позвонила в чек. Врачи приехали через полтора часа, подошли к жителю деревни, посмотрели и сказали:

— Он холодный!

А жена спрашивает:

— Что, говорят, ты пил?

«Нет, — отвечают врачи мужчине на носилках, — он подавился слюной…».

RHUNIMAGU. ) Вместе со мной в спецназе служили два товарища — Вася и Женя. У нас «по уставу» истребители «маленькие», но даже на этом фоне они выделялись размерами. Немного опишу их, так как это важно для понимания этой истории — Вася, почти шестиметрового роста, тянул штангу с максимально подвешенным количеством «блинов» с максимальным «номиналом». Более того, при всем этом, у него был вид «орангутанга» — (прости, Вася). «управляемого элемента», в общем, чистой воды ПОРОШЕНКО. Кроме того, он все еще пытался отрастить бороду, но она стала клочковатой, что не добавляло ему привлекательности, а вот «боязнь людей» добавляла не меньше, чем «плюс десять очков к силе» ))). А Женя — такой толстый, непримиримый сибиряк, что перед ужином в выходной день запросто может обогнать медведя за пятки. ) И даже в День полиции. Женя был в форменном камуфляже, «весь увешанный пулеметом и увешанный гранатами», а Вася по случаю дежурства в субботу (новую форму ему должны были выдать в понедельник) дежурил в гражданской одежде, но с двумя «стволами» в кобуре. Я поменял их утром и поэтому рассказ записан «свежим». работала) медсестра и попросила их помочь перенести труп старика со второго этажа в морг при больнице (к сожалению, люди смертны). Почему он обратился к ним. — В больнице не было санитаров, и мы часто помогали всем, чем могли. при работе с трупами обязательно протирали руки спиртом, а медсестра ВСЕГДА давала этим двум «помощникам» ДВА СТО миллилитров спирта (вот где проявилась неопытность). шли в дальний конец коридора и так далее, их «прикрывали». Теперь немного о месте действия — в приемном покое больницы в восемь утра, даже в выходные дни, что-то с чем-то — толпятся родственники пациентов, кто-то сам пришел с какими-то жалобами, бабушка На скорой ее привозят и она лежит на каталке и требует всех врачей немедленно. В общем, сумасшедший дом. И все это «решает» медсестра. Да, небольшой набросок плана приемного покоя — большая железная и стеклянная дверь (напомню, что она была во дворе в начале 90-х ), стол справа от входа, носилки напротив входа, чуть покатые двойные деревянные двери, за которыми сейчас находятся кабинеты и палаты. от двери до двери почти пять метров. Итак, в середине утра «бедлам» с PINK, две створки деревянной внутренней двери распахиваются (створка даже попадает в троллейбус с орущей бабушкой) и появляется Вася с руками на спине (только неся носилки с трупом), затем, соответственно сами носилки, накрытые простыней, а снизу свисает рука мертвого деда (рука отвалилась, когда носилки подвешивали к двери) и, наконец, Женя, отдыхающая и несущая носилки с трупом, эти два «кадра» качаются — НА У Т. . Хотя я бы не назвал это пением ОП. Но апофеозом является то, что они поют. «Если я заболею, я не пойду к врачам» (была такая песня) P.S. К тому времени, когда они добрались от внутренних дверей до внешних (около пяти метров), в «Скорой помощи» осталась только медсестра, да и то потому, что масса мешала им выбраться. P.P.S. Бабушка первой выбралась из инвалидного кресла. А вы говорите Кашпировский, Чумак.

Будьте здоровы 😉

Каждое действие имеет свое продолжение, порождая цепь событий, которые уже не зависят от нас. События в Керчи показали, что невозможно предсказать, какие метаморфозы происходят с человеком? Кем он может стать? Я хочу рассказать историю, в которой я принимал непосредственное участие и как мое решение повлияло на судьбу других людей. В 1990 году я работал в спортивной школе, где однажды разыскал бывшего выпускника этой школы по имени Сережа Ослов (фамилия изменена, но похожа). Он был мастером спорта по гимнастике, ему было двадцать лет, и он пришел со своей восемнадцатилетней подружкой. Когда он хотел попрыгать на акробатической дорожке, мы ему запретили, потому что из-за этого нас могли выгнать из спортзала и расторгнуть договор аренды. После окончания тренировки мы вышли на улицу, где, позируя перед девушкой, он вдруг сказал, что никто здесь не запретит ему сделать круглое сальто и сальто назад. Мы не успели ничего сказать, как он выбежал и начал делать упражнение. Скорее всего, глаз обманул его, и он неправильно рассчитал расстояние и силу, не смог высоко подпрыгнуть при выполнении кувырка назад и приземлился головой прямо в угол бордюра. После падения он мгновенно сложился, как тряпичная кукла. Подойдя к нему, я увидел трещину в его черепе и впалые кости, через которые был виден мозг. Я быстро сняла рубашку и накрыла его голову. У него были секунды, чтобы принять решение! Понимая, что пока мы доберемся до скорой помощи, пока они приедут, он уже даст отбой, мы решили действовать самостоятельно. Наша школа находилась всего в двухстах ярдах от трансформаторной станции «Скорой помощи» в хирургическом отделении больницы, в строительстве которой я принимал участие. Буквально за месяц до этого я побывал там при весьма забавных обстоятельствах, но это отдельная история, о которой я расскажу позже. Мы подняли гимнастический мат, осторожно перенесли его и отнесли на батутную станцию, хотя один из наших друзей настаивал, что лучше подождать скорую помощь. Что ж, что сделано, то сделано. Почти через двадцать минут он оказался на операционном столе в нейрохирургии, где его жизнь была спасена. К удивлению врачей, через три месяца он выздоровел после трепанации и перелома шейного отдела позвоночника! Затем он пришел со своей девушкой, чтобы поблагодарить меня за то, что я спас его. Он сильно располнел от операций и пребывания в палате, ему вставили болты в шею, пластину в череп и огромный шрам на голове. Больше он не появлялся в нашей комнате. Прошло шесть лет, я забыл эту историю и Сержа. Однажды в октябре 1996 года, ночью, мне позвонила жена брата и попросила срочно поехать в больницу скорой помощи. На вопрос, что случилось, я смогла узнать только то, что кто-то напал на ее мужа, когда он ехал в такси, и он был тяжело ранен. Прибыв в больницу, я увидел забинтованного брата с резаными ранами на руках и груди, где он рассказал, что с ним произошло. Возвращаясь в десять часов вечера после тренировки, он остановился и забрал голосующих мальчика и девочку. Они не вызвали у него никаких подозрений, даже когда попросили отвезти их в рощу в не совсем благополучной части города. О, согласен, тем более что он был в пути. Мужчина сел спереди, а девушка — на заднее сиденье. После требования остановиться, не доходя до автобусной остановки, парень, сидевший рядом с ним, вдруг достал из-под куртки кухонный нож и яростно начал наносить молчаливые удары по всему телу. Его девушка схватила его за шею и начала душить. Мой брат спасся с помощью пуховика и подготовки. После того, как ему удалось скрестить руку и ударить девушку, которой он сломал нос, тыльной стороной ладони, он попытался схватить нож.

Это не сработало, но ему удалось отмахнуться клинком от нападавшего, на которого он нанизал собственное горло по самую рукоять, затем выскочил из машины вместе со своей девушкой, которая пришла в себя, и они помчались в рощу. Надо сказать, что роща находилась примерно в полукилометре от БЦУ, куда мой брат, истекая кровью, приехал к врачам. После обработки ран его поместили в палату и стали ждать приезда следователей, так как врачи обязаны сообщать в полицию обо всех случаях криминальных травм. Буквально через двадцать минут в приемный покой БГМУ вошел нападавший с ножом у горла и объяснил, что случайно порезался. Медсестра регистратуры потеряла сознание, но пришедшие на помощь врачи тут же положили его на носилки и отнесли в операционную, где позже извлекли нож. В это нельзя верить, но это факт! Нож с лезвием длиной 25 сантиметров вводится между трахеей и позвоночником так, чтобы не повредить позвоночник, саму трахею или сонную артерию! По иронии судьбы их положили в соседнюю палату, но они этого не знали). А поскольку это была одна палата, то в дежурной комнате дознавателя попросили записывать оба дела одновременно. Я уже был в комнате брата, когда вошел дознаватель. (Описав все как было, включая приметы нападавшего, мы увидели, что лицо дознавателя приобрело какое-то чертовски загадочное выражение.) Попросив меня с загадочной улыбкой больше никуда не ходить, он вышел и пошел в соседнюю комнату, где сидел этот мудак с перевязанной шеей, который все время рассказывал историю о том, что белый бычок случайно упал на нож. Призвав меня и еще двух человек в свидетели, он попросил своего брата опознать нападавшего. Его брат сразу же узнал его. Представьте мое удивление, когда в исхудавшем существе с перевязанной шеей и шрамом через всю голову я узнал Сережу Ослова! Я назвал имя и фамилию следователя, чем удивил всех окружающих, особенно брата. Он тоже узнал меня, но не признал и старался не смотреть мне в глаза. Потом было расследование, в ходе которого моему брату не предъявили никаких обвинений, так как это была самооборона, тем более что на ноже не было отпечатков пальцев, а этого идиота через неделю перевели в следственный изолятор в связи с его выздоровлением. Потом я узнал его историю от следователя. После операции на черепе он женился на девушке и из-за постоянных головных болей подсел на героин, а так как он был инвалидом и денег в семье не было, они стали нападать на таксистов, грабить их, чтобы купить дозу, а некоторых просто калечили за сто рублей. По совокупности доказанных преступлений оба они получили реальные сроки — около пяти и семи лет. По слухам, появившимся позже, похоже, что оба умерли от передозировки уже на свободе в середине 2000-х годов. У моего брата был только один вопрос ко мне — какого черта я его спас? Я до сих пор не могу ответить на вопрос, правильно ли я поступил тогда? В то же время меня преследует мысль, что, в конце концов, кто-то защитил его после того, как ему так повезло? Потому что выжить и в первый, и во второй раз его шансы были не более чем один к тысяче.

Выстрел (не по Пушкину)

В диалогах с комментаторами мне пришло в голову: человеческой природе свойственно ложно гордиться неправильными поступками и стыдиться правильных поступков. Я хочу рассказать об одном таком, старом, сеющем душу, правильном поступке. Итак, история. Звонок, детский голос в трубке: «Помогите!!! Мама отрезала ему руку!!!» Я определяю номер и голос — звонит маленькая дочь моей подруги, потом на заднем плане — крики и вопли любви, короче — хаос и паника. Ухожу, гонюсь что есть сил, приехала, вошла в квартиру. Твоя мать, все в крови, кровь везде: двери, стены кухни, мебель! Люба сидит в углу, а ты, обмотав правую руку полотенцами и бумажными салфетками, через кровь насквозь, дочь рыдает — словом, не для слабонервных. Однако «бригада, на вызов!», я поворачиваюсь, работаю. Я веду свою дочь в ее комнату, обещаю, что они спасут мою маму. Моем руки и я приказываю Любе убрать мою руку и показать рану, разворачиваем полотенца и салфетки, спрашивая по дороге — как болело. Оказывается, женщина с русыми волосами Люба решила стать блондинкой и приготовить пюре и, надо сказать, она увлекалась здоровым образом жизни и йогой, решила поместить измельченные фрукты в блендер — работающий блендер !!! Пальцы вошли глубже, чем она ожидала, и блендер деловито приготовил пюре из фруктов и пальцев, множество ранок и мазков. Итак, крови много, но пульсирующего кровотечения нет, венозное, я наложил легкий жгут с тканью и в голове, чтобы поднять руку над головой, таким образом я остановился с кровопотерей, прикрыл кисть марлей и подготовился к эвакуации, по поступлению в ближайшую больницу, так как кровопотеря значительная по всем признакам. Я прыгаю снимать — ставлю машину на проходной, на аварийку мою, веду в машину, забинтованную и бледную, сажаю ее в машину в машине в машине, она совсем ослабла. Какой-то мужчина пытается вскарабкаться за забор по дороге в гараж, как только мужчина после того, как что-то не увидел, эвакуирует жертву, выбивает с дороги, уезжает. Ближайшая больница, буквально за углом, носилки, сортировка, я доложил врачу о поступлении, он посмотрел только и без долгих разговоров вызвал ортопеда — специалиста по рукам, отдельно, кстати, по специальности, рука — дело непростое. Фух, искренне полегчало, накладываем венок, анализы, столбняк, рентген, успокоительное и обезболивающее, относительно быстро для Лос-Анджелеса из дома выходит молодой интеллигентный специалист по кистям рук, осматривает и приносит нам две новости: хорошую и не очень. Сосуды и связки повреждены, переломов нет, мягкие ткани повреждены — но все это можно вправить и зашить. Не совсем — он будет делать это под местной анестезией, два часа, периодически проверяя пассивные и активные движения. Он уверяет, что все в порядке с болью — и не обманывайте себя, Люббе не больно. Но наложение жгута на предплечье (проще говоря, надувного жгута), чтобы операционное поле не залило кровью, — это существенное беспокойство. Боль жгутом, ноющая и нарастающая, я отвлекал ее как мог — шутками, косыми воспоминаниями о поездке по архипелагу ее эрогенных зон, даже удалось позвонить дочери и дать им поговорить. И когда уже не было сил терпеть, турникеты убрали, когда он закончил, я посмотрел — филигранная работа профилей суперкласса, все вроде прибрано. В гипсе и дома, с рецептами и инструкциями. Я снова паркуюсь в проходе — он очень слаб, бродит, сильно опирается на меня, я укладываю его в постель, кладу руку на две подушки и спешу к машине, в аптеку и за едой. В машине работает один и тот же человек, ему около 30 лет,

Теперь ругаясь вслух — факи и шило в ручье, хуже — он подходит ко мне, размахивая руками, явно угрожая. Мужчина сильный, сильнее меня и тяжелее, явно альфа-самец и, как все альфа-саммеры, ужасно самоуверенный. Но он не умеет драться: ему бы уличную драку — он бы не стал такой идеальной парой для моей пары в голову с добавлением шаров. Я, не пьющий, не грубый, не трясущийся, вспотевший от беготни и беспорядков — я был более чем готов ответить на его угрозы, сжал кулаки и. Я не бил. Чувство долга не отпускало: Любе нужны лекарства, я должен кормить ее и дочь, заботиться о них несколько дней, у меня есть право на борьбу, фэк, мужчина, долг передо мной, я возьму его Вернусь на встречу и уйду, фэк и шило за мной. Я весь мокрый от ярости! Люба выздоровела, хирург был настоящим оратором, ничего не скажешь, дочка несколько раз плакала во сне, а потом отключилась, рука выглядела как новая. А я надеялась встретить мужчину, все эти два года, пока мы ни с кем не расстались, я бродила по гаражам и ворота-Ман-Задира провалились сквозь землю, а может просто переехали. И вот уже четверть века, как эта раздвоенность мучает меня: я действовал правильно, рационально, ответственно, но все же. Долг на мне, неоплаченный, смыв не наказывается, это расстройство. Я бы гордился своей честностью и имел бы от нее основную и ужасно неизлечимую досаду: застрял для меня выстрел, как пушкинский Сильвио. Это кажется вечностью. C) Михаил Анин

Клиника, гинекология. Подбегает женщина, кричит «Помогите! Вибратор застрял! Главный врач: Итак, носилки, анестезия, экстренная помощь в операционной. После трехчасовой операции пациентка просыпается, ей тут же говорят: у нас две новости, мы начнем, может быть, не получилось с плохим вибратором. Ну, хорошо?! Нам удалось поменять батарейки.

Как мы отдыхали в Жеки на даче или я знаю, будет ли дача, знаю, чтобы сад цвел… Посвящается всем советским дачникам, их многострадальным детям и друзьям, которые по наивности остановились на отдых, чтобы посетить дачу.

Это было летом, это был нефик (не совсем в рифму, но по смыслу). Пытаясь освежить однообразные летние дни в Новокузнецке, я позвонил Юрику. От него я узнал, что наши друзья, товарищи Жека и Серега, оставив нас дуться в жаре и безделье города, уехали к Жеке на дачу в Карлик (в наше время это было равносильно современному путешествию в заграничные моря), где, конечно же, Они предавались блаженству и наслаждались всеми прелестями отдыха на природе — рыбачили, купались, общались с дачниками, летними жителями, валялись под кустами и деревьями, откуда на их головы сыпались всевозможные ягоды и яблочные щедроты природы — в общем, надувались до отвала. Решив, что в одиночку им трудно справиться с наплывом такого количества рекреационных удовольствий, мы решили помочь нашим друзьям и на ближайшем поезде (так мы, не имевшие собственных дач, наивно полагали) поспешили в страну блаженства и спокойствия. Приехав в 11-12 часов вечера на дачу, мы предварительно подключили кассетный плеер (тогда был более громоздкий заменитель iTunes, а различные плееры, носимые на плече для прослушивания вне дома, требовали фигову тучу увесистых батареек, которые не были заряжены и которых хватило на все несколько часов счастья), чтобы подчеркнуть всю торжественность и радость нашего приезда, ворвались в дом и обнаружили там наших отдыхающих, дремлющих без задних (и, скорее всего, без передних) конечностей. Сильно удивленные столь вопиющим фактом, мы, прибавив на полную громкость, несколько разбудили Жеку из небытия (Серега, не просыпаясь, отправил нас вместе с музыкой в непечатные выражения в темные и неприятные места). Жека выразил свое недовольство по поводу нашего столь раннего приезда более мягко, рассудив, что им еще до ОДНОГО утра. НЕЛЬЗЯ. БАЗИС. — Хватит врать, в 9 вечера уже темнеет. И папа разрешил нам вынести (лампочку на проводе) из дома… — Какого черта их бетонируют? — Не знаю, папа сказал, чтобы не рухнули… Это был шок, как будто мы, приехав на долгожданный отдых в Турцию, узнали, что наши друзья целый день отдыхали, опрыскивая водой всевозможные картошки-огурцы-помидоры. В это невозможно было поверить, ведь вилла, как думали мы, не имевшие дачи, создана для отдыха и наслаждения. Поэтому мы не поверили на свою голову, особенно после того, как главный вдохновитель и организатор трудовых подвигов Жекина батьки, Владимир Батькович, куда-то уехал на несколько дней. Мудро оценив, что наши товарищи, вероятно, сильно преувеличивают свои трудовые подвиги и уж точно не угрожают нам как заезжие друзья, мы решили остаться в стране отдыха и развлечений. Мы были тогда наивны, еще не знали (и сами еще не стали) этого класса фанатичных строителей дач-домов-бань и прочих построек, не слышали предупредительно-правдивой песни Ивасея «Как мы строили уют Евгению Ивановичу». Но в целом, этот день прошел так, как мы и мечтали — купались, загорали, играли в карты, в общем, отдыхали по полной. Но на следующий день Жекин отец все-таки приехал, а утром карма настигла нас. Реальность хозяина, вечно доделывающего, кующего и переделывающего, открывшаяся нам после его приезда, оказалась более суровой, чем труд шахтеров и крепостных. Коттедж стоял на крутом склоне холма (к этому времени наша ныне горячо любимая партия и правительство выделили все лучшие участки под коттеджи простым людям — участки в оврагах, вдоль железнодорожных путей и под линиями электропередачи (при этом достигалось сразу несколько целей — и люди были заняты на работе, плюс бралась расписка, что участок, над которым проходила линия электропередачи,

нельзя выращивать деревья выше 3 метров — т.е. фактически люди бесплатно следят за тем, чтобы территория под ЛЭП не зарастала, ее нужно регулярно расчищать, вырубать. Правда, людям кажется вредным и невозможным жить в 50 — 100 метрах от железнодорожных путей и линий электропередач, но для крепких советских людей было сделано исключение. Уклон в 45 градусов был очень полезен для здоровья ног и сердечно-сосудистой системы при беге на узком участке, уходящем в туманную даль ущелья, настоящего рая для альпинистов и скалолазов. Жекин Батя не был покорителем вершин разной степени сложности, он был дачником-энтузиастом, у которого было много энергии, здоровья и бетона. Поэтому сад к моменту нашего приезда выглядел как комплекс фортификационных сооружений, где каждая малина-клубника была надежно посажена в бетонные грядки-камеры, чтобы не сбежала в дикую природу (последние из которых, для малины, Жека с Серегой сделали к часу ночи). Нам казалось, что больше ничего конкретного нет, но Жекин отец, видимо решив, что нечего охлаждать четыре крепких лба в праздности, когда победа коммунизма еще далека, нашел применение нашим силам, растраченным впустую. во время бесполезного отдыха. Нам говорили, что Родина-дача в опасности, один из склонов осыпается, по нему проходит дорога, и если завтра война, если завтра мы пойдем в поход — как пройдут танки и другие большегрузные самосвалы? Поэтому необходимо расчистить этот обвал, выровнять склон для последующего рекреационного бетонирования, перетащить куда-то там земляную глину. Конечно, нам показалось немного странным, что склон перед выравниванием и расчисткой не нужно было никак укреплять, а землю в целом, наверное, можно было никуда не тащить, а сразу выровнять, но кто мы такие, чтобы указывать на это опытному дачнику-строителю? Воспитанные книгами о Тимуре и других пионерах-героях, мы утром спускались в яму-колодец, чтобы совершить трудовой подвиг, спасти родину-дачу и посрамить стахановцев. Ленивое утреннее солнце, пробивавшееся сквозь деревья, застало нас за копанием до самого вечера. Вначале все было устроено так: три человека копали и загружали тачку (ну, как тачку — тележку или даже повозку), а четвертый ее нес. Ну, а как он ее везет — сначала стонет и, ссылаясь на всем известную богиню-покровительницу всех, кто таскает и катит тяжелые вещи — ТОТ САМ, толкает ручную тележку, груженную горкой ( а горка — потому что пока тележка едет, трое отдыхают и чем дольше друг — Сизиф с ней борется, тем дольше они отдыхают, плюс еще дюжина лопат сверху, для острастки), затем бросается вниз, как Пятачок за Винни-Пухом, за этой тележкой, пытаясь удержать ее, не опрокинуть, затем возвращается после этой миссии, радостно хихикая — подбадривая своих друзей, мысленно и вслух обещая отомстить им, когда придет его очередь грузить тележку. И когда это происходит, он кладет еще пяток лопат на вершину постоянно растущего холма, а чтобы попасть внутрь, немного пробивает. Поскольку каждый по очереди был водителем тачки, спираль возмездия не прекращалась до тех пор, пока на одном из действий, нагруженном по самое «Да ну его, как ты его тащишь, ты что, спятил?», то есть на полметра выше, чем теперь уже немаленькие борта, водитель тачки не решил, что с него хватит, и «отбросил» колесо. Сначала мы были в восторге от этого — по принципу «нет машины — нет проблем» (нет места для погрузки — ура свободе!). Но мы недооценили нашего героя-домостроителя, он четко объяснил, что наш подвиг бессмертен, наш пот и кровь не будут напрасны,

Сейчас не время оплакивать погибшую машину, мы отомстим за нее. После пламенной речи он показал нам, вимпам, что неистовые дачники России не сдаются и запрягли то, что осталось от автомобиля — больше всего это похоже на плуг. Оставив две ямы глубиной 10 дюймов, трещину (автомобиль) и грунтовку (себя), он (вместе с тележкой) медленно удалился в наше «светлое» будущее…. чтобы окончательно навязать веру в победу коммунизма в отдельно взятом доме и повысить производительность труда (поскольку в телеге без колес нас много, дураков не перетащить), в дополнение к этому он подарил нам виды на носилки, в качестве бонуса к которым наглухо прикрепили пару-тройку ведер с бетоном. Ласковое солнце больше не ползло к зениту, обжигая измученные спины наших дочерей и превращая нас из изнеженных городских отдыхающих в героев книги «Конец дяди Тома». Серёга, самый смуглый и худой, в красных семейных трусах, порванных от ручки носилок до состояния грабель, был ходячей иллюстрацией из вышеупомянутой книги. Глядя на нас, Маленький Белый не захотел бы идти воевать с южанами за отмену рабства. Мимо озера проходили другие дачники, звали — «Володя, пойдем купаться!». Иш, что мы думали, нет, подождите — «мы сделали немного!». Местный житель Себастьян Пешейро кричал в ответ.* Наконец, видимо, почувствовав угрозу восстания, нас отпустили «поплавать на 20 минут». Конечно, мы не планировали быть очень точными, справедливо рассудив, что поскольку у нас нет часов, то 20-минутная концепция часа или двух может быть расширена. Но опытного «Black Gold Trader «** не проведешь, и ровно через двадцать минут наш друг друга ЖЭК, сын партработника и будущий наследник Бетонно-Огородной Империи, был «пойман» озером и нахватался от него приговоров и конфигураций, и они снова будут на трудовом фронте, за его спиной, грустно напевая «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит ….». Мы также спустились вниз. Когда пришло время готовить ужин, на этот раз, в отличие от обычного сценария, где готовка приравнивалась к четверти, его было более чем достаточно, мне пришлось закидывать партии, которые нужно было готовить до готовности. Фортуна на этот раз благоволила Юрику — никогда прежде или с тех пор я не видел такого счастья в глазах ребенка, которому пришлось чистить ведро картошки. Он весело смеялся и радовался, словно выиграл в волжскую лотерею, звал нас из окна с черным и требовал копать глубже, потом тащить и еще ровнее. Что мы и продолжали делать, тихо ругаясь (ибо неприлично было в нашей стране роптать на творческое счастье трудовых подвигов) сложносочиненными предложениями, которые, с увеличением количества прокопченных туш, приобретали все большую глубину и Количество этажей, зловеще ожидавших нашего повара, когда наш пова р-DAR, этот «халиф на час» закончит свою «белую» работу и будет снова изгнан из своего кухонного рая в наш потом, плевки и маты, вылитые из глиняной земли, которая широка, глубока и где так вольно дышит человек. Часы и минуты ползут мимо, как парализованные цветные черепахи под палящим солнцем, носилки сменились лопатами, лопаты — тачками, мы уверенно подбадриваем друг друга советским пандусом: «Не надо светить солнцем Не надо хлеба, давай работать!».

«В общем Маяковский рулил — дети и внуки рабочих Кузбассстроя продолжили исполнение его программы-поэмы «Глупый рассказ о Кузнецстрое» (в оригинале «Хренов рассказ о Кузнецстрое», но мой вариант названия, как мне кажется, точнее передает суть стиха) — ну там, где рабочие либо под телегой, либо в грязи, либо лежа в темноте, сидят, есть размоченный хлеб сливовыми губами и регулярно размышлять о том, что «через четыре года будет город-сад» (поскольку в этом стихотворении нет ни строчки, ни информации о том, как они работают, то вывод напрашивается сам собой — город и/или сад планируются к появлению в нужное время при искреннем аскетизме и непоколебимой вере — ну, он же не прораб, он поэт — он так видел процесс строительства). Опять же, непонятно, как гогочущие взрывы, вызревающие в недрах шахт с мартеновскими печами гиганты в сто солнц, поджигающие Сибирь, сочетались в его голове с главной целью-мечтой, которая должна была быть достигнута в результате этой экологической катастрофы — городским садом, несмотря на то, что завод был построен посреди городов? Где логика, где причинно-следственная связь? Ну да, ехидничайте, ехидничайте, неблагодарные отпрыски — каждый может оскорбить художника)). Но в целом стихотворение довольно точно передавало наше настроение (терпеть день и терпеть ночь), за исключением того, что в нашей версии стиха свинцовая ночь и вялые извивы были заменены на палящее солнце и укус воды, а мечты о городском саде — на мечты о летнем отдыхе. Но всему рано или поздно приходит конец, и мы вдруг поняли, что невозможно увидеть наше светлое будущее и путь к нему с тачкой в сгущающихся сумерках. Тихая летняя ночь опустилась на Карлика, как умиротворяющая нирвана — избавитель и заступник от экстремальных трудоголиков.

Джой спела свое сердце с тщательной обработкой древесины — ура! EL POLO MOILO HAMAS SIR VENUSIDO! Но вдруг темнота поля, а вместе с ней и радость, были безжалостно нарушены безошибочным светом энтузиазма и ламповости, который непримиримый папа Жекин обрушил на нас через окно. «Работайте, чернокожие, солнце еще высоко! И это не солнце, а луна? Все равно работать!» — раздался язвительный Юркин голос, но мы почему-то не засмеялись, видать чувство юмора стало приобретать нервную почву. Именно апофеозом поэзии Иваси стали ироничные романтические слова: «Я знаю — будет дача, я знаю — сад цветет, наш народ готов спать, ни пить, ни есть. Носить кирпич под мышкой, век страдать в долгах, чтобы свить гнездо детей у черта на рогах. » Парнишка — огонь, для которого все это было в теории, почему-то не понимал своего счастья или не видел пока своего светлого будущего, поэтому вместе с нами был несколько огорчен свободной игрой коммуниста-субботника (А может быть, он чувствовал какую-то внутрипопие, такое, каким оно было, на котором радовался гнезд у-Да ладно, ведь ничто в этом мире не вечно, кроме процесса строительства дачи). Как мы, наконец, оказались на рабочем месте под милосердным занавесом времени, тогда я вспоминаю себя поздно вечером, сбежавшего с горы в дом, счастливого и опьяненного свободой. Следующий день прошел под карбоновой машиной — «И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди», копая, мы не сдавались, нам оставалось около 3-4 тысяч километров, и к ужину, к середине дня, вылилось в полдень. Склон радовал глаз перпендикулярной красотой, и казалось, что эта свобода, а вместе с ней и долгожданный летний отпуск, уже где-то рядом, за семью машинами и десятью носилками. Но ощущения Кармы потомков народа Кузнецкстоя не предполагали отдыха в этой жизни, мы плохо медитировали на войлок цветущего четыреста четвертого года Огорода, в общем, птица Обанго снова прилетела к нам рядом. Находясь на заслуженном послеобеденном перерыве, мы уже кропотливо строили планы, как мы и завтрашний день будем освещать, ведь было всего полтора часа. Наш непринужденный разговор был прерван диким хохотом за окном. Через несколько секунд его источник, Серега, разразился смехом в наш адрес. Сквозь приступы истерического смеха мы как-то разобрали, что наш без должного уклона (который мы на третий день для последующего бетонирования) — закрепили «сначала несколько, 5-10 машин, потом 50 машин». Это означало, что все нужно было начинать сначала — работы прибавилось за несколько дней стахановского труда и с такой организацией — «Что думать, то и скакать» (зачем поддерживать, копать) — к концу лета. С таким же успехом можно носить воду к решетке, красить траву, круглое, квадратное катать и заниматься многими полезными делами, чтобы увеличить наше причастие к физическому труду и поддерживать ИБД (имитацию бурной деятельности). К этому времени наша маленькая спаянная бригада уже думала и действовала как единый организм — без слов, на одной телепатии. Жека быстро куда-то исчез, мы вытащили карты и сели играть в дурака. Через несколько минут наше вдохновение взорвалось на подвиги — Владимир Перевощиков с новыми лозунгами призывал к подвигу, но не нашел Жека.

Потеряв свой главный рычаг солидарности с США, он грустил и отправлялся на его поиски, иногда прибегая к нам, чтобы проверить — а вдруг он прячется где-то в доме (под диваном, на табуретке)? Но в этот день Жека проявил чудеса конспирации и до самой ночи не попал в безвозмездные трудовые сети. Мы чувствовали себя настоящими рейдерами, вместо того чтобы сбивать с себя каски, делать вид, что мы вообще не понимаем, чего от нас хотят, и копать, копать, копать в страну, мы прибыли на отдых. И так, в безделье и блаженстве, прошел остаток того дня, и у нас появилась надежда, что жизнь начинает налаживаться и мы, наконец, достигнем нирваны. Но тогда, на просторах нашей необъятной социалистической родины, лозунг «Кто не работает, тот не ест!». Поэтому планово-артикулированное утро встретило нас первыми лучами солнца и инвалидным голосом Владимира Батьковича «Ребята, вставайте, через 40 минут поезд уходит, следующий только к обеду, иначе хлеб кончится» (тогда магазины не строились рядом с дачами, за продуктами, в том числе и хлебом, надо было идти к чертям, чтобы знать куда). Мы не предложили пойти за хлебом, прочитав в его глазах непримиримый приговор — лозунг энтузиастов-дачников: «Кто не пашет в деревне, чтобы получить зарю, тому мы не дадим жить сложа руки и есть печенье!». Итак, наше изгнание произошло из рая, хотя мы не успели вкусить запретного плода — мы попробовали один раз, но нам захотелось. С тех пор наши нечастые поездки в Жкек за город предварялись заранее строгой проверкой в момент нашего приезда планов переезда — местонахождение Жекин бати примерно в то же время, когда наши пути никак не пересекались хотя бы в нескольких километрах от дачи, т. Он с неиссякаемой энергией-энтузиазмом-фанатизмом принялся за строительство-конкуренцию-рельеф, пугая нас до холодного пота и кошмаров перспективой снова оказаться в рядах добровольных и обязательных помощников для осуществления этого бесконечного процесса. И вот, собравшись в один из летних ужасных дней, мы услышали от Юрика рассказ о том, как он в тот день пришел домой в ЖЭК, битых двадцать минут ждал, пока ему откроют, и не ушел, потому что в комнате были слышны нечленораздельные звуки — очевидно, кто-то был дома. Наконец папа Зекин, стоявший на четвереньках, открыл ее и сказал, что дома никого нет. Зик внес ясность в эту футуристическую картину, объяснив, что его отец был разорван на спине в деревне, когда следующая машина — Клей-Клей-Клей — упала, и он так долго не мог ее открыть, что мог передвигаться только на четвереньках и очень медленно. Нехорошо, конечно, радоваться чужому горю, но мы увидели в этом прекрасную возможность для беззаботного беспрерывного отдыха, пока Владимир Батькович будет лежать дома и начнет активно расспрашивать Жеки, чего это мы тут сидим и теряем время, когда в Карлике кучи летают вокруг и падают. На что он философски и спокойно объяснил, что медицинская справка о временной нетрудоспособности на несколько недель была выдана для работы, но как только он смог встать, то рванул на дачу на первой же электричке-если есть такая КЛАССНАЯ возможность сделать это столько-то, пока можно выйти на работу; И конечно можно поехать за город, но он может быть проходным, потому что он один и желательно прожить его так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прокопченные проверенные годами места.

Ну, мораль этой истории — 1) «Колли сделал бы из этих людей обезьяну, сильнее его в мире ногтей не было бы!» (Это про Жекиного Бату) и 2) «Тяжелая работа сделала из обезьяны усталую обезьяну» (ну, это про нас).

Толстые и тонкие

Когда-то давно, в годы моего счастливого детства, с нами по соседству жили двое: толстый и худой. Толстой в свои 22 года отличался завидной упитанностью при небольшом росте в весе до ста двадцати; это был такой же худой человек, только чуть моложе и чуть выше. Они были друзьями и, возможно, даже родственниками. Люди в то время в нашем городе жили по-соседски, не особо кипятились, помогали друг другу, если нужно было. Дома, как и раньше, они были частными, с собаками, которые, должно быть, были приличных размеров. Только о собаках и об этом курьезном случае и пойдет речь. На нашей улице было хорошо известно, что у нас всегда живут большие породистые собаки; большинство людей не заходили во двор, не посмотрев; многие даже после того, как хозяева подходили к воротам, спрашивали, на цепи ли собаки. Надо сказать, что собак часто спускали с цепи, чтобы они могли гулять во дворе; в то же время ворота обычно запирали на железный засов, чтобы никто не мог войти во двор, а собаки не могли выйти на улицу. В этот роковой день ворота по какой-то причине не были заперты, но от ворот до забора был протянут небольшой кусок проволоки, чтобы ворота не открылись. И вот эти двое приходят к нам домой, чтобы попросить какой-нибудь инструмент. Похоже, это носилки. Не знаю, о чем они думали, но, не дожидаясь хозяев, они отбрасывают проволоку и заходят во двор. А при въезде во двор приходится идти к углу дома, чтобы увидеть, что происходит на остальной территории, не иначе. Здесь, почуяв чужаков, появляются из-за угла и бросаются к воротам с лаем ротвейлер с немецкой овчаркой. Немедленно оценив ситуацию, смазка разворачивается на сто восемьдесят градусов. Нарушив все правила гравитации и взаимопомощи, развивая невиданную манеру, толстяк рушится вперед, выбегает из ворот, захлопывая их, и, опершись на ворота коленом, удерживает их. Тонкий движется к воротам, дергая за ручку, а не за фиговину! А оскаленные рты все ближе и ближе. Не будьте дураком, тонкий деревянный забор с двухметровыми прыжками в максимуме и безопасен. Собаки, поняв, что сочного бекона и сладкой косточки на обед сегодня не будет, громко вздохнули и отправились по своим собачьим делам. Так в нашем районе появились два новых рекорда — один по бегу, другой по прыжкам.

Все совпадения случайны, все случайности просветлены. Fluke

Для тетушки в «Пурпурных крысах

На днях, вечером, он провожал своего сына (он уже взрослый) до дома, когда они заметили неподалеку пешехода между детским садом и школьным стадионом, лежащего на спине с лишним весом.

Я наклонился — задыхаясь. Алкоголь, казалось, не пах. — Что у тебя есть? Вам нужна помощь?

Он слабо отвечает: — Да! Я ударил меня!

Затем он бормочет что-то с трепанацией черепа.

К этому времени я уже переписывался с 112.

Нас с сыном также напрягло то, что этот человек немного двигал руками, а его ноги были абсолютно неподвижны. Мы также попросили его пошевелить ногами — ничего!

Пока ждали скорую, он немного оживился, назвал имя — семью, возраст. Потом он еще больше развеселился, достал из кармана пачку сигарет — попросил прикурить. Но ноги оставались неподвижными.

Я подошел к углу детского сада, увидел вдалеке машину скорой помощи, сделал круговые движения фонариком, чтобы меня заметили.

Они ехали рядом с нами. Из машины скорой помощи вышли двое мужчин в медицинской форме. Склонился над партией.